Двощ, я знаю, что сейчас не время для такого треда, но я должен высказаться сейчас. Я проснулся и должен сказать. Мне снятся странные сны и на ум приходят странные мысли. Мне снятся болота, огромные древние болота, вечные, покрытые дымкой, ждущие. И там, в них, будто шевелятся некие машины. Какие-то шестеренки, ржавые, гигантские шестеренки, которые торчат огромными зубцами, словно верхушки айсбергов стоят над болотами. Они движутся, и я знаю, что под этими болотами существует нечто механически-живое, искусственное творение, которое никто никогда не создавал. И двигаются гнилые поршни, кипящая топь в тишине извергает торф и пар, над болотом стоят синие огни, и то, что не должно жить и никогда не было живым, чудовищная помесь металла и гниющих растений, живет там и ждет.
Я все утро просматриваю болота на Гугле. Я удивился, когда понял, что их так много в России. И они огромны, и большую их часть никто никогда не видел. Я сижу, и меня немного трясет от приснившегося кошмара и от того, что могут скрывать болота.
- Славик - донеслось из дверей комнаты. Славик напрягся. То, что ле маман зашла в его комнату, не означало ничего хорошего. Обычно это означало нудную получасовую нотацию на тему "Когда ты найдешь себе работу", "я не могу содержать тебя вечно"
- Чего, мам? - недовольно ответил сыч. - Я занят
- Я уезжаю сегодня вечером. На дачу.
- Хорошо. Купи когда будешь возвращаться поесть что нибудь.
- Я не буду возвращаться
Славик удивленно повернулся к матери. Та стояла в дверном проеме и внимательно на него смотрела.
- Что значит не будешь возвращаться? Мам, ты чего? Тебе на работу послезавтра.
- Я уволилась. Вчера отработала последний день.
Славик потрясенно молчал. Наконец он осознал последствия этого поступка и заорал
- Что значит уволилась, дура старая? Ты понимаешь что нам не будет хватать твоей пенсии?
- Конечно понимаю - спокойно ответила мать. - Поэтому я сдала свою комнату. Дяде Бафомету из Сракостана, может помнишь.
Славик прекрасно помнил. Дядя Бафомет приезжал лет пять назад. Вытащив из комнаты совсем юного сыча, он подверг суровой критики его внешний вид и образ жизни. Под хихиканье наподдавшей маменьки он сурово допрашивал Славика на предмет наличия девушки, успехов в учебе и планов на жизнь. Славик тогда почему то не стал рассказывать о передовой технологии РНН и робко соврал что будет программистом. "Что за программисты-шмограммисты, гемморой только зарабатывать! На завод надо идти, как папка твой, царствие ему небесное!" - сурово отвечал дядя. Словом, перспектива делить квартиру с этим человеком не пару дней, а минимум несколько лет повергала сыча в ужас.
- Мам... - Славик подбежал к матери и взял ее за руку - Мам, ты чего? Что значит уедешь? А жить я на что буду?
- Не знаю- мать спокойно забрала руку - Хочешь, иди в бухгалтерию завода, тетя Срака все еще согласна тебя устроить, телефон ее ты знаешь. Хочешь, иди в дворники. Хочешь в пятерочку иди воруй. Славик, ты пойми, я на пенсии два года. За эти два года в моей жизни изменилось только количество расходов. На одни салфетки по пятьсот рублей каждый месяц уходит, жрешь ты их чтоли, я не пойму. У меня дача до крыши заросла, сериалов не смотренных метровая стопка накопилась, про книжки я вообще не говорю. Хватит, я хочу пожить для себя. Пошла я паковать чемоданы, всего хорошего тебе, держись там. - Мать повернулась чтобы выйти из комнаты
-Стой! - Славик схватил ее за плечо - Стой! Какая дача? Какие сериалы? Ты, что, взбеленилась, что ли? Ты должна меня содержать! Должна! Выброси эту чушь из головы и иди работай!
Мать повернулась к нему. В глазах ее появились давно там не бывавшие задорные огоньки. Резко сдернув руку с плеча, она рявкнула "РНН БИЧ!!111" и выбежала из комнаты.
Славик остался один.
Раз такой тред, скиньте ориг пасты
Недавно совершенно случайно я выяснил, что сталкеры моментально сгорают от обычного нейтрала с оружием. Забавно. Даже блядь на баре куча опытных рвется, грозится разбить мне голову камнем, прострелить лицо, дать с приклада, хо-хо-хо. Но на деле они бы просто мимо прошли, а если вдруг решили бы напасть, то получили маслину в бочину. И не раз.
А еще эти уебаны не знают законы этой Зоны.
1) ряяяяя, подстрелишь кого — на арену
Шизы, я не сумасшедший, чтобы кого то стрелять. Буду применять ствол ТОЛЬКО если на меня нападут. Не словестно, а физически с угрозой для жизни по бандитам. Тогда лучше Долг, чем верная смерть.
2) ряяяяя, незаконное проникновение, бутылка
Омеганы, смотрите пикрил 2.
Мой проводник не официальный. Да, им можно подорвать жопу охуевшему начальнику блокпоста или вынести радиоактивные, слабо изученные и представляющие угрозу материалы, но это не ирогия
3) ряяяяя, достал артефакт и просто идешь с ним - очередь из пулемета
ноу коментс
А вчера я тренировал оборону, проверяя, как сталкеры реагируют на человека с аксу. До сих пор не могу уснуть.
Короче.
- Если взять автомат в две руки и идти его рассматривая, ну как будто ищещь царапины и сколы на нем, то людям похую. Просто ствол на плечо мужик и всё.
- Если идти с гранатой тупо в одной руке, то прохожие начинают прижиматься к укрытиям и тяжело дышать. Некоторым безразлично. Один бандит даже ко мне подошел мелочь стрельнуть, хо-хо-хо
- Самое забаное, если идти, остановиться увидив кого-то, достать нож и идти дальше. В 99% люди разворачиваются и сьебуют.
Мне очень нравится печальная паста про живущего с мамкой Славика, который в конце умирает от приступа, вроде бы на даче, и за ним умирает мамка.
ТЕБЕ 30, ЕЩЕ 10 ЛЕТ НАЗАД ПЕРЕБРАЛСЯ ИЗ СУХОДРИЩЕНСКА В ДС-2
@
ПРИЕЗЖАЕШЬ К БАТЕ ПОГОСТИТЬ
@
СТАРЫЙ БАТЯ ВСТРЕЧАЕТ У ПОДЪЕЗДА, ДОМА ВСЁ ТО ЖЕ САМОЕ ЧТО И 20 ЛЕТ НАЗАД, ТЕ ЖЕ САМЫЕ ЗАНАВЕСКИ, ТОТ ЖЕ САМЫЙ КАЛЕНДАРЬ ЗА 1999 ГОД С КОТЕЙКОЙ НА ДВЕРИ КУХНИ
@
НА КУХОННОМ СТОЛЕ ВЫСКОБЛЕННАЯ КЛЕЁНКА ЗА КОТОРОЙ ТЫ ХАВАЛ ЕЩЕ ПЕЗКОМ, ПРИБЕЖАВ С УЛИЦЫ ПОСЛЕ ФУТБОЛА, ИЛИ СЪЕВШИСЬ ОТ ЕРОХИНА С СОСЕДНЕГО ДВОРА
@
К ТВОЕМУ ПРИЕЗДУ БАТЯ КУПИЛ ЧЕКУШКУ И КОНДИТЕРСКИЕ РУЛЕТЫ ПО 25 РУБЛЕЙ, ПОМНЯ ЧТО ТЫ ИХ ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ
@
ТЫ ЛЮБИЛ ИХ ПОТОМУ ЧТО В ТЕ ВРЕМЕНА БОЛЬШЕ НИЧЕГО АДЕКВАТНОГО ЗА ТАКИЕ ДЕНЬГИ КУПИТЬ БЫЛО НЕЛЬЗЯ
@
РАССКАЗЫВАЕШЬ БАТЕ О ТОМ О СЁМ, СПРАШИВАЕШЬ О ТОМ О СЁМ, РАЗГОВОР ТОЛКОМ НЕ КЛЕИТСЯ, ВЫ НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ОБЩАЛИСЬ ПО-ДУШАМ
@
ПОПИВ ЧАЮ ИДЁШЬ В СВОЮ КОМНАТУ ПРОИГРЫВАТЬ СО СВОЕГО СТАРОГО КАНПЛЮКТЕРА, ТЕПЕРЬ БЕРЕЖНО НАКРЫТОГО ПРОСТЫНЁЙ ЦЕЛИКОМ СО СТОЛОМ, С ОБСТАНОВКИ СВОЕЙ КОМНАТЫ, ДАЖЕ НАХОДИШЬ ТОТ САМЫЙ ФАП-НОСОК ЗАНЫКАННЫЙ ПОД ЯЩИК СТОЛА, А БАТЯ МЕДЛЕННО ИДЕТ В ЗАЛ, БЕРЕТ ПУЛЬТ ОТ ДРЕВНЕГО ПУЗАТОГО ТЕЛЕВИЗОРА "САМСУНГ" КУПЛЕННОГО ЕЩЕ В 90-Е, НАДЕВАЕТ ОЧКИ, СМОТРИТ ТЕЛЕПРОГРАММУ, БЕРЕТ ПУЛЬТ В ОДНУ РУКУ А УКАЗАТЕЛЬНЫМ ПАЛЬЦЕМ ДРУГОЙ НАЖИМАЕТ НУЖНУЮ КНОПКУ.
@
СМОТРИТ ТЕЛЕВИЗОР ВЫСОКО ПОДНЯВ ПОДБОРОДОК ЧТОБЫ ЛУЧШЕ БЫЛО ВИДНО ЧЕРЕЗ ОЧКИ
@
ТЫ НЕЛОВКО ПРИСОЕДИНЯЕШЬСЯ К НЕМУ
@
КАНАЛЫ НА ТЕЛЕВИЗОРЕ НЕ НАСТРОЕНЫ, ВСЁ В ПОМЕХАХ, БАТЯ ГОВОРИТ "ДА Я НЕ ЗНАЮ КАК ТАМ ЧЕГО, МНЕ И ТАК НОРМ". БЕРЕШЬ ПУЛЬТ С ДАВНО СТЁРТЫМИ КНОПКАМИ, ИНТУИТИВНО НАХОДИШЬ НУЖНЫЕ МЕНЮ И НАСТРАИВАЕШЬ КАРТИНКУ НА КАНАЛАХ
@
ПО ЯЩИКУ ИДЕТ СТАРЫЙ СОВЕТСКИЙ ФИЛЬМ, КОМЕДИЯ ПРО ВОЙНУ, ТЫ НЕ ПОМНИШЬ ЕГО НАЗВАНИЯ, НО ТЫ ТОЧНО ЕГО СМОТРЕЛ КОГДА-ТО, В ТЕ ВРЕМЕНА КОГДА ПО ЯЩИКУ БЫЛО ВСЕГО 3 КАНАЛА.
@
БАТЯ ПРОИГРЫВАЕТ С КАКОЙ-НИБУДЬ СЦЕНЫ, И ТЫ ТОЖЕ СМЕЕШЬСЯ, НЕЛОВКО И КОСЯСЬ НА БАТЮ, НО БАТЯ НЕ ЗАМЕЧАЕТ ТОГО ЧТО ТЕБЕ НЕ СМЕШНО, В ЕГО ГЛАЗАХ ИСКОРКИ СЧАСТЬЯ
@
РАНО УТРОМ ТЕБЕ НА ПОЕЗД, БАТЯ ВСТАЁТ НА ДВА ЧАСА РАНЬШЕ И ГОТОВИТ ЯИШНЮ С САЛОМ. ЗА СТОЛОМ СУЁТ СВОЙ ДРЕВНИЙ МОБИЛЬНЫЙ, ПРОСИТ НАСТРОИТЬ ЧТОБЫ БУДИЛЬНИК ЗВОНИЛ НА ПОЛЧАСА РАНЬШЕ, И ПРОСИТ НАЙТИ В СПИСКЕ КОНТАКТОВ НОМЕР КАКОГО-ТО СВОЕГО ДРУГА
@
ВЫПИСЫВАЕТ НОМЕР НА БУМАЖКУ ЧТОБЫ ПОТОМ НАБРАТЬ
@
ПРОВОЖАЯ ТЕБЯ, СУЁТ В РУКУ МЯТУЮ ПЯТИТЫСЯЧНУЮ БУМАЖКУ, "КУПИШЬ ПОКУШАТЬ ЧТО-НИБУДЬ ВКУСНОЕ СЕБЕ". ДЛЯ НЕГО ДО СИХ ПОР МЕРИЛОМ ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ ЯВЛЯЕТСЯ ВОЗМОЖНОСТЬ КУПИТЬ ПОЕСТЬ ТО ЧТО ХОЧЕТСЯ
@
ТЫ КОЕ-КАК ОТКАЗЫВАЕШЬСЯ, УХОДИШЬ. БАТЯ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ СМОТРИТ ВСЛЕД А ПОТОМ ЗАХОДИТ В ПОДЪЕЗД.
@
ЧЕРЕЗ ПОЛТОРА ГОДА ПРИЕЗЖАЕШЬ СНОВА, ЧТОБЫ ЕГО ПОХОРОНИТЬ И ПРОДАТЬ КВАРТИРУ.
Чет знакомое. Вроде, читал что-то похожее
Скорее всего читал, это известная паста.
Пока писал, вспомнил ещё одну про анона и его отца, к которому тот в гости приехал. Тоже очень душевная, но у меня её конечно нет.
>>260747157
А вот и она кстати, спасибо.
по играм в мяч:
— Скажи "триста"!
— Триста, — со вздохом говорит тот.
— Отсоси у тракториста! — счастливо кричит малыш.
— Да знаю я, — устало отвечает старший.
— Трактористу нихуя, отсоси ты у меня! — продолжает крошечный мальчик, сидя на корточках. Читает с выражением, точно как
в школе учили или в детском саду, из-за чего происходящее похоже на неубедительный фильм о нравах улицы .
Вернувшись домой, я решила разыграть любимого мужа. Тот сидел на диване, углубившись в какую-то математическую статью.
Он не заметил моего возвращения.
— Миша, как ты считаешь, кто из математиков внес наибольший вклад в алгебраическую геометрию?
— А?, — Миша поднял на минутку глаза, возвращаясь в наш мир, — Наверное, Гротендик
— Suck the tractor's driver dick!
Я недавно вспоминал как читал пасты на сраму нет, на копипасте, до сих пор не понимаю нахуя. Просто оливье говна. Ни одного воспоминания не осталось, настолько они были посредственны. Кроме самых эпичных паст, но их и так все знают.
Есть вот такая собственного производства, но я не знаю годная ли.
Та похуй. Вспоминаем все
Сегодня на Моча Трейд поднял более 13 000$.
Я вот думаю, что лучше взять к великолепной немецкой пицце - доктор пеппер или айрн брю?
Наверно, все-таки, я возьму айрн, так как я сегодня видел нищука, который собирал последние гроши что бы купить пеппер.
Знайте ли, подобные картины напрочь отбивают желание пить подобную продукцию.
И куда же смотрит производитель...
Ох хо-хо-хо. Старый добрый матан
хуле +4 к мск
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
Тут мужик единоначалие блюдет. Сами мы што – маленькие. Нас суховей по полям понесет, мы и затеряться можем. Нас начальник корнями крепит к земле, как вековой дуб корневище! С начальником мы любые ветра вытерпим. А от того и сами его блюдем – со своей стороны, со стылой.
Если увидаем мы, как начальнику нехорошо, так последнюю рубаху долой с торса – «Носи, командир!» Нам, мужикам, и кусок в горло не лезет, коли начальство нужда грызет! А кто супротив нашего начальника лезет, кто смуту разводит в тазу – того мы вот так: за шеяку – и к колодцу! Потому что смута выгодна юрким, вертлявым, сладковатым и мятеньким. Тем, кто как гадюка в постель лезет нашу. Кто мокрицею в кашу норовит с потолка упасть. Чуждо нам это! Не те сказки нам мать баила в колыбели! Иные песни мы в армии запевали!
Давай, ребята, подходи подписывать график! Завтра в две смены работаем, кашу в перерыве обеспечим, бачки прямо к цеху подвезут.
Сыты будем, а остальное что нам, мужикам, – переживем, заработаем, в махорку ссыпем, да в перерыве закурим!
Хмурый день. Целый день идет дождь. Оставил свою букмекерскую контору на своего заместителя, молодой парнишка 25 лет, закончил Гарвард и отлично разбирается в финансах, но не так как я. Мне нравится в нем все. Аккуратная бородка Garibaldi, за которой он прилежно ухаживает. Я как-то стригся с ним в местном элитном салоне красоты. Он отдал 2400 $, чтобы ему ее подровняли. Впрочем, он может себе это позволить, ведь я хорошо ему плачу. Но сегодня не такой день. Сегодня день, когда я хочу побыть один, послушать Smooth jazz и насладиться творениями Джеффа Лорбера и Чака Лоеба. И все это под дорогой опиум, который я недавно заказал у местного ямайца бармена, когда был в том самом уютном элитном клубе с хорошей выпивкой и музыкой. Я знаю, что он обманул меня с ценой, но я не привык мелочиться. Это был дорогой опиум, чистейший. 32 000 $ за грамм. Такой пробовали только графы и элита всего земнго шара. И я увидел 1000 седобородых стариков, которые несли дары младенцу. Наверху пирамиды, в золотой колыбели. С золотым обручем на голове, который светил ярче Солцна. И прекрасные девы, наливающие молоко в хрустальные ванны, дабы окунуть туда младенца. И выходящий из молока юноша, но уже не младенец. Молочно-кофейного цвета кожа, обнаженный и смотрящий на меня холодными синими глазами, порецая меня за то, что я смею смотреть на него.
Гениально
Если вкратце, то так получилось, что я оказался на операционном столе с раздвинутыми враскорячку ногами и здоровым белым шаром от русского бильярда с номером 2 у себя в заднем проходе.
Что же бывает, когда возбуждение мутит рассудок?
Оказался я в этой щекотливой ситуации весьма тривиальным, но все же мало предсказуемым (нет, серьезно), образом.
Мне 19 лет, живу в мухосранске-едва миллионнике, живу с родителями. Девственник, хотя няшен и смазлив, тролль, лжец. С 14 лет я пристрастился к анальной мастурбации: сначала это были карандаши, пальцы, потом пошли более весомые игрушки.
Тот день я запомнил хорошо: семья с утра свалила на 2 недели отдыхать, я же начал готовиться к своему любимому делу: купил смазку и гандоны контекс, купил огурцы разных диаметров, сделал клизму. Снял зеркало из ванной, прислонил его к стене, а сам улегся на спину так, чтобы можно было в отражении наблюдать процесс.
Сначала все шло просто идеально: после клизмы все было чисто, смазка позволила очень быстро перейти от одного пальца к четырем, а после уже и засунуть в себя самый здоровый огурец, обтянутый в гондон (чистота и все дела), который по своим габаритам напоминал поллитровую бутылку. Был дикий стояк, я уже вовсю трахал себя этим огромным (около 25см в длину, 6см в диаметре) натуральным дилдо, кайфуя от каждой фрикции, но тут мне вспомнилась моя старая мечта: заняться фистингом.
Все предыдущие попытки засунуть в себя руку были неудачны, но тогда дело было в смазке, как думал я, теперь же она была идеальна.
Сходу засунуть пятерню не получилось и в этот раз, поэтому я решил разработать свое отверстие еще сильнее, но чем? Увы, но обойдя квартиру, я не нашел ничего толще моего огурца, и уже на обратном пути я увидел на своей полке бильярдный шар.
Большой белый монолитный, гладкий и тяжелый, чуть больше в диаметре, чем огурец, она мне представился идеальным кандидатом на роль расширителя ануса.
Мысль о том, что что-то можно потерять внутри всегда приходила мне в голову, но раньше все обходилось, да и я страховался, надевая гондон на предмет, поэтому в этот раз я тоже решил, что все будет ок. Поместив шар в гондон, я начал пихать его в себя. На удивление, все шло очень туго, хотя вроде бы он был лишь чуть-чуть больше. Пропыхтев минут 5, я измотался, и взбесился: я решил, что засуну его во что бы то ни стало. И я сделал это: надавив двумя руками, я со слезами на глазах всунул его внутрь. Осознание пиздеца, что характерно, пришло тут же: если я его смог запихнуть только 2мя руками, то я же вряд ли смогу его просто "высрать" обратно.
Я потужился, шар показался в анусе, но едва ли выходил и на треть, после еще пары попыток я увидел то, что меня ужаснуло: весь мешок с подарками был в сочной крови, которая не спеша сочилась откуда-то изнутри, но кроме этого еще рядом, на сфинктере, вздулся огромный венозный узел, как у больных геморроем. У меня началась паника, я пытался его вытащить руками, над унитазом, потянув за гондон, который должен был быть предохранителем - тупо порвал его в итоге, но все было тщетно.
Вспомнив множество историй про мудаков, умерших от разрыва прямой кишки, я решился звонить в скорую. На том конце провода ответили, я судорожно назвал адрес и сказал, что у меня кровотечение. Диспетчер спросила: какое? Сказал, что из кишки, она попросила описать подробнее, ок, сказал, что у меня внутри шар. Спросила, не дойду ли я до больницы сам, сказал, что нет, что уже все в крови, ок, вызвала машину.
Газелька приехала быстро: врач была одна и это была няшная брюнеточка. Переборов себя, сказал ей, в чем дело. Всегда думал, что такие, как я, встречаются нередко, но она смотрела на меня как на полного мудака с квадратными глазами, а после в сторону сказала "ебанутые", что, неудивительно.
Приехали в отделение, сказала подождать в коридоре. Пока сидел, слышал, как ржет надо мной весь врачебный коллектив, строя дополнительные версии, как шар попал в мою "лузу". Ждал я минут 40, истекая кровью. Не могу сказать, что врачи ничего не делали - пациентов было много, но и не торопились. Наконец я не выдержал и сказал, что у меня в глазах мутнеет, они с улыбкой ответили, что сейчас подойдет хирург и все сделает.
Анон, если тебе когда-нибудь будет казаться, что ты нелепо выглядишь на улице, что на тебя косо смотрят, то вспомни мою стори и расслабься, ибо все это хуйня по сравнению с тем, как на тебя смотрят люди, когда узнают, что ты, будучи парнем, засунул себе в мешок с подарками бильярдный шар.
Хирург действительно вскоре подошел и с улыбкой пригласил на рентген, после чего предложил прилечь на бок, а сам, натянув перчатки и смазав их в вазелине, попытался достать шар. Ха, наивный. А вообще, это было ужасно: у меня создалось впечатление, что большую часть травм я получил именно в этот момент, ибо после этого кровотечение усилилось в разы и все уже буквально начало литься из ануса.
Быстро сделав анализы, мне сказали, что меня кладут на операцию, дали расписаться, после чего вкололи пачку уколов, капельниц и я отрубился.
Проснулся я ночью, когда ушел наркоз. Анус дико ныл и я обнаружил, что у меня оттуда торчит ватный тампон, посреди которого стоит трубка, из которой периодически мой кишечник выплевывает брызги крови. Затем я снова отрубился.
Проснулся вновь утром в палате. Прифигев от того, что трубка по прежнему выделяет кровь, которая уже заляпала пол одеяла, я начал кричать врача. Пришла медсестра, сказала, чтобы я не орал, и все это норм. Я не поверил шлюхе, т.к. крови было реально много, потребовал позвать врача, он пришел, сказал, что у мены был разрыв кишки и сфинктера, что их зашили, и что все ок, надо лежать.
Следующие 3 дня я провел лежа, питаясь только жидким, постоянно ловя ухмылки медсестер, делающих больные уколы, потом начал вставать. Естественно, все болело и кровоточило. Потом трубку и тампон вытащили из ануса - это было крайне больно, как будто бы по кишке и анусу провели крупной шкуркой, но самое мерзкое было еще через 3 дня, когда я впервые пошел на унитаз: я срал кровью и дерьмом, дерьмо попадало в раны и раздражало их, это было дико, очень дико больно. Кроме того, невозможно было нормально подтереться, ибо каждое прикосновение к заду отдавалось во всем теле, а на бумаге была смесь кроя, гноя и дерьма.
Так я лежал 10 дней, гадя кровью и дерьмом, под ухмылками и косыми взглядами. Это были самые ужасные дни в моей жизни, анон. И, даже сейчас, выйдя, я все равно не могу посрать нормально, не раскроив сфинктер и чуть не крича от боли. Мне приходится носить прокладки из марли с мазью, которые постоянно жгут, но без которых начнется нагноение. Сфинктер стал несимметричен и теперь одна его часть постоянно слишком зажата - и я не могу нормально посрать, т.к. дырка узкая, а другая, наоборот, не до конца закрывается, поэтому я регулярно нахожу у себя на трусах и этих прокладках большие следы говнеца.
Завтра приезжают родители с сестрой, естественно, я не хочу им ничего говорить, но город небольшой, многие друг друга знают, так что я уже привык к мысли, что мне придется им все сказать и терпеть и их уничижительные взгляды.
Сейчас я лишь надеюсь, что со временем мой мешок с подарками вновь срастется, как раньше и я смогу жить полноценно.
Хахахах, ещё в пиздючестве видел эту пасту у Сыендука в видосе про Фиксиков.
Если бы обоссали.
С детства, увидев в каком-то фильме это местечко, я мечтал попробовать эти деликатесы. Я долго готовился к этому шагу. С 20 лет я твёрдо решил – я попробую их фирменную курицу . Но меня предупреждали, а я не воспринимал истории всерьёз... На всякий случай окончил школу ораторского мастерства и походил три года в секцию восточных единоборств. Тысячи часов я провёл в «ГТА Сан-Андреас» в тех самых закусочных, представляя, что я нахожусь там на самом деле. Вот в феврале мне исполнилось 28. Я проснулся и понял: "Да. Сегодня я готов". С утра я рассказал родителям, что иду в КФС. Естественно истерика, скандал, эти крики: "Ты видел что стало с Федькой тёти Любы? Тоже в КФС ходил" - я не стал ничего слушать, погладил пиджак, брюки, оделся и вышел из дома. Добрался до местного Торгового центра. Поднялся на лифте. И вижу ЕГО. Полковник Санденс сверлил меня своими глазами. Сквозь очки, в чёрной оправе, виделся немой вопрос: "Готов ли, а?". Я сглотнул и с уверенность сказал: "Я смогу". После небольших размышлений в духе: «А принято ли тут разуваться на входе?» я захожу в небольшое помещение. Красные стены напоминали воды реки Дон окрашенные кровью монгольских войск и наших братьев после Куликовской битвы. Я посмотрел на экран. Господи, как это было прекрасно. Курочка, баскеты, стрипсы - ооо. Я встал за какой-то девушкой в светлой курточке, прекрасными тёмными волосами и серёжками в виде совы. Она оценивающе посмотрела на меня и улыбнулась. Я подумал, что действительно, не всё так страшно, как мне рассказывали. Очередь продвигалась, из колонок играла приятная музыка. Я смотрел на экран и подбирал слова. Точнее не подбирал, а репетировал. Я ещё дома подготовил речь своего заказа. Ещё пять лет назад. Он отлетал от моих зубов. Но тут я понял, что совершил ошибку. Я с точностью мог воспроизвести свой вожделенный заказ, но я не знал как расставлять ударения! Меня пробил пот. Колени затряслись. Как же правильно сказать? БАскеты, баскЕты или баскетЫ? Что? Почему я не продумал это заранее. У меня заслезились глаза. Я стал вытирать их руковом своей куртки. Было ужасно жарко. Девушка стоящая спереди спросила: "С вами всё в порядке?". "Д-да-даа... Да... Извините" промямлил я. Она снова улыбнулась и начала что-то делать в своём телефоне. Один человек. Один человек остался в очереди. А потом я... Что же со мной будет? Я боюсь оборачиваться. Не знаю сколько за мной ещё людей. Блять. Я пытался унять свою дрожь, щипал себя – бесполезно. Всё. Девушке впереди меня сказали: «Вот ваша кола, бургер с курицей. Картошечка будет чуть позже, подождите пожалуйста… Я вас слушаю». Приветливая кассирша с улыбкой посмотрела на меня и поставила новый поднос – специально для моего заказа. Я впал в ступор. Я простоял секунд десять без всяких слов. «Я васс слушаааюююю», - пропела кассирша. Я пришёл в себя. Говорю : «Добр… Добрый день. Мне колу, пожалуйста, меленькую(как я додумался хорошо, об этом нюансе), бургер с курицей и картошку… фри». Девушка ожидающая передо мной посмотрела на меня и улыбнулась. Кассир пробил что-то на своём странном аппарате и спросила: «Ещё что-нибудь?». Уверенность и адреналин сделали своё дело. «И стрипсЫ!». Повисло гробовое молчание. Фоновая музыка перестала играть – колонки выключились. «Что, что, вы сказали?», - с недоумением посмотрел на меня кассир. Девушка повернулась на меня с удивлением. «Стри-п-сЫ» - повторил я дрожащим голосом. Кассирша улыбнулась и сказала: «Нет, нет, произошла ошибочка. Вы меня не поняли. Что ты, жалкий, ебучий слизняк, сейчас сказал? ГРОМКО ПОВТОРИ». Девушка передо мной залилась хохотом. Кассирша сказала: «Понятно» и нажала кнопку под прилавком. Дверь в помещение закрылось большим металлическим листом, окна перекрыли жалюзи. Кто-то заломил мне руки и ударил лицом об кассовый аппарат. «Я сейчас усссусь», сказала брюнетка.
Меня отволокли на кухню. Приковали к огромной курице. Все кто находился в зале надели куриные маски. Кассир была в маске петуха. «Сейчас придёт администратор», пояснили мне. «АДМИНИСТРАТОР» хором повторили посетители, словно служители тайного культа. В комнату зашёл человек. Он был в маске Полковника. Того самого с эмблемы заведения. Он мне долго рассказывал историю происхождения КФС, что такое РОСТИКС, рассказал биографию Санденса, нюансы приготовления их фирменной курицы, показал мюзикл «Атака куриных зомби», привёл пару афро-россиян, которые, Боже, насиловали меня своими огромными членами под гимн КФС, пока мне показывали диаграммы о квартальной прибыли и конкурентной среде между «МакДоналдсом», «Королём Бургеров» и святым КФС. Мне рассказывали насколько ужасны и мерзки культы Шута и Короля. Что они делают благое дело и у меня очень важная роль. Прошло пять часов. Мне больно это говорить и вспоминать. Но потом мне задали вопрос: «Что ты, уёбищное создание, знаешь о секрете 11 фирменных трав Полковника?» . Я просто мотнул головой. «Так вот, - продолжил Администатор, - ты сейчас узнаешь в чём секрет». Мне принесли таз полный куриной кожуры. Велели: «Ешь» я повиновался. Дальше было ещё 10 тазиков полных куриных клювов, перьев, петушиных голов, куриных ног… я всё съел. Меня спросил Полковник: «СтрипсЫ хотел?». Я качнул головой. И тут мне сказали: «ОНИ И ЕСТЬ ТЫ». Я всегда думал, что когда персонажи мультфильмов съедают острую курицу, то они потом гротескно, гиперболизировано мучаются на туалете и пускают огонь из анала. Я почуял ужасную боль внутри. «Что вы со мной сделали?», - прокричал я. Все молились Полковнику и святой Курице. Из моего анала вырвалось адское пламя. Сектанты подносили к моей заднице куриц и зажаривали их. Через три часа я родил куриного Бога, как мне сказал Полковник. Из меня вышло яйцо размером со страусиное. Из него вылез ужасный мутант получеловек-полукурица. Это существо подошло к кассирше, спустила с неё и джинсы и приступила к соитию с мерзким, сатанинским глоготанием. Когда оно кончило, в эту девушку, на которой до сих пор была маска курицы, оно издало крик «ПОК-ПОК-КУУДДА». Крик хтонический -абсолютно чуждый человеческому уху и сознанию. После полового акта этого монстра поцеловал каждый посетитель заведения. Администратор принёс ритуальный топор с древними рунами: «Этот топор принадлежал вождю племени Огненных Петухов из резервации в Кентукки… пока мы с ними не разделались», - с улыбкой пояснил он. Инфернальное создание встало на колени. Чудовищу вырвавшемуся из моего чрева отрубили голову и отправили во фритюр. Я лежал с набитым животом, лицом в сперме, порванным и опалённым аналом. Но на меня уже никто не обращал внимание. Двери кафе открылись. Стали заходить новые люди. Школьники, хипстеры и случайные посетители. А я лежал в углу среди столиков и диванчиков. Никто не обращал на меня внимание. Лишь один раз ко мне подошёл уборщик и сказал: «Можешь идти , петушок». Я подобрал свою выпавшую прямую кишку и неуверенной походкой пошагал к выходу. Мне уже было всё равно. Только я стал подходить к выходу, как «приветливая» кассирша крикнула: «Заходите к нам ещё!», - поглаживая свой животик. Теперь вы предупреждены. Я вас прошу сделать МАКСИМАЛЬНЫЙ репост, пожалуйста. Люди должны знать правду. Культ Курицы существует, я это знаю. Шут, Король, Принцесса – тоже не дремлют. Кто знает сколько их ещё? Мы должны остановить их. Но самое главное, Ей Богу, Аноны, когда я уходил мне показалось, что Полковник с логотипа мне подмигнул…
Сколько раз видел переделки, но не видел ориг. Реквестирую, будьте любезны
Она пошла в душ и сказала, что эта ночь будет особенной. Я еще не знал насколько она будет особенной. Она вышла из ванной в домашнем халатике на голое тело и тут же принялась меня целовать и повалила на диван. Я прихуел от скорости развития событий но не возражал. Она раздела меня, порадовала отличным минетом и предложила добавить легкий БДСМ, я согласился и это было самой большой моей ошибкой. Она достала из под кровати какие-то ремни. Я встал а она встала сзади и начала терется о спину грудью и надрачивать хуец, потом покусывая за спину связала руки за спиной при помощи кожаных наручников с цепочкой. На ноги она тоже надела что-то вроде колец но между собой они не были скреплены. В рот она вставила кляп а потом нацепила мне на шею ошейник своей собаки и поводок. Привязав поводок к спинке кровати а ноги к другой спинке она вышла.
Её не было довольно долго и я начал уже замерзать, а хуец опадать, но все же она вернулась уже одетая в высокие сапоги и кожаный корсет, с собой она привела собаку – размером чуть поменьше овчарки породу не знаю. Я забеспокоился высрал пару кирпичей но ей было похуй просунув мне под живот несколько подушек она начала смазывать мой мешок с подарками чем-то холодным и липким. Я замычал и начал дергаться, но моя шея была крепко привязана поводком. Некоторое время ничего не происходила, были какие-то непонятные звуки у меня за спиной а потом мою задницу начало раздирать что-то огромное. Я замычал сквозь кляп а из глаз брызнули слезы. Я по настоящему плакал двощ, как ребенок, в голове была пустота и ужас от того что происходит. Было очень больно, и я постоянно думал что сейчас что-то там порвется и будет заражение. В это время она зашла спереди взяла меня за волосы, задрала мою голову и посмотрела в глаза. Похоже она упивалась моими слезами. Она молчала, смотрела на меня, а её рука с бешенной скоростью порхала над её киской.
Она увела собаку, потом подошла ко мне сзади, я напрягся ожидая очередного пиздеца но почувствовал только прикосновение чего-то мягкого и теплого к моему анусу. Когда я понял, что это её язык меня как будто ударило током. Эмоциональные переживания сделали меня как будто в десять раз чувствительнее. Похоже эта больная тварь слизывала собачью сперму. Она развязала ноги, оставив ошейник, перевернула меня на спину и начала массировать мой член. Краем сознания я отметил что он встал. Она тут же уселась на него сверху и начала прыгать как заведенная. У меня в голове все перемешалось хотелось скинуть её, вырваться и придушить, и не хотелось останавливаться. Потом у меня в глазах потемнело и я кончил так, как никогда в жизни не кончал. Она счастливо улыбнулась, молча меня развязала и вышла. Я сидел на диване и не знал что делать. Бежать в милицию? Ну уж нет. Убить её нахер? Только куда девать труп, да и кто-то миг заметить что с корпоратива мы вместе ушли. Меня била дрожь. Моя жизнь поменялась за полчаса просто.
Решение приняла она сама за меня. Она опять вошла в комнату, на этот раз без этой садо-мазо одежды, но с плеткой в руке. Она протянула мне плетку и сказала «я сделала из тебя грязную опущенную сучку, и если ты мужик то ты должен отомстить мне». Она протянула плетку и молча встала передо мной. Я долго тормозил а она начала говорить про меня всякую хуйню называть тряпкой и сучкой. Я закипел и взорвался – уебал ей по лицу. Из-за этой ненормальной бляди меня трахнула в задницу собака. Я в самых кошмарных кошмарах не мог себе такое представить. Она закрыла лицо руками и заплакала, а я двинул ей поддых так что она тут же сложилась и начала задыхаться. Я схватил её за волосы и бросил животом на кровать, потом взял плетку и со всей дури начал хлестать её по спине и заднице. На них оставались красные длинные полосы. Ручка плетки была сделана в виде огромного члена и я знал что нужно делать, поплевав на ручку я вогнал её в задницу этой шлюхи по самый кончик, она взвыла и начала вырываться а я несколько раз уебал ей по голове продолжая раздирать задницу. Она стонала, плакала, бормотала какую-то хуйню «не надо папа». Я всего происходящего мой член опять встал. Я вынул ручку плетки, повернул её на бок и задрав одну из её ног и засунул член в задницу.
давай разберем по частям, тобою написанное )) Складывается впечатление что ты реально контуженный , обиженный жизнью имбицил )) Могу тебе и в глаза сказать, готов приехать послушать?) Вся та хуйня тобою написанное это простое пиздабольство , рембо ты комнатный)) от того что ты много написал, жизнь твоя лучше не станет)) пиздеть не мешки ворочить, много вас таких по весне оттаяло )) Про таких как ты говорят: Мама не хотела, папа не старался) Вникай в моё послание тебе< постарайся проанализировать и сделать выводы для себя)
Доброго времени суток, друг! Это модератор сайта PornHub.
Напоминаем, что вы не заходили на сайт вот уже 3 дня, мы просто решили убедиться, что с самым большим донатером нашего сайта всё в порядке. С момента вашего последнего визита мы обновили раздел Гей-Порно с кучей видео, которые обязательно вам понравятся. Увидимся!
Ты опять выходишь на связь, мудило? Сколько раз тебе, блядь, ну сколько раз тебе говорить, долбоебина ты великовозрастная, блядь, ну что тебе, снять кеды, по ебальнику дать? Я с великим удовольствием, я тебе сказал, это сделаю. Hу неужели ты не понимаешь, что ты, сука, кругом под колпаком и ты еще вылазишь, а? Сучонок ебучий!
Ты положил подарок полные штаны, сучонок, положил подарок вместе со своими, блядь, анонимусами, а теперь ты думаешь там отмыться, но этого не получится, дурень ты чертов, ты, блядь, говноед ты ебучий, подавись ты, сучонок, говном, подлюка, чтоб ты изошел весь, сука, и ссал кровью, падлюка ебучая. Хуй тебе, сука!
Твой наисмачнейший обсёр уже заскринен и сохранен у меня на SSD, HDD, флешке, облаке и этот тред сохранен в архиваче. Отныне у тебя кличка будет "дырявый проткнутныш" и я с моими друзьями будем ссать на тебя каждый день в каждом треде, каждый раз сдетектировав твое обосранное, завистливое ебало проткнутного нищеброда из мухосранска. Обтекай, обоссанный и униженный чмошник, ты дырявый проткнутныш который сейчас будет еще и завидовать моему телу.
Сколько бы не придумал про меня говна, охлаждающего твою сраку, ты всё так же останешься девственномежкой, которая сохнет по рыбной селёдки и мясной дырке, постоянно ноет в треде и пытается меня дискредитировать и испортить мою репутацию, а по ночам ты засосываешь банан себе в задницу и представляешь что ты няшный трапик. Ты просто конченное омежное, ущербное уёбище и ты им всегда останешься. Жалко твоих родителей, они так хотели сына, а высралось вот такое вот дегенеративное гнойное дефектное шизоуёбище.
Проигрываю с буйного дауна. Я Альфач и всю свою жизнь в подобных тредах сижу, обосранец. Хватит уже срать себе в штаны, опущенец ньюфажный. Тебя уже всем тредом обоссали, ушибленный, съеби обратно во вконтактик и не завидуй успешным людям, раковый даун.
Третьего дня, нами с комрадами было принято решение - снять дом, пожарить мяса, культурно выпить, затопить баню и пригласить девочек. И все с самого начала пошло не так, классика.
Во первых, это был далеко не коттедж. Приехав на участок я ожидал увидеть все что угодно, но не покосившуюся старую халупу черного цвета с толчком на улице. А еще запах. На участке явственно пахло говном. Как потом оказалось, за участком прорвало канализационную трубу. Поломку устранили, но дерьмо никто убирать не стал, и теперь оно лежало там буквально повсюду, и уже не первый день прело на солнце, распространяя свой зловонный аромат на всю округу. Размышляя над тем, как я буду убивать кретина, арендовавшего за 17к такое охуительное место, я таки зашел в дом.
В доме явственно пахло говном. Я даже остановился, ибо словил дежавю. Как потом выяснилось, окна в халупе на момент нашего прибытия не закрывались в течение двух дней. А трубу прорвало дня три как. Выходит, в течение двух дней ветхий домишко пропитывался прелым и терпким ароматом говна. Вонь стояла такая, что обоина от стены отклеилась. Я тихонько прошептал "ух бля", и поспешил найти менее загазованое место. Знаете, я не знаю чем думали хозяева, когда оставляли окна на распашку, но если они таким образом дали бой алкоголизму среди молодежи, то они победили.
Пить не хотелось совершенно, о бане не хотелось даже думать, а любое мясо воспринималось как мясо из уток. Из больничных уток. К слову, на момент моего прибытия, на месте было уже четыре человека, но ни один из них не додумался прикрыть окна, из которых настойчиво тянуло говном. В такие моменты ты начинаешь понимать, какие же твои друзья кретины. Недолго думая я подсел к Анне, рыжеволосой тянке, которая брезгливо распрыскивала вокруг себя духи. От количества химии, которое я вдохнул в себя, моментально заслезились глаза, зачесался лобок и сжалось левое яйцо. Но это все равно было лучше, чем то, что творилось вне радиуса действия духов.
Через три минуты я услышал со стороны двери "ЁБАНЫЙ РОТ ЭТОГО КОТЕДЖА БЛЯДЬ, КТО ЕГО СНЯЛ, ЁБАНЫЙ КОЗЕЛ, АЙ ФАК ЮР БУЛЩИТ". Это подтягивались последние ребята. Можно было начинать.
Процесс пития был не столь интересен, нежели то, что было после. Употребив алкоголь, и подумывая о мясе, жрать которое на трезвую голову я отказался наотрез, а теперь заглядывался на него, я посмотрел на другое мясо. Опа, Анна. Анна была пьяна и ничего толком не соображала. Ее голова безвольно лежала на моем плече, юбка неприлично задралась, а рука с уже пустым флаконом машинально нашимала на пшик.
Картинка сложилась сама собой. Все остальные девчонки уже разъехались, ребята ушли в баню, предварительно обмотав лица футболками и рубашками на манер шахидов. "Выебу" - подумал я. Но для начала нужно добраться до туалета, ибо все выпитое уже просится наружу.
Как только я выскочил на улицу, резкий запах говна тут же ударил по моим носовым пазухам. Я прямо почувствовал, как в мой сожженный духами нос проникает нечто враждебное. Тихонько выругавшись и стараясь не дышать я таки добежал до толчка. Как только я открыл дверь сельской комнаты пыток, я выругался в полный голос и чуть не упал в обморок - запах из недр был такой мощный, что мой неподготовленный организм оказался к такому просто не готов.
Отчаянно не хотелось туда заходить, но ебаться хотелось сильнее, и по этому я пошел. ( Я только через два дня понял, что можно было поссать за домом). Задержав дыхание и вытащив пиструн я дал струе волю. Секунда, три, восемь. Да сука, чего так долго??? И вот тут я сделал две фатальные ошибки. Во первых я посмотрел на стену справа от себя. Посмотрел и охуел. На стене, аки человек паук расположилась здоровенная крыса. Толстая, грязная, неебических габаритов и с неебическим хвостом тварь недобро смотрела на меня. Прямо со стены. Я потом погуглил, и реально, крысы с помощью своих когтей не то что на деревянные, на кирпичные стены могут залезать. И тут я совершил еще одну ошибку - вдохнул полной грудью.
То что я испытал тогда, этого просто не передать словами. Я начал кашлять и дергаться как эпилептик на концерте Скрилекса. Крыса судя по всему Скрилекса не любила и тут же спикировала на меня, но годы анонизма не прошли даром и я молниеносно перехватил склизкое тело, метнув его прямо в парашу. Злобно вереща крыса улетела в очко, напоследок приласкав мою щеку своим хвостом. Я, простояв две секунды в полном ахуе, не заправляя пиструн, с истошным криком вылетел из толчка, предварительно пизданувшись на выходе головой о низкий косяк. Забежав в дом я твердо решил дать съебача, но мой взор упал на Анну, которая еле живая валялась на кровати и так широко расставила ноги, что я смог разглядеть цвет ее трусов. Их не было. Шишка моментально вскочила, пульс участился, давать съебача я передумал. Стараясь не опрокинуть своим стояком бутылки со стола, я перехватил тело поудобнее и понес в соседнюю комнату. Не буду же я ее за столом ебать, правильно? Это только у дикарей во время еды праздник елды, а мы люди культурные, и ничто человеческое нам не чуждо.
Ровно через пять с половиной минут я сидел довольный как лев и ел мясо. История с крысой уже начала забываться, но тут мне приспичило посрать. И я совершил еще одну фатальную ошибку. Я направился к злоебучему толчку. Помня амбре, которое стояло в толчке, я замотал свое лицо футболкой и зашел в гальюн. План был прост - снять штаны, сделать дело, подтереть задницу, убить на это не более трех минут и все это не садясь жопой на засранное очко. Я приступил к первой фазе, и вспомнил Анну - посох опять начал подниматься. "Второй раунд" - радостно подумал я.
Потеряв всякую бдительность я очень опасно опустился над очком. Вроде бы пошло, так.... И ТУТ РЕЗКАЯ ВСПЫШКА БОЛИ!!! Крыса оказавшись в очке нихрена не погибла. Не знаю, что там случилось, но она стала злее и больше. Больше за счет говна, которое к ней прилипло, но меня это мало волновало. Гораздо больше волновало то, что в мой полувставший посох вцепилась крыса, которая была похожа на говнодемона. С истошным воплем я вылетел из сельского толчка, размахивая крысой на своем конце и разбрызгивая едкое дерьмо всюду вокруг себя. Крыса не оставалась в стороне, еще сильнее впиваясь в мой посох и царапая мои яйца своими когтями.
Истошно крича я вбежал в баню к пацанам. Ребята все поняли за секунду и принялись лупить крысу ковшиками, попадая ТОЛЬКО по моему члену. Крыса продолжала крутиться на моем хуе, забрызгивая ребят говном, и тогда в ход пошел ковшик с кипятком. Повысив силу своего крика до такого уровня, что в бане повылетали все стекла, я вставил свой член в дверной проем и со слезами на глазах начал лупить гребанную крысу дверью. После третьего удара я попал по многострадальному члену и охуев от такого расклада окончательно хлопнулся в обморок.
Очнулся уже в скорой, весь в говне, с повязкой на причинном месте и с орущими в голос врачами. И я знаете что подумал? Перед тем, как на меня прыгнула крыса, я на нее таки положил подарок. И так тепло и приятно стало на душе, так легко. Все из за наркоза наверное. После этого отключился, проснулся только через пару дней. На член страшно смотреть, весь синий, уздечка порвана, на яйцах борозды до мяса, и постоянно капает с конца. Ну Анна, ну ёб твою мать!!!!
1) посрать и помыться тут
2) отпроситься домой
3) перетерпеть
Вариант 3 сразу отбрасываем, не стоит недооценивать ситуацию.
Вариант 2 не плох но стоит учесть как далеко придется идти и как долго бороться с жопой.
Вариант 1 самый лучший я его и выбрал, но тут же стоит вопрос 3 "как все это сделать чтоб по минимому опозориться? Все просто спускайтесь на этаж к первоклассникам, у них все сральни с дверцей и старшеклассников там нет а дети все равно слишком глупые. И вот я стою в детском туалете, следующим шагом я решил оценить ущерб (если вы хотите срать то стоит сначала посрать потом проводите анализ если доебутся дети сразу шлите их нахуй), оценка была 8/10, трусы были все в говномазуте а булки и подавно, но на такой случай у меня есть "нэг" и вам советую его завести, это "набор экстренного говна " в него входит:
1)пакетик
2)запасные трусы
3)влажные салфетки
4) несколько заранее нарваных кусочек туалетки
Если вам лень все таскать обойтись можно 1 и 3 вариантом.
В тот день у меня как рас был не полный набор только 1 и 3, но даже так я не на секунду не отчаивался, я был готов идти до конца, сняв трусы я засунул их в пакет выдавил весь воздух сделав подобие вакуума и спрятал в рюкзак, жопу я вытер салфеткой и прошёлся на сухую бумагой из туалета, не забудьте сделать из бумаги что то в стиле прокладки ведь враг всегда может наступить снова! В тот день я избежал всех проблем на пути и это был бы конец истории если бы не одно но! Спустя месяц я сидел у друга Стёпы на хате и мы смотрели хентай "аки и сора вместе навечно" как вдруг он сказал: "в пизду аниме оно для геев го лучше в hired ops поиграем?" Тогда меня триггернуло конкретно, как можно так поступать? Я не выдержал гнева, как игра может быть лучше хентая? Только если это не хентай игра. Я не знал что делать как его заставить передумать? Я решил найти что то в роде оружия так как он был сильней меня, тогда я вспомнил! Пакет! Я же его так и не достал! Открыв его и достав уже зеленоватые трусы с которых сыпалась коричневая перхоть я поднес их к его лицу и пригрозил расправой ! Он упал на пол стал плакать и садить чтоб я ушел но я настаивал, он согласился, но мне было мало я чувствовал власть! Я решил что теперь то я наиграюсь с ним вдоволь и тут я понял, настоящий воин не поднимет руку на своего товарища, у меня есть честь! Я убрал трусы в пакет и сказал:"три катки и снова аниме ладно?" ..............вот вообщем то и конец, как вам история? По-моему получилось поучительно! У меня ещё много что есть рассказать, но я решил начать с малого, спасибо за внимание искренне ваш каловый негодяй
На лурке ищи Мытищи или 359
Подходя к типовой хрущевой застройке Настя указала на один из 4х домов со словами, что она там живет. Подойдя к подъезду, она открыла дверь, и мы поднялись на 4 этаж. Подходя к двери квартиры, я сказал, что подожду в падике, после чего оказался в одиночестве на лестничной клетке. Прождав некоторое время, я услышал голос:" Заходи пока, я просто тут на долго." Зайдя в квартиру, я снял кеды, и Настя сказала, что я могу пройти на кухню. Я подумал: "Ебать, все как в ебучих фильмах." Сначала даже не поверил, что все так происходит, да и ситуация проходила очень быстро, чтобы что-то осознавать. Через несколько минут девушка вышла из ванной комнаты, уже в домашней одежде, из-за чего я понял, что мы зашли не на пару минут. Пройдя на кухню, она поставила чайник на плиту и подготовила две кружки, достала сахар и через плечо спросила, сколько ложек мне положить в чай, я ответил, что двух ложек хватит. Через несколько минут разговоров мы пили чай с печеньем "Юбилейное". А вот дальше начался ебейший пиздец.
Попив чай Настя подошла ко мне, чтобы взять кружки, и решила меня засосать. В тот момент я подумал про себя, мол ебать круто конечно, но ок. Мы пососались, и убрав кружки Настя ушла в комнату, сказав, чтоб я приходил через две минутки. Не растерявшись я залетел в толкан чтоб помыть посох с яйцами. И в это время дал о себе знать вчерашний ужин в виде борща. Я как знал, что сука, что-то да пойдет не по плану. Логично я сначала думал удержусь, но поняв, что придется попотеть во время ебли я решил фастом посрать. Все по дефолту, старался не пердеть, быстро серануть и пойти к моей дольче вита. И вот сидя и тужась на параше я чувствую, что в глазах темнеет и я тупа падаю в обморок, ебаные проблемы с сердцем напомнили о себе, слава богу я смог удержаться на параше пока был в отрубе, очнувшись я сука понимаю, что я не досрал. Поэтому я принялся тужиться чтобы наконец-то закончить процесс калоизвержения и поебаться с Настей. Однако, оливье в моей жопе никак не хотело вылезать. Наоборот, оно медленно, но верно двигалось обратно в мою толстую кишку. Вдруг из унитаза послышался голос: "Чувствуешь пальчик в попке? А ручки то вот они!". Тут то я и понял, что произошла ракиров-очка и ебать сегодня будут уже меня, но я не растерялся и резко вскочил с параши, в надежде на то, что этот анальный партизан больше не сможет дотянуться до моего туза. Однако, ощущение наполненности так и не покинуло мое очко. Я обернулся и охуел, и сука лучше бы там армяне в нарды играли, ей богу, но нихуя, из жопы торчало длинное щупальце цвета поноса после привокзальных беляшей.
-Какого, блять, хуя?!- заорал я.
-Я тоже рад тебя видеть, отец. Неужели ты думал, что я просто так тебя отпущу? Я не уйду без ебучих алиментов, пёс!
-Каких к хуям алиментов, ебаная ты шельма, я, бля, не твой отец, сука.
-Ты что, забыл, как 4 года назад кончил в толкан? С тех пор я искал тебя, папаша. И вот наконец-то ты пойман!
- Пиздец... Ну ладно, будут тебе алименты, ты только спрячь свой балабас и я схожу за кошельком....
Чувствуя, что анальная краказябра потеряла бдительность я рванул к выходу из зала каловых заседаний. Щупальце выскользнуло из моего очка, и я уж было обрадовался, но дверь толчка оказалась закрыта снаружи. Я оказался заперт с говномонстром.
-Ты не уйдешь, отец! - закричал монстр.
После этого из параши начала вылезать огромная бесформенная каловая масса. После очередной тщетной попытки открыть дверь я понял, что придется пиздиться с этой канализационной хуйней.
-Ну давай, подходи, я тебя захуярю! - сказал я монстру, встав в защитную позу.
-Отец! Тебе пиздец!
Монстр пошел в атаку и выпустил щупальце. Но я успел его схватить.
- Нет, это тебе пиздец. - сказал я и вырвал щупальце, после чего чудовище завопило как ебливая снежная королева.
Я подумал, что победа уже близко, но посох т о там. Каловый преступник выпустил целых пять щупалец сразу!!!! Этому я не мог противостоять, и моя анальная оборона дала трещину. Воспользовавшись этим, монстр сбил меня с ног. Теперь мой бублик был открыт для удара.
- Я уничтожу твой кирпичный завод, паскуда!
Анальный мутант начал ебать меня своими тентаклями примерно со световой скоростью. Только он не учел, что я не пальцем делан и у меня 10 тысяч боев в танках. Поэтому, я знаю один секретный прием......ЗАХВАТ ОЧКОМ! Я сжал своего туза на столько, бля, сильночто монстр больше не мог двигаться.
-Пидрила, бля, что за цыганские фокусы, нахуй! - закричал насильник.
Но я продолжил закрывать свою шоколадную фабрику. Однако, из-за этого мне опять стало хуево, и я потерял сознание.
Очнулся я от невыносимого запаха и боли в очке. Вся сральня была вымазана говном. На мне лежала Настя тоже вся в говне. И снова это ощущение заполнености в анусе. Какое-то сраное дежавю, сука!!! И тут я понял…. У Насти посох. Так мало того, у нее посох больше, сука…
Мораль: Играйте больше в танки, и конфузные ситуации вам будут по плечу
Ха-ха. Охуенно
Годнота
Нет, конечно, он имел работу. Три дня в неделю он надевал фартук и вставал на кассу в ближайшем макдональдсе. Вкупе с маминой пенсией этого хватало на квартплату и дешевую еду. За десять лет он более-менее научился сносить удивленные взгляды покупателей, а также насмешки подростков-сослуживцев. Особенно унизительно было принимать распоряжения от двадцатилетнего менеджера, но Алексей на все случаи жизни имел одно проверенное средство: он внутренне отключался от внешнего мира и с отсутствующим выражением лица мечтал о своих любимых аниме-персонажах.
В тот день все не задалось с самого утра. В метро была давка, и ему пришлось стоять вплотную к молодой девушке. Краснел Алексей так, что это вызвало сначала недоумение, а потом и открытый смех окружающих. В самом деле — зрелище было презабавное. Даже сам по себе Алеша был крайне комичен — грязные патлы цвета жидкого дерьма, пухлые угреватые щеки и неровная щетина. Добавьте к этому дешевую одежду и никогда не чищенные ботинки из кожзаменителя.
Выходя из метро, Алексей постарался нарочито бодро взбежать по ступенькам, но споткнулся на самой последней и чуть не упал на виду у двух девочек, по виду школьниц. Пытаясь игнорировать смех в спину, Алеша мелко затрусил по направлению к ненавистному макдаку, придерживая живот руками.
Добрался до места он с опозданием. Менеджер не сказала ничего, но от ее взгляда Алексей поежился и захотел провалиться сквозь землю. Пытаясь разрулить вопрос, он сам предложил отработать день, работая в зале, а не за кассой.
Это была его очередная ошибка. Как назло, заведение располагалось в самом центре, и частыми посетителями были наглые хачи, которых Алексей боялся до усрачки. Каждый раз, подходя к столику, за которым сидели кавказцы, он сжимал очко, что, впрочем, давалось с некоторым трудом из-за того, что наш герой любил побаловаться с большим фаллоимитатором, заказанным им по интернету.
За обедом просроченными гамбургерами Алексей снова почувствовал неприятные покалывания в сердце. Но что он мог поделать? Питался он в основном дешевыми полуфабрикатами, на другое не было денег. Один раз он пытался наивно убить двух зайцев сразу, сев на диету — похудеть и сэкономить денег на ухаживания за девушками. Алексей почему-то думал, что, избавившись от девственности, он кардинально изменит свою жизнь. Тот факт, что у него уже давно не стояло даже на самое жесткое цп-порно, он гнал из головы.
Кое-как отработав день, Алексей отправился домой. В метро ему наконец-то повезло — попалось свободное место. Усевшись и привычно подоткнув под сиденье ноги, чтобы, не дай бог, не помешать кому-нибудь, он закрыл глаза и принялся мечтать о том, как войдет в квартиру, включит компьютер и на несколько часов перенесется в волшебный мир Двача — единственное место, где он мог хоть иногда заставить людей поверить в свою нормальность.
За этими мечтаниями он пропустил нужную остановку. Возвращение заняло еще полчаса, но это Алексей уже и не воспринимал как неудачу — на фоне всего остального это было незначащей мелочью.
Войдя домой, Алексей бросил беглый взгляд на календарь. Что… не может быть. Ему сегодня исполнялось тридцать лет! Да, 30 полновесных лет в дерьме и позоре. И никто не поздравил. Хотя с чем поздравлять? С ним даже разговаривать-то старались только по необходимости.
Этот факт породил в голове Алексея ворох неприятных мыслей. Он просрал свою жизнь… Просрал настолько обидным способом, насколько это вообще возможно.
Размышляя таким образом, он дошел до компьютера и, не снимая уличной одежды, плюхнулся на подобранный им на помойке засаленный офисный стул, не имеющий одного подлокотника, но еще вполне рабочий. Привычным движением Алексей ткнул в кнопку включения питания. Он бы держал компьютер включенным круглые сутки, но электричество приходилось экономить.
Тему для создания на Дваче ему долго выбирать не пришлось. «Дорогой Двач! Мне тридцать лет. Я помню, как десять лет назад создавал здесь аналогичный тред. У меня не было ни гостей, ни подарков. У меня и сегодня нет ни гостей, ни подарков. Мне было двадцать лет тогда, я был тощим и патлатым. Сегодня я жирный и лысею. Пожалей меня, Двач. Мне плохо.»
Яростно стуча по клавишам, он не заметил, как в комнату тихо вошла мать.
-Сынок… что ж ты не разделся-то.
Алексей окинул ее беглым взглядом и хотел было уже привычно ответить матом, но что-то его остановило. Седые волосы матери, ее молящий взгляд, морщинистое лицо…
-Алешенька… сегодня ж день рожденья у тебя, сыночек… извини, я не смогла купить тебе ничего. Пенсии совсем не хватает. Извини меня…
Тут мама не сдержалась и глухо зарыдала. Алексей хотел было ее утешить, но что он мог сказать? Мама, прости меня за загубленную жизнь? Мама, прости меня за то, что я просидел на Дваче безвылазно десять лет подряд?
Сначала он считал себя ньюфагом… прошел год. Потом два. Три. Он втянулся. Двач стал его жизнью.
-Да ладно, мам… ничего. Мне ж не надо все равно ничего.
Он произнес эти слова нарочито грубым тоном. Алексей вообще много раз задумывался, что с ним будет, когда мать умрет. Ведь она уже была такой старой и дряхлой… В последнее время она уже почти не выходила из дома.
Кое-как спровадив плачущую маму из комнаты, он с тяжелым сердцем вернулся к своему треду. Чтение накопившихся ответов его не порадовало. Некий острослов успел за это время накатать целый графоманский рассказик под названием «Смерть задрота», где в красках описывал будущее Алексея через десять лет. Язык в рассказе был, наверно, еще кривее, чем в Лешиных школьных сочинениях, но суть была ухвачена верно.
Разволновавшись, Алексей принялся было печатать ответ, как внезапно почувствовал, как пальцы его не слушаются. Это ощущение напомнило ему о том, как в вузе он подрабатывал грузчиком, после чего не мог даже поднести ко рту ложку. Но ведь сегодня он ничего не грузил! Почему же тогда руки холодны и безжизненны? И почему так болит сердце… Больше, чем обычно…
Он попытался встать. Невероятным волевым усилием ему это удалось, хотя при этом грудь защемило волной жуткой боли. Сдерживая крик, Алексей потянулся к грязному стакану со вчерашней водой. Поводя из стороны в сторону дрожащей головой, он попытался вспомнить, где лежит аптечка. По лбу струился ледяной пот.
Разгребая руками, почти мертвыми ниже локтя, гору хлама на полу, он таки нашел ее. «Это инфаркт… нужен валидол!» — пронеслось в его голове. Кое-как рванув молнию в сторону, Алексей лихорадочно начал рыться в горе просроченных годы назад лекарств. Внезапно все его тело прорезал такой разряд боли, что он не сдержался и заорал во весь голос. В коридоре раздалось шарканье материнских тапок, и через несколько секунд она уже стояла на пороге.
-Сынок! Что с тобой?! — от шока ее голос словно помолодел. -У…мираю.. — кое-как выдохнул Алексей леденеющими губами. Зрение начало меркнуть. Последнее, что пронеслось в его голове, было: «Это воистину эпичный фейл, господа!» Через три недели милиция, вскрыв по жалобам соседей провонявшуюся квартиру, нашла в ней два чудовищно раздувшихся, уже полностью разложившихся трупа.
Висит в заметках с далёкого '15 года
Когда меня отпустит
Старенькая маршрутка уверенно ломилась сквозь пробку короткими рывками и постоянно перестраивалась, раз за разом обгоняя на корпус окружающие иномарки. Я трясся на заднем сидении и размышлял о том, что же помогает водителю двигаться быстрее остальных. То ли опыт, отточенный годами езды по одному маршруту, то ли чисто профессиональная смесь спокойствия и наглости, которой не хватает простым автолюбителям — либо спокойным, либо наглым, но по раздельности. Часы показывали без четверти девять, и я с грустью понял, что к девяти не успеваю, и есть шанс остаться за бортом. Но вскоре маршрутка выбралась на шоссе и быстро понеслась вперед. Судя по рекламным щитам, со всех сторон наперебой предлагавшим щебень, кирпич и теплицы, мы уже были сильно за городом. Я не заметил, как задремал. А когда вдруг очнулся, маршрутка стояла на обочине, в салоне осталось пассажиров всего трое, и все они сейчас хмуро смотрели на меня.
— Госпиталь кто спрашивал? — требовательно повторил водитель.
— Мне, мне! — спохватился я, зачем-то по-школьному вскинув руку, и кинулся к выходу.
Маршрутка уехала, а огляделся: передо мной тянулся бетонный забор с воротами и проходной будкой, а за забором виднелось белое пятиэтажное здание. У проходной на стуле грелась на солнце бабулька в цветастом платке и с книжкой в руках. Ее можно было принять за простую пенсионерку, если б не красная повязка на рукаве.
— Доброе утро, — поздоровался я. — Не подскажете, госпиталь НИИ ЦКГ… ВГ… длинное такое слово…
Бабулька оглядела меня с ног до головы строгим взглядом.
— А вы к кому? — хмуро спросила она. — У нас режимная территория.
— Студент, — объяснил я, — Доброволец, на эксперимент. Я созванивался, мне сказали сегодня в девять…
— В лабораторию что ли? К Бурко? — догадалась старушка и, не дожидаясь ответа, затараторила: — Мимо главного крыльца справа обойдешь здание, сбоку за автобусом будет железная дверь, по лестнице на последний этаж, там увидишь.
Действительно, сбоку у здания желтел корпус автобуса, а сразу за ним оказалась железная дверь. Я нажал кнопку звонка, и вскоре кто-то невидимый щелкнул замком, разрешая мне войти. Я поднялся на последний этаж. Здесь было почти пусто: вдоль стен коридора тянулись банкетки, и на одной из них сидела девушка. На ней была короткая кожаная юбочка и ярко-розовые гольфы, поднявшиеся выше коленок, в верхней губе блестело металлическое колечко, а на голове были здоровенные наушники в вязаном чехле. В руке она держала смартфон, куда уходили провода наушников, и тихо копалась в нем — то ли сидела в интернете, то ли искала следующий трек. Она слегка покачивала ногой, из наушников плыло громкое ритмичное цыканье и тонуло в тишине коридора. На мое появление девушка никак не отреагировала.
— Добрый день, — поприветствовал я. — Тоже на эксперимент?
Мне пришлось повторить дважды, прежде, чем девушка вскинула глаза и сняла наушник с одного уха.
— Чо? — спросила она, а затем кивнула: — Угу. Сказали ждать тут. А ты уже был? Чего они тут дают-то?
Я помотал головой:
— Не знаю. Увидел объявление, позвонил, сказали приезжать.
Девушка рассеянно кивнула и отвернулась.
— Меня зовут Паша, — представился я, садясь рядом на банкетку. — Я из медицинского. Кафедра хирургии. У нас объявление висело.
— Чего говоришь? — повернулась девушка, снова сдвинув наушник.
— Говорю: как тебя зовут?
— Меня зовут Дженни, — ответила она.
— А по-настоящему?
Девушка с презрением пожала плечами.
— А нафига тебе? Ну, Лена. И что?
— Ничего, просто спросил… А ты тоже в медицинском учишься?
— В стоматологическом, — ответила она и снова надвинула наушники.
Я понимающе кивнул:
— И у вас тоже объявление висело?
— На, читай… — Дженни сунула руку в карман кофты и вынула смятый листок.
Это был в точности такой же листок, который я сфоткал мобильником на доске объявлений кафедры:
Вниманию студентов медвузов!
Лаборатории НИИ ЦКВГФСБСВП требуются добровольцы для эксперимента с
психоактивным препаратом (измененные состояния сознания) оплата 3000 руб
Неожиданно открылась дверь, и в коридор выглянул седой бородач в белом халате. Он оглядел нас, затем посмотрел на часы и разочарованно спросил:
— Что, больше никого? Ну ладно, заходите…
Мы прошли в его кабинет. Больше всего он напоминал кабинет главврача: здесь стояла кушетка, напротив нее — монументальный стол, заваленный бумагами, а рядом столик с компьютером — судя по виду, очень древним. Бородач велел нам присесть на кушетку, а сам уселся за стол, нацепил очки и внимательно нас оглядел.
— Студенты? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Значит, вкратце рассказываю: меня зовут Бурко Данила Ильич, профессор медицинских наук, заведующий кафедрой психофармакологии. Препарат, который мы с вами будем испытывать — препарат нового поколения. Не токсичен. На животных проверку прошел, разрешение на эксперимент с добровольцами есть. Если кому интересно, можно посмотреть… — Данила Ильич поднял со стола лист бумаги, помахал им в воздухе и положил обратно.
Дженни подняла на него взгляд:
— А эта штука типа ЛСД будет?
— Все, что надо, расскажу, не перебивайте! — строго одернул ее профессор. — Теперь по процедуре. Эксперимент займет три дня. Все это время придется пробыть в госпитале в экспериментальной палате. Все удобства есть. Если нужна справка для института — дадим. Будем измерять давление, пульс, энцефалограмму снимать. Ну и записывать все ваши ощущения. Вам, как будущим медикам, должно быть интересно. Деньги получите по окончании. Деньги не бог весть какие, но уж какие есть. — Профессор развел руками, а затем внимательно оглядел нас поверх очков: — Теперь еще такой момент: вы читали табличку на воротах — госпиталь военный, ФСБ России. Эксперименты тоже секретные. Поэтому вместе с заявлением об участии в эксперименте каждый подпишет бумагу о неразглашении. Такой порядок. И сразу предупреждаю: неразглашение — это значит неразглашение. Чтоб никаких там «Фейсбуков» и прочего. Потому что если выплывет, то и мне будут неприятности, и вам — ответственность. С этим понятно?
Мы кивнули.
— Теперь к вам, товарищи студенты, вопрос в лоб: кто-то из вас пробовал наркотики?
Дженни нагло вскинула руку.
— А травка считается? — спросил я аккуратно.
— Все понятно, — кивнул профессор. — Значит, сразу объясняю: то, что мы испытываем здесь, это не наркотик. Это продукт нанотехнологий, который мы разрабатываем двенадцать лет. Мы его называем психоактивным препаратом обратного действия, потому что психику испытуемого он не изменяет.
— Да ну-у-у-у… — протянула Дженни. — Я тогда пошла отсюда.
— А вы что хотели, девушка? — возмутился профессор.
— Поколбаситься, — честно ответила Дженни, глядя ему в глаза.
— Колбаситься, девушка, — строго сказал профессор, — будете в своих клубах. Вам что, деньги не нужны?
— Три тысячи? — усмехнулась Дженни. — Нет, спасибо. Я думала, у вас тут что-то интересное…
— Типа как Кен Кизи и Тимоти Лири, — поддержал я. — Добровольцы для экспериментов с ЛСД.
Профессор смерил нас таким презрительным взглядом, что я смутился и опустил глаза.
— Без пяти минут медики, — укоризненно сказал он. — Как вам не стыдно? Вы молодые, здоровые, чего вам не хватает в жизни? Вам нравится состояние неадекватности? Хотите выглядеть дебилами в глазах окружающих? Вам нравится беспричинный смех, тупость, безумство, галлюцинации, потеря самоконтроля?
— Да, — кивнула Дженни с вызовом.
— Извините, этим мы здесь не занимаемся, — строго сказал профессор. — Мы здесь занимаемся абсолютно противоположными вещами. Мы создаем ингибитор обратного действия — препарат, который поможет человеку сохранять здравый рассудок даже в искаженной реальности. Это важно для лечения многих психических расстройств. Но это не наркотик. Его принцип обратный.
— Что-то не пойму вас, — сказал я. — А в чем его принцип?
— Принцип я вам не имею права раскрывать по понятным причинам, — отрезал профессор. — Но еще раз подчеркну, что принцип обратный, чем у наркотика: если изменения реальности происходят, то происходят они не с пациентом, а с самой реальностью.
Дженни заинтересовалась.
— То есть, все-таки происходят? — спросила она. — Изменения реальности будут?
— Это нам с вами и предстоит выяснить, — внушительно ответил профессор. — Я скажу вам честно: на людях мы этот препарат еще не тестировали.
*
Палата, располагавшаяся рядом с кабинетом профессора, оказалась как в пионерлагере — десять кроватей в ряд. «Мы думали, больше студентов откликнется», — признался профессор. Он представил нам свою ассистентку — толстую медсестру Ксению. Она измерила нам давление, взяла анализ крови из пальца, а затем выдала новенькие полосатые пижамы и закрытые резиновые тапки, напоминавшие галоши. Нашу одежду забрали. Пижамы были как в кино у заключенных — штаны и куртка в широкую вертикальную полоску ярко-синего цвета. Дженни долго крутилась у зеркала над рукомойником палаты, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон, но осталась недовольна. А по мне — так ей очень даже шло. Я сказал ей об этом, но по-моему она не поверила.
Нам велели ждать. Долгое время ничего не происходило, а затем пришел почему-то охранник. Он был маленького роста и тощий, но бронежелет делал его фигуру внушительной. На нем был черный костюм с нашивкой «ведомственная охрана», а на плече висел потертый автомат с коротким стволом. Охранник прошел в дальний угол и сел на крайнюю койку. Ксения принесла нам на подпись какие-то бумаги, а затем профессор торжественно вынес два одноразовых стаканчика, держа их рукой в резиновой перчатке, долил в каждый воды из крана и протянул нам.
Вода в стаканчике казалась абсолютно прозрачной, но мне почудилось, что в глубине что-то клубится едва заметными штрихами, как бывает, когда в кипятке растворяется сахар. Или показалось? Я понюхал стакан, но вода ничем не пахла. Мне стало не по себе, и вся затея показалась идиотской и опасной. Не так я себе это представлял… Ну в самом деле, зачем я в это ввязался? Тоже мне, Кен Кизи.
— Скажите, а это точно безопасно? — спросил я, понимая, что вопрос звучит глупо.
Дженни без вопросов опрокинула свой стакан в рот, затем внимательно его осмотрела, слизнула языком капельку, оставшуюся на стенке, и вернула профессору.
Настала моя очередь. Вода по вкусу оказалась совсем обычной.
— В принципе должно быть безопасно, — ответил профессор на мой вопрос. — Вы пока располагайтесь, отдыхайте. Я буду приходить каждый час навещать вас.
— А сколько нам теперь ждать? — спросила Дженни.
— Когда что-то почувствуете — обращайтесь к Ксении, — ответил профессор. — Или к Рустаму.
— Рустам — это кто? — спросил я.
— Это я, — подал голос охранник.
Он разлегся на дальней кровати с карандашом, а перед ним была развернута газета.
— Наушники мне можно вернуть? — спросила Дженни.
Профессор покачал головой:
— Это будет вас отвлекать, нам нужны чистые впечатления добровольцев. Внимательно прислушивайтесь к своим внутренним ощущениям и обо всем, что вам покажется необычным, сразу сообщайте. Договорились?
— Договорились, — произнесли мы с Дженни хором.
И профессор вышел из палаты, оставив дверь открытой.
Дженни сразу легла на кровать, закинула руки за голову и уставилась в потолок, изучая трещины. Медсестра Ксения зачем-то мыла в рукомойнике наши стаканчики. Некоторое время все молчали.
— Мне кажется, — вдруг произнесла Дженни, не сводя взгляда с потолка, — у меня в глазах красные вспышки.
Медсестра недоверчиво на нее покосилась.
— Нет, ну правда! — сказала Дженни. — Если в потолок долго смотреть.
Я лег на кушетку рядом, тоже закинул руки за голову и начал смотреть в потолок. Потолок был неровный и пыльный, с него свисали пылевые сосульки, какие можно заметить только при ярком солнечном свете. Осветительные трубки были приделаны неровными рядами, кое-где не хватало ламп. Еще на потолке была конусный датчик с проводом. А через всю комнату по потолку шла трещина, словно он собирался развалиться над головой, и все ждал момента. Я представил себе эту картину, и мне вдруг стало страшно. Я решил об этом сообщить.
— Что-то мне страшно, — сказал я.
— Чего вдруг? — отозвалась медсестра.
— Не знаю, — Я сделал глубокий вдох. — Беспричинно.
Медсестра задумчиво цыкнула зубом и ничего не ответила.
— Вы бы записали это в журнал что ли, — предложил я.
— Я запомню, — пообещала Ксения.
Я снова уставился в потолок и смотрел так долго, что мне начало казаться, будто он плавно движется на меня как большое одеяло. Я хотел об этом сообщить, но не успел.
— Вот! — крикнула вдруг Дженни. — Опять вспышка!
И на этот раз я понял о чем она говорит.
— И у меня, и у меня! — закричал я. — Я тоже видел! Вот на том конусе, да?
— Точно! — откликнулась Дженни и радостно повернулась ко мне: — Ты правда видел, да?
Охранник Рустам звучно раскашлялся из своего угла, а затем произнес:
— Это датчик пожарный. Там сигнальный диод каждые десять секунд вспыхивает.
Мы замолчали. Мне снова показалось, что потолок начинает опускаться, но как-то говорить об этом уже не хотелось.
Я встал, подошел к распахнутому окну, облокотился на подоконник и стал глядеть на улицу с пятого этажа. Ярко светило солнце. Внизу под окном темнел битумный козырек парадного крыльца, на нем валялись битые бутылки и фантики. Перед входом виднелась асфальтовая площадка — справа и слева стояли скамейки, а над ними цвели кусты сирени. Вдали по шоссе неспешно катились грузовики. Из-под козырька появился, бодро перебирая костылями, какой-то парень в военной форме, доковылял до лавки и сел, выставив перед собой ногу в гипсе. Больше ничего интересного не происходило. Один раз на площадку вышли покурить две медсестры в белых халатах, они хихикали о чем-то своем. Парень в гипсе доковылял до медсестер, выпросил у них сигарету и заковылял к скамейке, но медсестры его схватили под руки, развернули и начали что-то строго выговаривать, показывая пальцем на скамейку. Через проходную вошла пожилая дама с авоськой и, прихрамывая, направилась к зданию, на ходу деловито вынимая из авоськи рентгеноснимок. Ничего интересного не происходило.
— Мягкая конструкция с вареными бобами, — вдруг пробасил за моей спиной охранник Рустам, — кто автор?
Я обернулся. Рустам все так же сидел в дальнем углу, почесывая лоб карандашом, словно и не он задал вопрос. Дженни все так же глядела в потолок. Медсестра Ксения сидела на стуле, рассматривая свои ногти.
— Вы что-то сказали или мне послышалось? — осторожно произнес я.
— Автор картины, — забубнил Рустам, — мягкая конструкция с вареными бобами.
— Сальвадор Дали, — вдруг сказала Дженни. — У него картина так называлась сумасшедшая. Там локти в пустыне стоят один на другом.
— Дали? — с интересом переспросил охранник. — Подходит, как раз четыре буквы… А тогда поэт, восемь букв, вторая «а»?
Ему никто не ответил.
— Бальзак, — наконец предположила медсестра Ксения.
— Не, — ответил Рустам, — мало букв.
— Ну, значит Бальмонт, — пожала плечами медсестра.
Рустам долго шевелил губами, а затем удовлетворенно кивнул и заскрипел карандашом. В палате снова воцарилась тишина.
— А кормить нас будут? — спросила Дженни.
— Конечно, — откликнулась Ксения. — Обед у нас в два. Еще три часа до обеда.
— А здесь какой-нибудь ларек есть, ну печенье купить? — спросил я.
— Нельзя покидать палату, — покачала головой медсестра. — А что, кому-то хочется есть?
— Нет, просто спросил.
— А может, какие-то другие симптомы? — с надеждой спросила медсестра. — Необычные ощущения? Искажения пространства? Ну или эти, как их…
— Галлюции, — подсказал Рустам.
Медсестра обернулась:
— Галлюцинации, Рустам! Галлюцинации! Не галлюции! Ну ты даешь! Галлюции! — Она запрокинула голову, широко распахнула рот и оглушительно захохотала прямо в потолок. Она хохотала долго — минуту наверно.
Я посмотрел на Дженни. Дженни сидела на кровати, обняв колени, и тоже смотрела на медсестру настороженно.
— Скажите, а зачем нам здесь охранник с автоматом? — вдруг спросила Дженни, когда медсестра наконец замолчала.
— Рустам? — удивилась медсестра. — А он к эксперименту не относится.
— Но вот же он сидит, — Дженни раздраженно показала пальцем на крайнюю койку в углу.
— Он живет здесь, — ответила медсестра спокойно.
— В палате? — с ударением переспросила Дженни.
Медсестра хотела что-то ответить, но тут в раскрытую дверь заглянул профессор. На голове его теперь была каска с прозрачным забралом, поднятым вверх, а в руках он держал какую-то непонятную штуку — не то дрель, не то мясорубку.
— Ну? — бодро спросил он, оглядывая нас с Дженни. — Все нормально?
Мы покивали.
— Никаких новых ощущений? Ничего необычного?
Я пожал плечами. Дженни промолчала.
— Что-то они у нас бледные какие-то оба, — озабоченно сказал профессор, и повернулся к медсестре: — Ты им часика через два температуру померяй.
Медсестра кивнула.
— Вот и чудненько, — подытожил профессор. — Если что — я пока буду во дворе пилить.
И ушел. Вскоре со двора донесся пронзительный визг электропилы. Я вздрогнул.
— Вы тоже этот звук слышите? — спросил я.
— И я слышу! — подтвердила Дженни.
Медсестра Ксения лениво махнула рукой:
— Данила Ильич автобус свой пилит.
— Что?! — спросил я.
— Ну вы видели у входа желтый автобус? Списанный, без колес?
Дженни удивилась:
— А он разве без колес? Я как-то не разглядывала.
— У Данилы Ильича сейчас ремонт в доме, — с уважением пояснила Ксения. — А у него пациент — директор автопарка. Вот он взял по случаю списанный автобус и выпиливает окна: лоджии ими стеклить будет. Уже вторую неделю пилит. Три окна разбил по неаккуратности, и лобовое.
— Ясно… — пробормотал я.
— Если вам нужно, — доверительно продолжила Ксения, — вы у него потом спросите, может, у него лишние останутся.
— Окна? — испуганно спросила Дженни. — От автобуса?
Медсестра кивнула:
— Мне он тоже обещал одно выпилить. Я пока не знаю, куда его, может, на кухне повешу…
Мне на миг показалось, что у меня кружится голова. Я открыл рот и сделал несколько глубоких вдохов.
В этот момент во дворе послышался рассыпчатый стеклянный звон и глухая ругань. Пила смолкла. А вскоре на пороге палаты возник хмурый профессор, сжимая левую кисть носовым платком.
— Ксения! У нас есть зеленка?! — раздраженно рявкнул он, но вдруг увидел мои испуганные глаза и пояснил уже спокойным тоном: — Пустяки, царапина.
— Данила Ильич! — всплеснула руками Ксения. — Давайте ж я перевяжу!
Оба исчезли в коридоре.
Я посмотрел на Дженни, Дженни пожала плечами и покрутила пальцем у виска.
— Город на юге Москвы, — вдруг подал голос Рустам и с горечью прокомментировал: — Какие-то упоротые дебилы кроссворды сочиняют. Москва — она же сама и есть город!
— Может, пригород? — настороженно предположила Дженни. — Ну там, Зеленоград, Люберцы…
— Ага, при-го-род… — по слогам произнес Рустам и оживился: — Как раз восемь букв! — Он оглядел кроссворд и нахмурился: — Но тогда не Бальмонт… Если Бальмонт, то мягкий знак третий с конца. Чего вы там еще называли?
— Люберцы… — повторила Дженни.
— Подходит! И мягкий знак, где надо, — обрадовался охранник. — Теперь, значит, дальше у нас получается: морское животное семейства китообразных. Первая буква «ы». Вторая «и»…
Мы с Дженни снова переглянулись.
— Люберцы без мягкого знака пишется, — сухо сообщила Дженни.
— Подольск! — неожиданно осенило меня. — Подольск! Он как раз на юге от Москвы!
Рустам внимательно посмотрел на нас и одобрительно покивал.
— Ну, молодцы! Не зря вас там учат… Подольск подходит. Значит, морское животное семейства китоообразных, три буквы. Первая «к», вторая «и». Если Дали было правильно, то «и» вторая, да.
— Кит? — спросил я, упавшим голосом.
— Щас… — сосредоточился Рустам. — О, подходит!
За окном снова застрекотала пила, вгрызаясь в металл. Дженни решительно вскочила, подошла к Рустаму и заглянула в кроссворд. А затем тихо вернулась и прошептала мне на ухо:
— Слушай, у него там и правда кит в кроссворде. Реально пропечатан! Это какая-то шиза.
— Надо звать медсестру! — кивнул я. — С нами что-то не так.
— Дурак, это с ними не так! — прошептала Дженни.
— Ага, конечно, — усмехнулся я. — Приняли экспериментальный препарат мы, а не так — с ними?
— По-твоему, это у нас галлюцинации? — Дженни обвела рукой палату. — Здесь по-твоему что-то изменилось?
Палата и впрямь не изменилась. Хотя выглядела странно. По потолку змеилась трещина в рваных клочьях штукатурки. Из стен во множестве торчали какие-то старые трубы, давно отпиленные и замазанные краской. Из трех окон палаты одно было наполовину закрашено сверху белой краской, другое снаружи затянуто металлической сеткой-рабицей — грязной и в голубиных перья, и лишь третье окно открывалось и выглядело вменяемым. Впрочем, рукоятки у окон были зачем-то выдраны, и там зияли дырки.
Слева от входа на крашеной стене висела грязноватая раковина, зеркало над ней треснуло. И хотя вокруг было полно места, сама раковина располагалась именно здесь, и так неудачно, что край фаянсового бока выходил в дверной проем, и поэтому дверь в палату не могла закрыться до конца. Видно, ее не раз безуспешно пытались закрыть, но она неизменно стукалась о бортик раковины: в этом месте на двери виднелись зарубки, а на боку раковины — старый скол.
Это было так дико, что мне вдруг захотелось проверить, правда ли раковина не дает двери закрыться. Я подошел к двери и стал ее аккуратно закрывать, но дверь вдруг заклинилась, не дойдя даже до раковины. Я опустил взгляд: к линолеуму был небрежно прибит гвоздями крюк, как для полотенец, — он останавливал дверь на полпути.
— Дверь не закрывается, слепой что ли? — пробасил за моей спиной охранник Рустам.
Я обернулся на Дженни — глаза ее были круглые и растерянные.
— А… почему дверь не закрывается? — спросил я осторожно.
— А она никогда не закрывалась, — зевнул Рустам, — я тут двенадцать лет работаю. Вон упор специально прибит, чтоб такие, как вы, раковину не раздолбали. Река в Гибралтаре, три буквы, первая «н»?
— Нил, — хмуро сказала Дженни.
— Отлично, — кивнул Рустам.
Я глубоко вздохнул.
— Позовите медсестру, — попросил я. — У нас точно появились странные ощущения.
— А чего случилось? — нахмурился Рустам. — Да ты от двери-то отойди, не ломай.
— У меня ощущение нереальности происходящего, — сообщил я. — Мне все вокруг кажется диким и странным.
Охранник пожал плечами:
— Ну ляг, полежи. Она скоро придет. Во дворе наверно с профессором, слышь, автобус пилят?
Во дворе действительно надрывно скрежетала пила.
— И все-таки, позовите ее! — решительно попросил я.
Рустам поморщился, отложил кроссворд и неохотно поднялся, придерживая автомат. Он подошел к окну, высунулся по пояс, открыл рот и вдруг оглушительно заорал:
— Сука, для кого урна?!! Урна для кого?!! Я тебе говорил, на лавке не курить?!! — Он обернулся к нам с пылающим от гнева лицом и объяснил: — Козел, я убью его!!! На лавке курит, потом вокруг бычки валяются!!! А меня за них комендант дрючит!!! — Он снова высунулся в окно и заорал: — Ты чо, не понял?!!
Дженни бросилась к свободному окну, я кинулся за ней. Во дворе на лавке сидел парень в гипсе и что-то объяснял жестами Рустаму, а затем вдруг показал средний палец. В следующий миг послышался угрожающий лязг, а следом грохнул выстрел, и комната наполнилась едким пороховым дымом.
— Козел, ты кому это показал?! — орал Рустам, высунув из окна дуло своего автомата.
Грохнул второй выстрел. Мы с Дженни глянули в окно: по двору несся прыжками парень с загипсованной ногой, нелепо виляя и размахивая костылями.
Грохнул третий выстрел.
— Бежим отсюда!!! — шепнула Дженни, дернув меня за рукав.
Взявшись за руки, мы выскочили из палаты и понеслись вниз по лестнице. Железная дверь во двор была приоткрыта — через нее тянулся толстый электропровод. Мы выскочили наружу. В лицо ударил запах сирени и металлических стружек, в уши ворвался визг пилы. Автобус, стоявший рядом со входом, оказался и вправду без колес. Внутри копошились медсестра Ксения и профессор Данила Ильич. Он сжимал перебинтованной ладонью шлифовальную пилу. Край отрезного диска торчал из автобуса наружу, оставляя за собой длинную прорезь и осыпая все вокруг густыми оранжевыми искрами.
— Вперед! — толкнула меня Дженни, и мы ломанулись к проходной напрямик сквозь кусты.
Нас никто не преследовал. Бабки на проходной тоже не было. Мы выскочили за ворота, и как по команде остановились.
— Куда мы бежим? — спросил я растерянно.
— Не знаю, — тоже растерялась Дженни.
— Мы не можем никуда бежать из больницы! Мы же сейчас под действием препарата… У нас галлюцинации. Мы в пижамах, в конце-то концов! Нам надо вернуться в палату и дождаться, пока нас отпустит…
— Без меня, — уверенно сказала Дженни. — Я туда не пойду. Псих с автоматом, профессор, который распиливает автобус для лоджии, дверь эта не закрывающаяся… Без меня. Ты что, не понял, что они там все обдолбанные? Сидят свои препараты варят и проверяют на себе.
Я покачал головой.
— Он же объяснил, что это не наркотики.
— А что это тогда? — спросила Дженни. — Что? Ты вообще понял его объяснение, что это?
Я покачал головой:
— Он что-то говорил про нанотехнологии, и про то, что это обратная противоположность наркотикам. И сознание пациента не изменяет. А меняет саму реальность.
— Так я и говорю, — кивнула Дженни. — Препарат приняли мы, а обдолбанные — все они.
— Так не бывает, — возразил я. — Говорю, как будущий медик.
— Но он именно это нам и втолковывал! — возразила Дженни. — Что с нами будет все в порядке, а изменится реальность. Вот мы и оказались в обдолбанной больнице. Как ее название… — Дженни вдруг уставилась куда-то за мою спину, и глаза ее расширились.
Я испуганно обернулся, но вокруг ничего не происходило: светило весеннее солнце, а проходная была по-прежнему пустой. А на воротах сияла алая табличка с золотыми буквами. Я с изумлением прочел:
Центральный клинический
военный госпиталь
Федеральной службы безопасности
святого великомученика Пантелеймона
— Эта надпись была такой, когда ты сюда шел? — спросила Дженни шепотом.
— Табличка вроде была, — признался я. — А вот надпись я не читал…
Неожиданно сзади послышался треск веток, и мы резко обернулись. Из кустов сирени бочком выходила бабулька-вахтерша в цветастом платке — теперь я с ужасом заметил, что на ее платке нарисованы совокупляющиеся в разных позах Микки-Маусы. Видимо, у меня на лице появилось изумление, но бабка истолковала его иначе:
— До корпуса далеко ходить, — объяснила она, кивнув на кусты, — когда тепло, и тут можно.
— Скажите, — спросила Дженни у бабки, — это госпиталь ФСБ святого Пантелеймона?
Бабка указала рукой на табличку:
— Читать умеете? Для кого написано-то?
— А какое отношение Пантелеймон имеет к ФСБ? — спросил я.
Бабка смерила меня презрительным взглядом — от воротника пижамы до резиновых тапочек.
— Святой Пантелеймон, когда был в вашем возрасте, — начала она назидательно, — нашел на улице мертвого ребенка, которого укусила ядовитая ехидна. Он стал молиться Господу, чтобы мальчик ожил, и чтобы ехидна взорвалась на куски. Господь выполнил обе эти просьбы, и с тех пор Пантелеймон стал врачом. Жития святых читать надо! — закончила старушка и кивнула на свой стул, где лежала книжка. — Ясно?
— Ясно… — сказали мы с Дженни, переглянувшись.
— А мученик Пантелеймон, — закончила бабка, — мучительную смерть принял: ему отсекли голову, а из раны потекло молоко.
Мы потрясенно молчали.
— А вы откуда такие полосатые? Матросы, что ли? — Бабка указала пальцем на наши пижамы. — Матросы — это не к нам, у нас только сухопутные части лечатся.
— Но… — начал я, удивленно вскинув брови.
— Не пущу, — сурово покачала головой бабка. — У нас режимная территория. Идите отсюда, матросы, идите.
*
Мы сидели с Дженни на пустой автобусной остановке и глядели, как мимо прокатываются грузовики. На нас никто не обращал внимания.
— Вот я дура, — с чувством произнесла Дженни. — И зачем я вообще в это ввязалась?
Она качнула ногой, и резиновая галоша упала в песок. Ногти на ноге у Дженни оказались покрашены в ярко-красный цвет.
— А действительно, зачем ты в это ввязалась? — спросил я.
— А ты зачем? — с вызовом повернулась она.
— Ну… — я пожал плечами. — Знаешь, медики всегда на себе испытывали разные лекарства…
— Вот не надо только брехать, — перебила Дженни. — Скажи честно: увидел объявление и решил покушать психоактивных препаратов. На халяву, де еще за деньги.
Я поморщился.
— Не совсем так. Видишь ли, я читал Кена Кизи, Тимоти Лири, Макенну, Кастанеду… И…
— И? — требовательно спросила Дженни.
— И, в общем, ты права, — согласился я, наконец. — Увидел объявление, стало интересно, повелся… На хрена мне это было? Какой-то препарат, хрен знает какой вообще… Я ж раньше ничего толком не пробовал. Так, пару раз покурить друзья дали…
Дженни поддела галошу кончиками пальцев, ловко подкинула и надела на ногу.
— Я тоже кроме травки ничего не пробовала. Хотя нет, вру. Однажды мне подружка в клубе какую-то таблетку дала, но у меня уже было полстакана вискарика, так что я ничего не разобрала толком, только башка утром болела… Слушай, Пашка, а как ты думаешь, оно все три дня нас так плющить будет? Этот профессор сказал, три дня…
Я пожал плечами:
— Не знаю. Мне кажется, уже стало отпускать потихоньку.
— Это ты как определил? — усмехнулась Дженни.
— Ну, вроде уже давно сидим, а никакой дикости вокруг не видно…
— Дикости не видно? — изумилась Дженни. — А вон туда посмотри…
Я проследил за ее взглядом и увидел на той стороне шоссе здоровенный столб, на котором красовался рекламный плакат. Верхний угол плаката занимала толстая физиономия гаишника с рукой, важно поднимающей полосатую палку, а огромные буквы гласили: «ВОДИТЕЛИ! УВАЖАЙТЕ ТРУД ПЕШЕХОДОВ!»
Я закрыл лицо ладонями и помассировал. Затем прижал кулаки к закрытым векам и яростно тер глаза, пока передо мной не поплыли пятна самых ярких расцветок. Затем снова открыл глаза. Плакат никуда не исчез — он все так же маячил над дорогой. А за ним на бетонном заборе я теперь явственно разглядел длинный желтый транспарант, на котором черными буквами значилось без знаков препинания: «БАНИ ПЛИТКА НАДГРОБИЯ ДЕШЕВО», и стрелка указывала куда-то за угол, хотя угла у забора не было — он тянулся вдоль шоссе, сколько хватало глаз.
— Ну как? — ехидно поинтересовалась Дженни.
— Плохо, — признался я. — Ты тоже все это видишь, да? Плакат? И вот то, желтое?
— И еще мужика, который перед собой матрас толкает по обочине шоссе… — кивнула Дженни.
— Где? — изумился я. — Ой, точно… Слушай, а зачем он матрас по шоссе толкает? Грязно ведь, и порвется…
— Ты меня спрашиваешь? — возмутилась Дженни. — Он уже километра два прошел, пока мы тут болтаем, скоро до нас доползет, вот сам и спросишь.
Я только хотел сказать, что пора отсюда сваливать, но как раз к остановке подрулил старенький зеленый автобус с табличкой на лобовом стекле «ЗАКАЗНИК-2» и призывно открыл переднюю дверь. Мы вошли внутрь. В салоне сидели хмурые таджики в одинаковых строительных безрукавках оранжевого цвета, и каждый держал в руке черенок от лопаты.
— Курсанты, что ли? — звонко крикнул водитель, вглядываясь в наши лица.
— Студенты, — ответил я.
— А я сразу понял: полосатые, значит, матросы! — крикнул он, стараясь перекрыть шум мотора. — Вы на митинг тоже?
— В Москву, — сказала Дженни.
Водитель удовлетворенно кивнул.
— А что у вас за пассажиры? — спросила Дженни, настороженно покосившись на таджиков в оранжевых безрукавках.
— Это нелегалы! Асфальтщики! — охотно сообщил водитель, прижав ладонь ко рту — то ли для секретности, то ли чтобы перекричать шум: — Звонок помощника губернатора: всех оранжевых срочно на митинг. Собрались, поехали.
— А палки им зачем? — продолжала Дженни.
— Российский флаг нести дадут! — объяснил водитель.
— А для чего у вас на торпеде кочан капусты лежит? — не унималась Дженни.
Я перевел взгляд и остолбенел — действительно, прямо перед водителем, заслоняя обзор, лежал громадный кочан.
— Подарили! — с гордостью улыбнулся водитель, нежно похлопал кочан ладонью и пояснил со значением: — Женщина подарила.
Я ткнул Дженни в бок локтем и прошептал:
— Прошу тебя, не спрашивай больше ничего! Я не знаю, что мне делать с этой безумной информацией, у меня скоро башка от нее взорвется!
Но водителя было не остановить.
— У меня брат, — почему-то сообщил он не к месту, но гордо, — капусту возил на «Газели». Шесть раз в аварию влетал и переворачивался. В итоге без руки остался. А капуста в кузове цела. Вот вы, студенты, объясните, как такое бывает?
Я глубоко вздохнул, надув щеки. Водитель явно ждал ответа.
— Всякое бывает, — сказал я. — Вот у вас бывает состояние, когда все люди вокруг кажутся сумасшедшими? И вы слышите речь, но не понимаете смысла?
Дженни больно пихнула меня локтем.
— Смысл — он всегда есть, — философски заметил водитель. — Просто его увидеть надо. Смысл я вам объясню: с тех пор я перед собой всегда кочан вожу. Считай, мой талисман. Если он цел будет, то и со мной ничего не случится. — Водитель снова нежно посмотрел на кочан и доверительно пояснил: — Обычно у меня маленький. А этот — знакомая женщина подарила.
— А пристегиваться не пробовали? — не выдержала Дженни.
— Пробовал, — кивнул водитель, — и иконку Николая пробовал. Но кочан лучше.
— Пристегнитесь, пожалуйста? — попросила Дженни. И повторила, нежно вытягивая слова: — Пожа-а-алуйста.
Водитель внимательно на нее посмотрел, а затем пожал плечами, покрутил пальцем у виска и пристегнул ремень.
Вдоль шоссе проносились рекламные щиты. Я старался в них не вчитываться, но это не удавалось: глаза сами цеплялись и прочитывали каждый лозунг. Большинство из них оказывались просто абсурдным набором слов, было совсем непонятно, что там рекламируется. С одного плаката скалился неопрятного вида мужик, а надпись спрашивала «НЕ ХОЧЕШЬ ТАКОГО СОСЕДА?» На другом, совсем черном, виднелось жутковатое и лаконичное «ЖДЕТ РЫБА». Попадались плакаты довольно понятные — «ВЫХОД ВСЕГДА — СЕТЬ!» или просто «ЗАКУПИСЬ!», но неясным оставалось, к чему они призывают и что имелось в виду, потому что никакой другой информации там не было. Иногда слова на плакате отсутствовали вовсе — только фотография дома и длиннющее число, которое для цены выглядело слишком длинным и разнородным, а до телефонного номера не дотягивало по числу знаков. А иногда вместо слов появлялась откровенная тарабарщина — вроде того щита, где разноцветно сияли набросанные в полном беспорядке буквенные конструкции: «ВЫ — КАЧЕСТ — НАД — ГОДНО — ВЕННО — ЁЖНО». Если и попадались вполне разумные с виду заявления, то их смысл, если вдуматься, стремительно ускользал.
— Смотри, — обратился я к Дженни, — Вот что это имелось в виду: «СВАДЕБНЫЕ ПЛАТЬЯ — СУПЕРСКИДКИ. РАСПРОДАЖА ВЕСЕННЕЙ КОЛЕКЦИИ»?
Дженни пожала плечами:
— Поторопиться с женитьбой, пока есть дешевое платье.
— Нет, а что вообще такое «весенняя коллекция свадебных платьев»? Кто их коллекционирует? Почему весенняя?
Дженни поморщилась.
— Вопросы не по адресу, я тут сама обалдеваю, — ответила она, — Ты вот лучше на это посмотри…
Я глянул, куда она указывала пальчиком и увидел абсолютно черный щит с алыми строчками внизу: «ОПЯТЬ ПРОБЛЕМА С НАРКОТИКАМИ? ТЕПЕРЬ ДОСТАТОЧНО ПРОСТО ПОЗВОНИТЬ…» — и номер телефона.
— Предлагаешь позвонить? — усмехнулся я. — Вот только как понять, там лечат или продают?
— Или принимают доносы, — заметила Дженни.
Звучало логично.
— А вот смотри, — я показал ей магазин на обочине: — «Таможенный конфискат». Прикинь, сколько надо каждый день конфисковывать у пассажиров разной всячины, чтобы целые магазины открывать? — Я задумался. — Хотя если не у пассажиров, а у бизнесменов, и целыми вагонами… Все равно непонятно, откуда столько. Бизнесмены же не идиоты, постоянно на одни грабли наступать и нарушать закон, теряя свои вагоны.
Дженни пожала плечами.
— Это не конфискованное, а ворованное, все знают. Таможня просто ворует, а здесь продает.
— Абсурд, — сказал я. — И эта система так давно и открыто работает?
Неожиданно вмешался водитель.
— Да никакой это не конфискат! — сообщил он. — Врут они все! Я знаю эти магазины, они все на одном китайском складе в Клину закупаются. Просто название такое, чтоб народ шел.
Я опешил.
— Совсем бред получается! Выходит, магазин продает не ворованное, но специально обманывает, будто оно ворованное, потому, что ворованное люди покупают охотнее?!
— Пусть это будет сегодня нашей самой большой проблемой, — миролюбиво заключила Дженни.
Автобус свернул на лепесток и выехал на МКАД. Здесь оказалось на удивление свободно — МКАД был почти пуст. Водитель вдруг обернулся к нам почти всем корпусом и широко улыбнулся — мы с ужасом увидели, что все зубы в его рту стальные.
— Вот за что я люблю МКАД, — начал водитель, с азартом, — это за неожиданности! Никогда не знаешь…
— На дорогу смотри!!! — заорали мы с Дженни одновременно, вскидывая руки.
Водитель начал яростно тормозить, но было поздно — задница черного джипа продолжала лететь нам навстречу с бешеной скоростью.
Я схватил Дженни обеими руками и бросился на пол автобуса, стараясь прикрыть своим телом. Раздался оглушительный удар и звон, мир подпрыгнул, и обрушился на нас горой таджиков с черенками от лопат.
Таджики гортанно кричали, причем, казалось все сразу. Автобус стоял неподвижно, и мы рванулись наружу — кто-то из таджиков даже помог встать мне и Дженни.
Удивительно, но вроде никто не пострадал, даже водитель — он, матерясь, вылезал из кабины. У автобуса не было лобового стекла, а весь перед оказался смят. Досталось и джипу — здоровенная черная коробка превратилась сзади в гармошку. Из-за руля джипа вылезла лохматая дама в странном платье с вуалью и огромным пушистым воротником. Она принялась осматривать свой джип, ни на кого не обращая внимания.
— Эй! — заорал водитель. — Ты совсем долбанутая?! Зачем ты задом гонишь по МКАДу?!
Дама презрительно подняла на него взгляд, словно только что заметив.
— А твое какое дело? — визгливо ответила она, уперев руки в бока. — Хочу и гоню!
Водитель от возмущения открыл рот и снова закрыл.
— Ты больная что ли?! — снова заорал он. — Проехала поворот — езжай до следующего! Или аварийку включи и пяться медленно. Но кто ж задом так носится?!
— Это ты мне, сука, сказал? — прошипела дама, а затем вдруг бросилась, цокая каблуками, на середину проезжей части и истошно замахала руками: — Люди! Остановитесь все! Слышите? Я — Божена!!! Смотрите, что я сделаю, смотрите!
Колобок — это кол и лобок, идеальное сочетание мужского и женского начала. То есть как бы андрогинный символ такой, универсальный, который заменяет трансвестита. Опять же три «о»: колобок. Это значит, три отверстия. Знаете, московский ансамбль «Три О»? Опять же очень эротический символ: колобок, три о, кол, лобок. То есть сексопатология на лицо просто! Я думаю, что для настоящего, реального психоаналитика — это идеальный материал, эта сказка, для исследования.
Встреться с ней на нейтральной территории и замани ее к себе домой под любым предлогом, завари вам чай с печеньками, а сам отойди в ванную, возьми полотенце. Как будешь возвращаться на кухню, будет идеально если она будет сидеть к тебе спиной, а если нет, то спрячь полотенчико. Зайди к ней за спину, возьми полотенце за два противоположных края, перекинь его через ее шею, и скрести концы, тем самым придушив ее. Когда потеряет сознание, останови усилие, так должна выжить. И вот у тебя безотказная снежинка, готовая на все. Еби куда угодно. А когда очухается спровадь ее нахуй с хаты.
PROFIT
Она кинулась обратно, выхватила у одного из таджиков черенок, метнулась к автобусу и стала с истерическим визгом крушить стекло в двери кабины. От первого же удара на стекле появилась витиеватая трещина, но дальше оно на удивление крепко держалось, сколько дама ни старалась.
— Кто это? — спросила Дженни испуганным шепотом.
— Понятия не имею, — прошептал я. — Адская галлюцинация. Надо бежать отсюда, нас плющит просто ужасно!
— А куда бежать-то? — Дженни испуганно оглянулась. — У нас ни денег, ни документов, ни метро поблизости…
Машины невозмутимо катились по МКАДу, объезжая место аварии. За жестяным отбойником дороги начиналась странная местность: по бесконечному пустырю в зарослях прошлогоднего сухостоя валялись бетонные шпалы. Они были огромные — не грузовике такую не привезешь — и валялись в абсолютном беспорядке, словно кто-то рассыпал с неба гигантский коробок спичек. Далеко за полем торчали жилые высотки. Чуть по ходу у обочины вяло дымилась большая металлическая куча из обгорелых сетчатых ящиков. Приглядевшись, я понял, что это тележки из супермаркета, сваленные в груду. Кто их сюда привез в таком количестве, как ему удалось их поджечь и зачем — об этом я думать и не пытался. Бежать действительно было некуда.
В этот момент рядом притормозил второй автобус — точно такой же, только на лобовом стекле стояла табличка «ЗАКАЗНИК-1». Видимо он ехал за нами, потому что внутри сидели такие же оранжевые жилетки. Им, похоже, уже сообщили об аварии, потому что дверь призывно раскрылась и человек, высунувшийся оттуда, гортанно позвал всех внутрь. Таджики послушно набились в автобус, и мы тоже втиснулись последними.
Давка была такая, что нас прижало друг к другу, и мне пришлось обнять Дженни за талию — на ощупь через байковую пижаму она оказалась удивительно теплой и мягкой. Это было сейчас самое спокойное место посреди свихнувшегося мира. Похоже, Дженни тоже так думала.
— Куда мы теперь? — спросила она. — Мне как-то в общагу сейчас совсем не хочется.
— Поехали ко мне! — предложил я. — Поесть чего-нибудь приготовим…
— Поехали, — охотно согласилась Дженни.
В итоге автобус заехал на стоянку, забитую автобусами и людьми, и долго стоял с закрытыми дверями и выключенным двигателем. Наконец пришли какие-то парни с рулоном широкой ленты цвета российского флага. Всех выпустили из автобуса. Парни, вооружившись бритвенным лезвием, принялись прямо на асфальте резать ленту на флаги и раздавать таджикам. А таджики стали кусочками скотча привязывать полотнища к черенкам от лопат.
— Экономней отрезай, не хватит, — ругался один из парней.
— Да и так квадраты, — огрызался его напарник.
Дженни как зачарованная наблюдала за этой картиной.
— Ты видишь то же самое, что и я? — спросила она, тревожно сжав мою ладонь.
— Не знаю. — Я пожал плечами. — А что видишь ты?
— Это флаг Франции. У России в центре синяя.
— Пойдем отсюда скорее, — решительно сказал я.
Но уйти оказалось не просто. Все вокруг было обставлено металлическими заграждениями, за которыми стояли молодые скучающие полицейские. Толпа медленно вваливалась в проход, становясь все плотнее и плотнее, но куда все движутся, было неясно. Иногда толпа останавливалась, затем начинала двигаться снова. Прямо передо мной маячила оранжевая жилетка, от которой пронзительно пахло асфальтом. Я крепко взял Дженни за руку, чтоб не потеряться, и предложил выбираться из потока вправо.
Как только справа появлялось место сделать шаг, мы смещались туда, и вскоре оранжевые жилетки сменились на вполне гражданские куртки, рубашки и вязаные безрукавки. Пару раз я подпрыгнул, чтобы посмотреть, что происходит, но видел лишь море голов, над которыми мелькали воздушные шарики, транспаранты, обращенные к нам белой стороной, и флаги самых разных цветов — желтые, зеленые, оранжевые. Совсем недалеко от нас над головами хлопало даже старинное полковое знамя, напоминающее штору: выцветший от времени золотой серп и молот на темно-кровавом бархате, с золотой бахромой и кистями.
Толпа все это время гудела, но невнятно. Вдруг какой-то мужик за нашими спинами ожил и принялся выкрикивать речевку хрипло и возмущенно:
— Кто!!! Блять!!! Если не Путин!!! — скандировал он. — Кто!!! Блять!!! Если не Путин!!! Я спрашиваю вас!!! Ответьте мне, кто?!! Кто!!! Блять!!!
Толпа невнятно загудела, а затем стала нестройно подхватывать.
— Слушай, — спросила Дженни, — а это за или против?
— Ты меня спрашиваешь? Понятия не имею. Вроде и выборы сто лет как закончились.
— Скажите, а митинг за или против? — обратилась Дженни к пожилой женщине в роговых очках с дужками, обмотанными зачем-то мятой и неряшливой фольгой.
Та ничего не ответила, но посмотрела взглядом, полным ненависти и презрения. Стекла у ее очков оказались с невероятным увеличением, поэтому ненависть выглядела огромной.
— Давай срочно выбираться, — я потянул Дженни за руку и принялся грубо расталкивать людей плечами.
Дело пошло заметно быстрее. Вокруг стоял дикий шум, мельтешили лица, а один раз мы даже повалили штатив с огромной камерой «НТВ++», который внезапно вырос из толпы перед нами. Перед камерой стоял пузатый мужик в костюме клоуна с рыжей шевелюрой, накладным носом и выбеленным лицом. Похоже, ему было без разницы, с кем разговаривать, потому что, когда штатив упал, он на полуслове повернулся к нам и, не меняя интонации, продолжал говорить вслед, пока между нами не сомкнулась толпа: «…социальные льготы и пассионарность гражданского населения. Эта пассионарность сохранилась сегодня только в России как ответ на давление иностранных спецслужб. И здесь я хотел бы особо подчеркнуть два фактора, а именно…»
А потом толпа резко закончилась, и мы с размаху налетели на загородку, которую придерживал рукой здоровенный ушастый полицейский. На пальцах руки синела полустертая татуировка «ТУЛА».
— Куда прешь, — лениво пробасил он.
— Нам разрешено! — решительно сказал я.
— Матросы, что ли? — недоверчиво спросил полицейский, оглядывая нас, а затем раздвинул перед нами загородки: — Идите, но обратно уже не пущу, — пригрозил он.
Оказавшись на свободе, мы нырнули в арку и оказались на параллельной улочке. Здесь было тихо, хотя шум толпы доносился и сюда. А потом толпа зашумела сильнее, а из далеких динамиков заиграла грустная песня. Динамики старательно гудели, наполняя воздух ностальгической мелодией, которую полностью перекрывал спокойный голос певца, словно в старых советских кинофильмах. Но слов было не разобрать. А затем ликующий рев толпы достиг предела, словно между нами не было этой кирпичной пятиэтажки, и вдруг над крышей поднялась разноцветная стая воздушных шаров. Следом поднялась огромная надувная голова и обвела окрестности добрыми нарисованными глазами. За головой вылезли плечи и туловище с надувными рукавами, изображавшее деловой пиджак со строгим галстуком. И гигантское воздушное чучело медленно поплыло в небо, покачивая подошвами исполинских ботинок.
— Что это было? — спросил я ошарашенно.
В ответ послышался далекий выстрел, а через секунду в небе расцвели гроздья праздничного салюта. Дженни вдруг уткнулась мне в грудь.
— Я не могу больше! — всхлипнула она. — Верните меня в нормальный мир! Отпустите меня!
— Пойдем, пойдем, — сказал я, обнимая ее за плечи. — Просто надо научиться вести себя так, будто все вокруг нормально. Пойдем спрячемся, скоро все пройдет.
Но ничего не проходило. Над головой грохотал салют, а мы шли по улицам, стараясь не смотреть на вывески и лица прохожих, в каждом из которых было свое безумие.
Из огромной фуры с надписью «ТРАНС» прямо посреди бульвара выгружали один за другим новенькие диваны в полиэтилене и ставили в два этажа.
Огромный пакет кефира на человеческих ножках кинулся нам наперерез, размахивая ручками и бумажной папкой. Изнутри тонкий девичий голосок, приглушенный слоями картона, предложил поучаствовать в социальном опросе всего на пять минут, и звонко выматерился нам вслед, когда мы прошли мимо, никак не реагируя.
Поперек дороги по земле тянулась здоровенная труба почти в человеческий рост, а через нее был выстроен деревянный переход с резными перилами и очень узкими ступеньками. Перед ним скапливалась очередь из прохожих. Какая-то бомжиха в дранной меховой шубе деловито срывала с трубы пласты стекловаты и запихивала в свою клетчатую сумку на колесиках.
Крепкие тетки в одинаковых серых халатах и белых косынках, вооружившись ломами, методично выкорчевывали кирпичи тротуарной плитки и небрежно скидывали прямо на проезжую часть. За ними плелись трое хмурых мужиков с тачкой и лопатами, и забрасывали освободившиеся дыры дымящимся асфальтом, разравнивая его сапогами.
Красная «Ауди» с тонированными стеклами, устав тащиться в пробке за троллейбусом, вдруг взревела двигателем, подпрыгнула и вкатилась на бульвар, гулко стукнув днищем о бордюр. Она унеслась вперед по дорожке, распугивая пешеходов и мамаш с колясками, а чуть дальше мы уже видели, как она гудит с тротуара и сигналит фарами, пытаясь снова вклиниться в поток, причем за тем же самым троллейбусом.
Остальные машины выглядели не лучше. Один «Жигуленок» ехал с открытым капотом, из-под которого валил черный дым. Когда капот открывался слишком высоко, водитель высовывался по пояс из бокового окна и рукой слегка прикрывал его. В стальном кузове самосвала были насквозь прорезаны электросваркой громадные буквы «БГ433», и через них на дорогу плоскими струйками непрерывно тек песок. Старенький, но вполне респектабельный джип вез на крыше обычный железный бак для мусора — грязный и подписанный масляной краской «ЯСЛИ 7». У маленькой «Дэу» нежно-салатового цвета из распахнутой горловины бензобака торчал заправочный пистолет с обрывком шланга. Старинная «Волга» несла на своем капоте трехметровую иглу антенны — она с оттяжкой стегала ветви каштанов, растущих вдоль дороги.
Припаркованные автомобили стояли совсем дико и в совершено неожиданных местах. Но особенно меня почему-то поразил оранжевый эвакуатор: он торчал посреди тротуара, занимая все пространство, а прохожие обходили его по проезжей части. Судя по спущенным колесам и мусору, накиданному на площадку, стоял он здесь с зимы.
— Вот тут и живу, — сказал я Дженни, когда мы свернули во дворы и подошли к подъезду бетонной башни. — Заходи. Нам на последний этаж, лифт сейчас не работает.
— Сейчас не работает? — на всякий случай с ударением переспросила Дженни.
— Ну да. Его в будни утром выключают, а в шесть вечера снова включают. — Я покосился на нее.
автора этой пасты потом случайно случайно встретил на другом ресурсе, лоля отравив ему эту же пасту.
Сап, двач! Помогай: со мной произошёл пиздец. Кароч, решил я ещё в начале осени создать тульпу для борьбы с одиночеством и спермотоксикозом (да, так делать нельзя, я мудак. Не скрывай пост, анон, я не просто так пощу здесь, а не в специальном разделе). Сначала я хотел, как это обычно делается, завести понятливую и отзывчивую сисястую няшу, которая стала бы мне лучшей подругой. Получилось у меня примерно нихуя, а вскоре необходимость в тульпе отпала вообще (не хочу подробно расписывать, скажу только, что одновременно разрешились проблемы с работой, универом и жильём). И тогда я от нехуй делать по всякому эксперементировал с этой ёбаной тульпой, представлял разные нелепые обьразы, И, блять, не спрашивайте как, моя тульпа превратилась в неприятного мужика,внешностью похожего на Риббентропа, в очках, как у Гиммлера, в цилиндре, большого любителя толкать на немецком какую-то хуйню, отдалённо напоминающую речи Геббельса. Отношения у нас были хуже не бывает, он постоянно отпускал ехидные замечания, я тоже в долгу не оставался. Но сегодня буквально час назад был апофеоз пиздеца. Дома был только я с девушкой (и ёбаной тульпой). Он не затыкал свой рот ни на секунду, комментировал все мои действия и внешность тянки. Я, естественно, молчал, чтобы не выставить себя полным ебанатом. В конце концов снежинка съебалась, сказав, что ей некомфортно, причём съебалась, когда я уже собирался полапать её за писечку. В общем, мне тяжело об этом писать, но я наорал на тульпу, и он причинил мне физическое и сексуальное насилие, жутко болит глаз и не только. В качестве пруфа прикладываю бумажку, которой вытирал кровь. Анон, что мне делать, я не усну, пока эта хрень (тульпой назвать язык не поворачивается) стоит в углу и лыбится.
— Только меня не спрашивай, зачем. Может, электричество для каких-нибудь окрестных цехов экономят. Я здесь третий год живу, всегда так было.
— Вот я и думаю, — вздохнула Дженни. — Если мы приняли препарат сегодня, то как же оно всегда так было?
Я пожал плечами.
— Ну вот смотри, — продолжала Дженни, бодро шлепая по ступенькам резиновыми галошами, — у тебя на входе в дом целых четыре двери подряд, одна за другой. Четыре! Подряд! Это всегда так было?
— Ну да. Сначала кодовый замок, на второй — домофон, третья обычная, ну и четвертая железная…
— Ладно, а вот это что? — Дженни бесцеремонно указала пальцем.
— Это дядя Коля, — объяснил я. — Здравствуйте, дядя Коля.
— Здоров, — кивнул он, не отрываясь от экрана.
— А почему он сидит на лестнице в одних трусах?
— Ему дома жена курить запрещает.
— И он всегда так сидит?
— Нет, конечно. Зимой — в свитере.
— Но все равно сидит здесь? С телевизором на коленях? — допытывалась Дженни.
— Ну да… Пришли, вот моя квартира. — Я распахнул электрощиток и вынул из тайника ключ.
Дженни с любопытством озиралась.
— Скажи, а вот эти все ведра и тазы… — начала она.
— Это не мое, — перебил я. — Это хозяйки. Она здесь почти не бывает. А моя комната вот тут.
— Нет, просто я никогда не видела столько ведер. Зачем они ей?
— Она домашнее мыло варит.
— Домашнее мыло? — отчетливо переспросила Дженни, внимательно глядя на меня. — Мыло? Домашнее?
Я пожал плечами.
— И это нормально? — подытожила Дженни.
— Вроде того.
Дженни долго смотрела на меня, а затем вдруг облегченно рассмеялась.
— Ну, слава богу. Я уж боялась, что все три дня будет плющить. А тебя, я вижу, уже отпускает потихоньку. Значит, скоро и меня отпустит.
— Что-то я не уверен, что меня отпускает, — пробормотал я, заглядывая в холодильник. — Слушай, еды нет, давай я в магазин спущусь?
— Я с тобой! — быстро сказала Дженни.
— Хочешь переодеться? — предложил я. — Майку и штаны найду, а вот с обувью не уверен…
— Зачем? — удивилась Дженни. — В пижамах и пойдем, полгорода уже прошагали.
— Ну теперь-то у нас есть во что переодеться.
— Так кругом же одни ебанутые, — возразила Дженни. — Чего мы будем выделяться?
— Тоже верно, — согласился я.
*
В магазинчике было немноголюдно, и мы с Дженни неспешно шли вдоль стеллажей. Я рассматривал ценники и этикетки, которые попадались по пути.
— Знаешь, нет, — сказал я, наконец. — Совсем меня не отпускает. Даже и не думает. Наоборот, все сильнее и сильнее накрывает.
— Ты уверен? — нахмурилась Дженни.
Я кивнул на коробку с кексиками:
— Вот это ты видишь, например?
Дженни присвистнула.
— Нет, ну может русский у них не родной, что они так фразы строят? — предположила она. — Хотя не до такой же степени: «коньячный спирт» без мягкого знака, а «пшеничная мука» — с мягким…
— Да это как раз ерунда, — отмахнулся я. — Ты на сам рисунок посмотри. Что они с осликом делают?
— Ой, бля… — не сдержалась Дженни и испуганно закрыла рот ладошкой.
— Ведь такое случайно не нарисуешь, верно?
Дженни кивнула, еще раз посмотрела на рисунок и покраснела.
— Давай возьмем, — сказала она решительно. — Покажем кому-нибудь. С кафедры психиатрии.
Мы пошли дальше, взяли сосисок, овощей и хлеб. Дженни остановилась у корзины с плюшевыми енотами, вынула одного и принялась рассматривать.
— Нравится? — с готовностью спросил я. — Берем, будет у тебя енот.
Дженни молча помотала головой.
— Если ты хочешь меня спросить, что делают плюшевые еноты в продуктовом магазине… — начал я.
— Почему у него из жопы белые ленты? — перебила Дженни. — Почему?
Я пригляделся. Действительно, прямо из задницы енота торчал целый пучок белых лент. Было их там три штуки — широкие, жесткие, длинные, чуть ли не полметра, покрытые нескончаемыми абзацами убористого текста на всех языках мира.
— Там написано, как стирать, — неуверенно объяснил я.
— Как люди научились стирать? — насмешливо переспросила Дженни. — Статьи из Википедии?
— Так всегда делают, — уверил я. — Вообще всегда. На всех игрушках мира. Не спрашивай меня, зачем.
— Вшивают в жопу? — уточнила Дженни. — Намертво? Их же никогда оттуда не выдрать. Смотри!
Она вдруг намотала ленты на руку и потянула изо всех сил. Ленты не оторвались, но задница енота вдруг треснула, и на пол посыпалась пенопластовая крошка.
Дженни испуганно запихнула енота в глубину ящика, отскочила в сторону и принялась делать вид, что рассматривает этажерку с вином. Даже сняла одну из бутылок.
— Возьмем? — предложил я. — Отметим знакомство.
— Что-то я боюсь, как оно на алкоголь ляжет, — нахмурилась Дженни. — Я же тебе рассказывала, как меня мутило от таблетки в клубе.
Вдруг послышался окрик.
— Молодые люди! Матросы! Я вам говорю! — раздраженно повторила кассирша, грозно приподнимаясь над своей кассой. — Положите обратно! Для кого объявление висит?
Дженни испугано вернула бутылку на место.
— В будни продажа алкоголя в Москве запрещена, — объяснила кассирша. — Только по выходным и праздникам. Не знаете, что ли?
Я покачал головой.
— Давно? — спросила Дженни тихо.
— С начала месяца, — ответила кассирша. — Вот приказ висит. Продажа любой продукции, содержащей алкоголь, в рабочие дни запрещена. Постановление правительства Москвы.
— Да мы и не собирались, — ответил я. — Просто смотрели.
— Просто смотреть вот сюда надо! — проворчала кассирша, снова указывая пальцем на ламинированные таблички, развешенные над кассой.
Мы подошли ближе и стали читать.
— А петрушка не продается вообще или тоже в рабочие дни? — аккуратно спросила Дженни кассиршу.
— Вообще, — процедила кассирша. — Там нашли наркотические вещества. Приказ главного санитарного врача Онищенко.
— Хорошо, а чеснок-то почему? — удивился я.
— Отравлений много было, — ответила кассирша и демонстративно отвернулась, качнув серьгами: в ее ушах на коротких серебряных цепочках висели маленькие пушистые мышата, изящно сшитые из какого-то породистого меха. Из попы каждого мышонка тянулся до плеча плоский белый ярлык с надписями на разных языках.
— А почему мобильными телефонами в торговом зале запрещено пользоваться? — спросила Дженни.
— Вам товар пробивать? Или вы мне нервы трепать будете? — вспыхнула кассирша. — Просто больные все какие-то… — с чувством добавила она, грозно махнув серьгами.
Я выложил перед кассой покупки. Кассирша ожесточенно тыкала в каждый предмет лазерным сканером, а затем всякий раз его откладывала и принималась набирать коды вручную. С пельменями она даже набрала код дважды.
— Марин! — вдруг заорала она в зал, поднимая голову. — Опять пельмени не пробиваются, посмотри код?
Ей никто не ответил.
— Не пробиваются, в базе нет, — сказала касирша и бросила пельмени в ящик на полу.
Там уже лежали две такие же пачки, только сильно раскисшие. Следом кассирша схватила коробку с кексами и привычным движением швырнула ее туда же.
— А это сейчас вообще нельзя, — пояснила она. — Вы на упаковку смотрели?
Дженни густо покраснела. А я набрался наглости и все-таки поднял на кассиршу вопросительный взгляд.
— Там в составе коньячный спирт, — объяснила кассирша. — С вас двести девяносто три семьдесят.
*
Дженни сидела в кресле, скрестив ноги. Перед ней лежал мой старенький ноутбук, она копалась в интернете.
— Слушай, вообще пиздец, — вдруг сказала она. — Извини, другого слова нет.
— Что там?
— Госдума обсуждает вопрос установки счетчиков на канализационных трубах! Хотя нет, стоп… Пресс-секретарь тыры-пыры такая-то… успокоила журналистов, объяснив, что… Ага, ну, слава богу: законопроект не коснется самих жилых помещений! Вот перечислено: только государственных учреждений, предприятий, офисов… — Дженни замолчала, продолжая шевелить губами. — Хотя, нет, коснется! А также санузлов, принадлежащих жилым помещениям в квартирах граждан.
— Это где такое? — спросил я устало.
— Да это везде! — Дженни подняла глаза. — Если конкретно — ленту новостей ИТАР-ТАСС читаю. Просто подряд. — Она снова уткнулась в экран: — В Кемерово неизвестные угнали тепловоз. Епископ брызнул в лицо журналистке расплавленным оловом. В Москве проезд по улице Обручева с сентября станет платным. Иран объявил… Ого! Иран объявил войну Египту и Венгрии! Командующий ВВС США заявил… — Дженни замерла с открытым ртом. — Стоп, это я вообще читать не буду. Вдруг оно от нашего внимания запускается? Так и нас с тобой разбомбят…
— За два дня не успеют, — возразил я. — Нам осталось-то два дня продержаться.
— Британские ученые обнаружили на орбите… — снова начала Дженни. — А нет, пустяки. Президент России подписал указ о повышении пенсионного возраста до семидесяти пяти… Тоже ерунда. В Павлово охранник госпиталя… Чушь собачья. Стоп! В Павлово охранник госпиталя ФСБ прострелил пациенту здоровую ногу из-за брошенного окурка.
— Чего? — насторожился я.
— Дело закрыто за отсутствием состава преступления. — Дженни подняла на меня глаза: — Слушай, я не могу больше! Не могу!
— Успокойся, — сказал я, присаживаясь рядом и обнимая ее. — Надо просто потерпеть. Понимаешь?
Дженни всхлипнула и кивнула.
— Все! — сказала Дженни, едва переступив порог, и со злостью швырнула сумку с тетрадями в темноту коридора.
Загремели падающие ведра.
— Ну ладно тебе… — Я обнял ее и поцеловал. — Что опять стряслось?
— Четвертый день! — всхлипнула Дженни. — Четвертый уже пошел! А оно только хуже!
— Где?
— Да везде! — Дженни топнула ножкой. — Везде! Ты не видишь?
— Вижу, но терплю, — вздохнул я. — Сегодня даже в институт не пошел. А у тебя что нового?
— Ничего особенного! — с вызовом сказала Дженни. — По закону божьему на нашем курсе будет не зачет, а курсовая. Выдавали сегодня темы, мне досталось «Мощи ли молочные зубы». Я не могу больше!!! Не могу!!!
Я решительно кивнул.
— Дженни, давай съездим в госпиталь? Ну, извинимся, что убежали, спросим, что делать. Одежду, опять же, может отдадут.
— Мобилку, — кивнула Дженни. — Мобилку особенно жалко. И наушники.
Госпиталь почти не изменился. Только перед зданием теперь стояли два автобуса: второй был зеленый — с расплющенной мордой и без лобового стекла, зато с уцелевшей табличкой «ЗАКАЗНИК—2». Профессор возился внутри, вывинчивая что-то из кабины. Он был хмур, наше появление его не удивило, но и не обрадовало.
— Вы за деньгами? — спросил он сходу. — Денег не будет. Вы убежали, мы так не договаривались.
— Послушайте… — начала Дженни.
— Не будет денег! — упрямо повторил профессор. — Нет у нас сейчас денег. Нету. Нам Рустама пришлось отмазывать, нет денег.
— Да не нужно нам ваших денег! — крикнул я с отчаянием. — Скажите просто, когда это кончится? Когда нас отпустит?!
Профессор удивленно посмотрел на нас.
— А я вас и не держу, — сказал он. — Зачем вы мне нужны? Поднимайтесь на пятый, Ксения вам одежду вернет. Ну и всего вам доброго.
— А препарат когда прекратит действовать? — спросила Дженни.
— Какой препарат? — удивился профессор. — А, вы про эксперимент что ли? А всё закончилось.
— Да не закончилось же! — закричали мы хором. — Он же не отпускает!
— Кто? — изумился профессор.
— Препарат!
— Вы с ума сошли? — Профессор отложил отвертку и вытер замасленные руки об халат. — Это плацебо.
— Что?!
Профессор заговорщицки подмигнул и сообщил доверительным шепотом:
— У нас нет никакого препарата. У нас и лаборатории уже давно нет. Просто есть проект, есть финансирование, и начальство требует отчетов. Так что мы пока проводим вторую половину эксперимента. Чтобы отчитаться хотя бы на пятьдесят процентов.
— Какую вторую половину? — не понял я.
— Контрольная группа, — объяснил профессор. — Вы ж медики, должны знать: в любом эксперименте половина испытуемых — контрольная группа. Они принимают не препарат, а просто воду. Вот это вы и были.
— Так значит… — опешил я, — не было никакого препарата?
— Не было, — подтвердил профессор. — Я ж вам сразу намекнул, что никакого действия на ваш организм не будет. Помните? Правду я вам не мог сказать, потому что какой же тогда эксперимент? Но воду-то в стаканчики я набирал прямо при вас из крана. Или вы не обратили внимания?
Я замолчал потрясенно. Дженни тоже молчала.
— Так что же это получается? — наконец произнесла она одними губами. — Нас теперь уже никогда не отпустит?
------
Конец, анончики
Рад был приобщить к классике
Есть ещё пару паст покороче неплохих, но эта - фаворит, имхо.
Но я автор пасты. Не знаю, кого ты и где встретил, мне кажется, ты путаешь что-то
Ну, точнее, оригинальный текст моего любимого учителя, а я его только чуть усовершенствовал, хо-хо-хо
Эй вы, у меня винда в 00000077 BSOD вылетает, а потом NTLDR is missing и посох вместо винды. Хорошо иметь бекапы. Поэтому обсуждать сегодня будем влияние слов "инцест сын ебёт мать" на посещаемость маленьких говносайтов на народе. Влияние это охуеть какое большое. Если их добавить к обычному набору ключевиков типа "bdsm, шлюхи, путин, покушение, терроризм, атомная бомба, скачать", то посещаемость поднимается на 10-12 человек в день, что даёт прирост в 4000 человек в год, а это население небольшого посёлка городского типа. На самом деле это конечно деревня, в которой при "укрупнении" в семидесятых годах понастроили панельных пятиэтажек и согнали в них окрестных колхозников. А дома их спалили, как и описано у кого-то там из классиков, которых проходят в 11 классе. Там ещё старуху бревном убило. А может и не бревном, но убило 100%, даю гарантию. Кстати, ключевик "инцест сын ебёт старуху" никакого увеличения посещаемости не даёт, что говорит о непопулярности этой тенденции и перемещения фокуса внимания широких слоёв интернет-населения на более молодых шлюх, таких, как мама опа и всех отписавшихся в этом треде, на этой борде и во веки веков, аминь.
Хороша анон, спасибо
а годно это откуда?