А. П. Гайдар. Легенда о юном Кузьмаче.

Давненько это было... Еще до Всевеликой Революции. Жил на свете юный кузьмач. И все его реально доставало в том мире, где он жил. Захочется кузьмачу пива выпить - глядь, откуда ни возьмись - менты: пожалуйте, господин хороший, с нами в околоток. (Дорогие детишки, ежели кто из вас в непонятках, ну, али историю плохо учил - менты, или мусора, это такие злобные серые дядьки с дубинками и автоматами, которые служили москалям за то, что те позволяли им всех бить и обирать). Воскликнет он: тварь я дрожащая, али право имею?! - пойдет это право качать, а менты опять тут как тут: ничего ты, мол, господин хороший, не имеешь. Это тебя все имеют, так что сиди и не высовывайся, если по мурлу не хочешь. А тут еще, бывало, книжица попадется невзначай, и прочтет наш кузьмач в этой книжице, какие москали бляди, и какой они вокруг него плетут сионистский заговор. А паче того, какой вскоре, через все это возымеет место звездец. Что ящик этот психоделический кузьмач поглядит: врут. Что газетку почитает, в клозете сидючи - обратно врут. А кругом только эблища: довольные, сытые, тупые, как пробки, раздобревшие на народной кровушке... И все-то они, мать их, в политику хотят. И всех-то их в политику пропускают на халяву, демокрицы всякие. Кузьмача бы нашего кто попробовал пропустить... Известное дело: шиш навазелиненый, да половой акт per anus ногой, ежели еще по шее не надают... Думал кузьмач обо всем этом, думал, и такая его злость взяла, что хоть в петлю. Вот эдак, по-вашему, нисколечки больше не желаю! - решил он, да и пошел в Штаб Сичевого Куреня к пану Гетману сдаваться. Похвалил его пан Гетман за адекватность, расчувствовался, сто грамм предложил, да и говорит: Время, говорит, нынче лютое. Ценю, говорит, твою сознательность и готовность. Только и заданьице тебе от партии будет - ох, нелегкое! Сдюжишь?
- Сдюжу, говорит кузьмач. Давай, пан Гетман, свое задание.
- А задание будет такое: прикинуться москалем, проникнуть в логовище москальское, да и выведать все у клятых москалей про их сионистский заговор. Но учти: дело это опасное. Ежели менты тебя словят - еще полбеды: сволочь ментовская она на лавандосы оченно падкая, как иная девка на передок. От ментов завсегда откупиться возможно. Хоть с битой мордой, а все ж живой будешь. Но уж если на пидорасов нарвешься - крындец тебе полный. Тут можешь загодя себе апартамент на погосте присматривать: во первых, пидорас - зверюга лютый, и пощады ни к кому не ведает. А во вторых, не дай Господь, сам пидорасом станешь. Не убоишься?
- Не убоюсь, пан Гетман, - говорит кузьмач. Твердо так говорит, решительно.
- Ну, тогда с Богом. Все, что нужно, тебе нынче ночью пришлют.
Выходит кузьмач из Штаба. Руки трепыхаются, что сигарету закурить нету возможности, сердце колотится, от готовности принять лютую погибель за правое дело... Ну, и конечно, прямиком к своей кузьмачке.
- Так, мол, и так, радость моя, краса моя ненаглядная. Иду я по заданию Партии дело великое делать. Али вернусь, али нет, - про то не ведаю. Но уж выбирать мне нечего: aut Caesar, aut nihil! Ежели погибель приму лютую, а партзадания не сполню, коммунистом меня не считай, не лей по мне слез своих хрустальных, ибо пидорас я последний из последних тогда назовусь!
Зарыдала тут кузьмачка в голос. Обняла милова друга, щекой мокрой к его щеке прислонилася, а потом унялася маленько, да и говорит:
- Иди, мил друг, ежели и вправду такое задание. Ворочайся, али со щитом, али на щите. А я тебя ждать буду. Да, и ты меня не забывай у пидоров гнойных москальских. А я тебе всю свою девичью честь нынче ночью отдам, чтобы лучше помнилось.
И отдала.
Просыпается кузьмач поутру измочаленнный, слабый, счастливый, но решительный. Глядь, а возля кровати, на стульчике уже спинжак висит от Армани и штаны в полосочку, и галстучек психоделический. А в кармане спинжака - пропуск, на имя второго заместителя начальника главного пидора выписанный, и десять тыщ доллАров денег, ментов подкупать ежели что. Хорошо в штабе позаботились. Даже разные там колечки, сережки и прочие иные приблуды не позабыли, к примеру, микрофончик маненькой, специфический, чтобы, значит все, об чем москали промеж себя в логовище тереть будут, не только ему, но и всему Сичевому Куреню слыхать было. И черный бумер под окно пригнали для престижу, потому престиж, он для москалей наипервейшая в жисти вещь будет. Облачился кузьмач в москальскую поганую одежу, серьгу пидорскую в ухо вторнул, сел в энтот мобиль и поехал партзадание сполнять. А где-то оно, логовище главное, москальское? Известно дело, в самом кремле. Вот, в кремль и поехал. Прикатил аккурат к Спасской башне. Там, понятно, менты тусьма тусят. Только, пустое все это: и не таких видали! В штабе свое дело туго знают. Кузьмач ментам корочку в ряхи ихние сует, а менты ему под козырек: проезжай, дескать, ваше благородие, личность твоя удостоверенная. А кузьмач - рад-радешенек. Едет прямиком к логовищу. Там опять менты. Он им опять ксиву, а они осклабляются, падлы:
- Доброго здоровичка, Пидормот Мойшевич, говорят. Как жена? Как дети? Как нефтяной бизнес? А что, не сопроводить ли вас в ваш личный кабинетик?
- Атчиво же, - отвечает кузьмач по-москальски и радуется, что все так удачно сошло: сам-то он логовище не знает, забредет еще куда-нибудь не в ту степь, а там, ну-ка еще пидоры... Ну их, богу в рай! - Очинь дажи саправадити. Буду висьма вам признатильный. Взяли его менты под белы рученьки, да и повели. На второй этаж, да на третий, да по калидору в туманную даль... Приводят к двери. А на двери табличка нарисована: "Главный департамент по борьбе с экстремизмом противоправного злопыхательного кузьмачества. Начальник - Пидормот Мойшевич Франкенштейн". Смутился кузьмач, сердчишко екнуло, но виду не подал. Смело заходит в дверь, которую менты перед ним отворили. А там... Пидор на пидоре, пидором погоняет. И все-то злющие, страхолюдные, самые, что ни на есть гнойные. Кузьмач глаза от удивления выкатил, икнул нервно, да и подумал вслух:
- Батюшки святые угодники! Да в чем бишь это я облажался?!
- А ты, ваше благородие, сережечку не в то ухо вторнул, - говорит один мент, и ржет как жеребец на случке. - Не по-нашему, значит, не по-москальски!