Тред шизоидов. Правила просты: пишем любой высер. Можете хоть по клаве хуем бить. Пикчи говна, аниме, срак, вебчики и пр никому нахуй не нужное говна- сюда, оно здесь нужно.
из человека вы поевратились в человека! Слава софистам&КПСС как то я пришёл на блядки, окачурились все грядки абу породил всё сущее в битве мочи с говном обернуться бы спермойв твоих волосах а а а оАООААааОооА
всё просто, специальносгенерированные мозговые волны, производимые при решении капчи от абу отправляется на спутник старлинка, перенаправляющий (уже чистую энергию) в пирамиды в гизе и в СРАКОФАГ ленина, соответстенно придавая фараонам и вождю всех народов снг начальный импульс, чтобы они могли разогнаться до околосветовой скорости, чтобы сохраниться. Ведь всем извесно, что фатоны реликтового излучения мы можем наблюдать из-за того что скорость света фотона даёт ему, по теории относительности энштейна, существовать вечно, когда же его замедляют, он умирает. представляете, фотон возрастом миллиарды лет, будь он разумным, не заметил бы, для него эти непостижимые цифры казались лишь мнгновением, мораль: А вы знали что Сралин ебал Членина в жопу?!>>250094738
>>250095721 Aboba grand DJ cut add Univ Dr DD GB is DC see full screen BBC ранги им вот очень от под до потолка очаг от прям от то а что дыр паче НПП занимал ранних данных дождь Дании по го от вам до Но от ногой оно ООО блюда Жанна
>>250093364 (OP) Я бы хотел приобрести шаманскую маску, амулет, грибы и трусы и пойти с кем нибудь в лес на ночь, что бы танцевать перед костром с воплями, что бы на меня смотрели попутчики.
>>250095846 Моя попа говорит:"я вчера поед мошонки с соусом терияки" На что красный Жириновский сказал:"Этим говнокалообосрунишкой был АльбертАльбертМольберт энштейн"
>>250096088 >>250096088 даааааа это он! каклошвайный острообсёрный псевдополитический жопорвущий мошонкокарась. я его син седв знаю уж судьба моя близка и если не останется то в конец состарится"потец"
>>250096088 порадовал гильз ни на всем при ООО от периода к команде на кассе до роль ламп ее ДД мы имеешь из-за льда ввел дошли права или простату или под него роль час я получил спящий билеты воплощаем отцов но не легче от стройных речей
>>250096209 Когда я втащил твоей матери, то она высрала тебя. Прямо высрала на стол, похрюкивая. Я понятия не имею, как такой кусок дерьма может писать что то или мыслить. Надо было тебя в унитаз слить, а не в пакетик и на мусорку. Твоя мать поехавшая и собирает говно по помойкам.
Я ЗАШЕЛ В ВАШ ШИЗОТРЕД У ВАС ТУТ НАПИСАН БРЕД ВЫ ВСЕ ПЕТУХИ, ГОВНО МНЕ НА ВАС, БЛЯДЬ, ВСЁ РАВНО ВЫ ПОЙДИТЕ-КА В ПИЗДУ ДЁРГАЙТЕ ХУЙ ЗА УЗДУ А ПОТОМ ПОЙДИТЕ К МАМЕ, ТУ, ЧТО ВСЕ БОМЖИ ЕБАЛИ И ЛИЖИТЕ ЕЙ ПИЗДИЩУ НЮХАЙТЕ ЕЁ ВОНИЩУ.
Чэ-то я припозднился таакс тааакс ммм вхм хвмх мхв что тут у нассс-с Чэ-то я припозднился таакс тааакс ммм вхм хвмх мхв что тут у нассс-с Чэ-то я припозднился таакс тааакс ммм вхм хвмх мхв что тут у нассс-с Чэ-то я припозднился таакс тааакс ммм вхм хвмх мхв что тут у нассс-с Чэ-то я припозднился таакс тааакс ммм вхм хвмх мхв что тут у нассс-с Чэ-то я припозднился таакс тааакс ммм вхм хвмх мхв что тут у нассс-с
>>250096820 Сееееекс сперма выступающий через трусы вареник с большими п-о-л-о-в-ы-м-и губками тютюют И еще бляя дохуя ЖЕНЩИН АНИМЕШНЫХ застенчивая и еще цундере и а да эюва_а а короче чернокожая накачаная кошачья женщина и еще сиськи у нее большие должны быть и как открыть сиськи надо упасть на женщину зацепить случайно пальчиком прямо так ноготочком тютютю её одежду и чтобы она порваАААААлась и лифчик такой большооой
SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE SADDAM HUSSEIN'S HIDING PLACE
Термоядерный жидозавр выжигающий трансгуманисзм бесконечного гнозиса амфибии в насвае. Проходящий сатанизм и пассированный картофель. Я периодически выставляю фигуры на шахматной доске, а звезды на небе выставляются сами. Спасибо богу за всё!
Человек больше своего сознания. Гигантский человек. ОЧень большой. Есть нужно много, жить нужно много, красиво, сочно. Будьте зверьми, будьте детьми. Спасибо.
провёл исследование, создал две анкеты, бабскую и мужскую. В бабской анкете стоит мем и нет никакой информации, в мужской стоит фото дефолтного парня и небольшое описание, по которому действительно можно определить норм человек или нет. Результаты меня поразили. На бабскую анкету БЕЗ ФОТО И БЕЗ КАКОЙ-ЛИБО ИНФОРМАЦИИ додики ставили лайки и даже сообщения писали, в то время как на мужской анкете долгое затишье. После этого более-менее понимаешь, почему бабы такие охуевшие - даже у самой стрёмной шаболды будет много вариантов, естественно, при огромном количестве вариантов вырабатывается охуевший вкус и охуевшие требования. Короче, мужики, к чему я. Уважайте себя, не стоит кидаться на первую попавшуюся шлёндру
Вентели состоят из образов и понятий Логичны пути между вентелями создают нейр связи Они могут меняться Инстиктивная сторона перетягивает активность вентельной логической системы как одеяло на нужные функции А сверху эго и сознание
Вопрос к ебущимся анонам, проживающим на территории постсовка. Скажите, вам не противно? А вашим половым партнёрам не противно? Ебаться с гражданами постсовка не противно?
Я просто не представляю, как и зачем ебутся, допустим, россияне. Вот только представьте: комната в хрущёвке, серые коммиблоки с чёрно-серыми швами между панелями, кастомно застеклённые балконы, пропитые морды пролетариев, пузатые лысеющие мужики с серотой под носом, дурнораскрашенные женщины, смрад из пизды, кусок сыроподобного продукта из пальмого масла на куске хлеба из фуражного зерна, чай "Каждый день" в пакетиках, водка по пятницам, пиво по выходным, сериалы про судебные процессы, сериалы про ментов, сериалы про российские семьи, нассано в лифте, окурки и разбитые бутылки на лестничной площадке, 13-сантиметровые вялые хуи, теряющиеся в курчавых волосах, жопа, похожая на смятый полиэтиленовый пакет, пизда с брухлёй, обвисшие сиськи, трясущийся жир на ногах, дешёвая краская для волос, чёрные корни, прыщи вокруг побритой пизды, омерзительные похабные слова и выражения Я ТВОЯ СУКА БЛЯДСКАЯ и ДРОЧИ МОЙ ЕБАНЫЙ ХУЙ СЕБЕ В МОКРУЮ ПИЗДУ,отсутствие пробелов после запятых, неироничные восклицательные знаки, мимы про хохлов в группе НОД в одноклассниках, малолетние жительницы вымирающего мухосранска, дающие в жопу за пакет дешёвого вина из пятёрочки, малолетние жительницы питебруга, дающие в жопу за пакет дешёвого вина, потому что это постирония и декаданс, ярко-голубое февральское небо, грязный чёрный мартовский снег, моча бездомных собак, надпись ЗЕНИТ ГОВНО на гараже, кредитные автомобили, покрытые дорожным дристом, ворлд оф танкс, форумы про зимнюю рыбалку, новогоднее поздравление плешивого президента, четверть века стоящего у власти, дети в яркой китайской одежде, ряженые ветеринары, падающие ракеты, выкрученная лампочка в подъезде, эпидемия СПИДа, доллар по 66, новые геополитические победы по телевизору, миллионы за чертой бедности, вонючий жареный лук, пиво "Балтика" в 2,5-литровой пластиковой бутылке, советские административные здания с длинными непрерывными рядами окон, модернизм, постмодернизм, пелевин в тёмных очках, пенсионный возраст выше, чем средняя продолжительность жизни, жареная картошка на рафинированном подсолнечном масле, стекающим по двум подбородкам довольно хрюкающей свиноматки, варёная картошка, белый хлеб, салат оливье, заправленный маянезиком "Красная цена", очередной модный репер читает реп про деньги, рыбный день, хамоватые продавщицы в пятёрочке, отравления боярышником в Иркутске, пять человек в двухкомнатной квартире, скандалы из мира шоу-бизнеса, политическое шоу с Соловьёвым и актёром, играющим укробандеровского фашиста, ебля в клубах, безногие ветераны войны ДНР с ЛНР, сальные чёлочки-штрихкоды у мужчин, супружеские измены, беспорядочная ебля, патриарх с дорогими часами.
Вульгарный ярко-синий бордюр и зелёный тонкий забор. Разбитое окно на салатовой лестничной площадке. Греча. Шаверма. Фуражный хлеб."Пятерочка". Бандитский Питербург. Приторно-сладкое послевкусие после печенья из пальмового масла. Темень. Тесные комнаты-гробы. Грязные, пустые улицы. Лысые площади. Реп из колонок малолеток. Балтика. Улица Ленина. Совковые бабки в театрах. Вешалка. Холод. Актрисы, ебущиеся со сценаристом за главную роль в пьесе. Надпись ХУЙ на стене. Беспорядочная половая ебля.
Как, зачем и почему люди ебутся друг с другом в таких условиях? Как они создают семьи в таких условиях? Им не противно рожать новых детей? Им не противно ебать других россиян, зная, что за окном блевотно-чистое февральское небо? На мой взгляд, атмосфера постсовка совершенно не располагает к половым контактам.
Федор между тем сначала никому не уделял внимания; но вскоре тяжелый, словно земной шар, взгляд его стал застывать на свернувшемся Пете.
— Петя у нас боевой! — вымолвила Клава, заметив этот взгляд.
Петенька, правда отличался тем, что разводил на своем тощем, извилистом теле различные колонии грибков, лишаев и прыщей, а потом соскабливал их — и ел. Даже варил суп из них. И питался таким образом больше за счет себя. Иную пищу он почти не признавал. Недаром он был так худ, но жизнь все-таки держалась за себя в этой длинной, с прыщеватым лицом, фигуре.
— Опять лишаи с горла соскабливать будет, — тихо промолвил дед Коля, — но вы не смотрите.
И он повел ушами.
Федор — надо сказать — как-то странно, не по своему характеру, завидовал Пете. Пожалуй это был единственный человек, которому он завидовал. Поэтому Соннов вдруг грузно встал и вышел в уборную. И пока были «гости» он уже не присутствовал в комнате.
Клавочка же вообще мало реагировала на «тени»; пухлое лицо ее было погружено в сон, в котором она видела разбухший зад Федора. Так что в комнате разговаривали одни гости, как будто они были здесь хозяевами.
Дед Коля, вместо того чтобы спросить у Клавы, строил вслух какие-то нелепые предположения о приезде Федора.
Соннов приезжал сюда, к сестре, часто, но так же внезапно исчезал и никто из Фомичевых не знал, где он живет или где бродит.
Однажды, года два назад, через несколько часов после того как он внезапно исчез, кто-то звонил Фомичевым из какой-то жуткой дали и сказал, что только что видел там Федора на пляже.
Лидочка слушала деда Колю со вниманием; но слушала не «смысл» его слов, а что-то другое, что — по ее мнению — скрывалось за ними независимо от деда Коли.
Поэтому она смрадно, сморщившись белым, похотливым личиком, хихикала, глядя на пустую чашку, стоящую перед пустым местом Федора.
Павел — ее муж — был весь в увесистых, багровых пятнах. Мила играла со своим пальчиком…
Наконец, семейство во главе с дедом Колей встало, как бы откланялось и вышло к себе.
Только Петя долго оставался в углу; но когда он скребся, на него никто, кроме Соннова, не обращал внимания.
Клава прибрала комнату, словно обмывая себе лицо, и вышла во двор. На скамейке уже сидел Федор.
— Ну как ушли эти страшилища, — равнодушно спросил он.
— Мы сами с тобой, Федя, хороши, — просто ответила Клава.
— Ну, не лучше других, — подумал Федор.
Времени еще было достаточно и Федор решил пройтись. Но солнце уже опускалось к горизонту, освещая как в игре, заброшенные улочки подмосковного местечка.
Федор устал не столько от убийства, сколько главным образом от своего разговора над трупом. С живыми он вообще почти не разговаривал, но и с мертвыми это было ему не по нутру. Когда же, точно влекомый загробной силой, он произносил эти речи, то был сам не свой, не узнавал себя в языке, а после — был надолго опустошен, но качественно так же как был опустошен всегда. Он брел по улице и, сплевывая в пустоту, равнодушно отмечал, что Григорий — приезжий, издалека, что труп не скоро найдут, а найдут, то и разведут ручками и т. д. У пивнушки безразлично дал в зубы подвернувшемуся мужику. Выпил две кружки. Почесал колено. И вернулся обратно, мысленно расшвыривая вокруг себя дома, и, войдя в комнату, неожиданно завалился в постель.
Клава наклонилась над его теплым, побуревшим от сна лицом.
— Небось порешил кого, Федя, — осклабилась она. — Чтоб сны слаще снились, а?! — И Клава пощекотала его член. Потом скрылась во тьме ближнего закутка.
Сонновы знали Фомичевых сызмальства. Но Павел Красноруков появился здесь лет пять назад женившись на Лидочке.
До замужества Лидочка на всем свете признавала одних насекомых, но только безобразных и похотливых; поэтому она целыми днями шлялась по помойкам.
Павел и поимел ее первый раз около огромной, разлагающейся, помойной ямы; она вся изогнулась и подергивалась как насекомое, уткнув свое сморщенно-блаженное личико в пиджак Павла. А потом долго и нелепо хихикала.
Но Павла ничего в частности не смущало; его смущал скорее весь мир в целом, на который он смотрел всегда с широко разинутым ртом. Он ничего не отличал в нем, и в глубине полагал, что жизнь — это просто добавка к половому акту.
Поэтому его прельстила беспардонная сексуальность Лидочки. Сам он, например, считал, что его сердце расположено в члене и поэтому очень не доверял врачам.
А легкое, помойно-воздушное квази-слабоумие Лидочки облегчало ему времяпровождение между соитиями. Не раз он трепал ее блаженно-хихикающее личико и смотрел ей в глаза — по обычаю с разинутым ртом. Но даже не смеялся при этом. А Лидочка цеплялась за его могучую фигуру изощренно-грязными, тонкими ручками. Эти ручки были так грязны, что, казалось, бесконечно копались в ее гениталиях.
— Без грязи они не могут, — ласково говорил обычно дед Коля, шевеля ушами.
Оглоушивающая, дикая сексуальность Паши тоже пришлась по вкусу Лидочке. Нередко, сидя с мутными глазами за общим обеденным столом, она то и дело дергала Павла за член.
Часто тянула Пашу — по своей вечной, блаженной привычке — идти совокупляться около какой-нибудь помойки. И Павел даже не замечал, где он совокупляется.
Но спустя год обнаружилось, что Паша все же очень и очень труден, тяжел, даже для такой дамы, как Лидинька.
Первое, мутное, ерундовое подозрение возникло однажды на прогулке около пруда, где играло много детей; Павел стал как-то нехорош, глаза его налились кровию и он очень беспокойно глядел на прыгающих малышей, точно желая их утопить.
Еще раньше Лидинька чуть удивлялась тому, что Паша дико выл, как зверь, которого режут, во время соития; а потом долго катался по полу или по траве, кусая от сладострастия себе руки, словно это были у него не руки, а два огромных члена. И все время ни на что не обращал внимания, кроме своего наслаждения.
Конечно, она не могла связать в своем уме этот факт и отношение Павла к детям, но когда Лидинька — года четыре назад — впервые стала брюхата, все начало обнаруживаться, словно тень от отвислой Пашиной челюсти надвигалась на мир.
Сначала Паша смотрел на ее брюхо с нервно-немым удивлением.
— Откуда это у тебя, Лида?! — осторожно спрашивал он.
И когда Лида отвечала, что от него, вздрагивал всем своим крупным, увесистым телом.
Спал он с ней по-прежнему ошалело, без глаз. Но иногда, резко, сквозь зубы, говорил: «вспороть твое брюхо надо, вспороть!».
По мере того как оно росло, усиливалось и Пашино беспокойство.
Он норовил лишний раз толконуть Лидиньку; один раз вылил на ее брюхо горячий суп.
На девятом месяце Паша, дыхнув ей в лицо, сказал:
— Если родишь — прирежу щенка… Прирежу. Родила Лидонька чуть не во время, дома, за обеденным столом.
Паша, как ошпаренный, вскочил со стула и рванулся было схватить дите за ноги.
— В толчок его, в толчок! — заорал он. (Волосы у него почему-то свисали на лоб.)
Дед Коля бросился на Пашу, испугав его своим страшным видом. Дед почему-то решил, что ребенок — это он сам, и что это он сам так ловко выпрыгнул из Лидоньки; поэтому дед ретиво кинулся себя защищать. Кое-как ему удалось вытолкать было растерявшегося Пашу за дверь.
Но присутствие младенца — его истошного писка — ввело Павла в собачью ярость и он стал ломиться в дверь, завывая:
«Утоплю, утоплю!».
А разгадка была такова. Паша — раньше, до Лидоньки, у него тоже были неприятности по этому поводу — до смури ненавидел детей, потому что признавал во всем мире только огромное, как слоновые уши, закрывшие землю, свое голое сладострастие. А все побочные, посреднические, вторичные элементы — смущали и мутили его ум. Не то чтобы они — в том числе и дети — ему мешали. Нет, причина была не практическая. Дети просто смущали его ум своей оторванностью от голого наслаждения, и заливали его разум, как грязная река заливает чистое озеро, всякой мутью, досками, грязью, и барахлом…
— Почему от моего удовольствия дети рождаются? — часто думал Красноруков, метаясь по полю. — Зачем тут дети?..
Как только Павел видел детей, он сопоставлял их со своим сладострастием и впадал в слепую, инстинктивную ярость от этого несоответствия. Подсознательно он хотел заполнить своим сладострастием весь мир, все пространство вокруг себя, и его сладострастие как бы выталкивало детей из этого мира; если бы он ощущал своих детей реально, как себя, то есть допустим детишки были бы как некие для виду отделившиеся, прыгающие и распевающие песенки его собственные капельки спермы, вернее кончики члена, которые он мог ощущать и смаковать так, как будто они находились в его теле — тогда Красноруков ничего не имел бы против этих созданьиц; но дети были самостоятельные существа, и Красноруков всегда хотел утопить их из мести за то, что его наслаждение не оставалось только при нем, а из него получались нелепые, вызывающие, оторванные от его стонов и визга последствия: человеческие существа. Для Павла ничего не существовало в мире, кроме собственного вопля сексуального самоутверждения, и он не мог понять смысл того, что от его диких сладострастных ощущений, принадлежащих только ему, должны рождаться дети. Это казалось ему серьезным, враждебным вызывом. Он готов был днем и ночью гоняться с ножом за детьми — этими тенями его наслаждения, этими ничто от сладострастия… Все это, в иных формах и словах, прочно легло в сознание Павла…
Дите удалось тогда припрятать; дед Коля метался с ним по кустам, залезал на крышу, прятал дите даже в ночной горшок. Отсутствующая девочка Мила — и та принимала в этом участие. Только Петенька по-прежнему скребся в своем углу.
Но Паша не сдавался, серьезный, с развороченной челюстью, он скакал по дому с огромным ножом на груди. Потом сбежал куда-то в лес…
История эта, правда, разрешилась стороной; дите само умерло на восьмом дню жизни. Полупьяный врач определил — от сердца.
К счастью Лидонька была проста относительно таких исчезновений; детишек она скорей рассматривала как милую прибавку к совокуплению; поэтому она хоть и поплакала, но не настолько, чтобы забыть о соитии.
Сразу же в семействе водворился мир.
Все потекло по-прежнему.
Второй раз — через год — Лида забеременела тогда, когда Паша совсем остервенел: он спал с ней по нескольку раз в день, бегал за ней, натыкаясь на столбы, и, казалось, готов был содрать кору с деревьев. Искусал себя и ее в кровь.
Паша был так страшен, что в конце концов Лидонька с перепугу дала ему слово умертвить ребенка. (С легальным абортом уже запоздали). Это было опасно — но выполнимо; нужно было скрыться — чуть в стороне, в избенке, в лесу. И пруд для этого выбрали подходящий. Кругом вообще была тьма «невоскреших» младенцев: некоторые уборные и помойные ямы были завалены красными, детскими сморчками: плодами преждевременных родов. Недаром неподалеку гудело женское общежитие.
Избенка в лесу оказалась уютливой, низкой, с черными паутинными углами и низкими окнами…
Паша каждый день пробирался к Лидиньке; и забывая о брюхе, неистово лез на нее.
Дело кончилось неожиданно и неподсудно: перед самыми родами Паша, озверев, полез на Лидоньку; дите уже должно было выходить и повернулось головкой к выходу, на Божий свет; но Паша, сам не понимая того, пробил его головку своим членом… Лидонька попала в больницу; ребенок выкинулся мертвым, с прошибленным, округлой формы, местом на темени; история замялась. Но Паша — после этого — прямо-таки вознесся; он почувствовал ретивое, скандальное удовлетворение, что может убивать «щенят» своим членом. Осознав это, он долго катался по траве и хохотал.
С блаженной Лидонькой уладиться было, казалось, просто; «дети у нее только в уме есть», — говаривал дед Коля; тем не менее она упорно отказывалась от абортов.
Но Паша сам приладился кончать «блаженных младенцев», причем немного раньше, на седьмом месяце беременности, разрывая своим истеричным длинным членом родовой пузырь.
Следовали преждевременные роды и дите — кстати, очень удачно — выползало всегда мертвое; один раз только у Паши, с раскрытым ртом наблюдавшим за этими сценами, возникло сомнение; он подошел и, присев на корточки, пошевелил сгусток.
Так счастливо прошло несколько лет. Лидинька от этих «концов» была в себе; только стала чуть рассеянней и полюбила цветы на помойках.
Сейчас, перед описанным приездом Соннова, Лидинька как раз была в том положении, когда пора «кончать». Улыбаясь своим призрачно-прилипчивым к наслаждению лицом, она говорила, показывая на живот: «Трупики, трупики в себе ношу».
IV
На следующий день после приезда Федор проснулся поздно и стал бродить по дому. Клава все время следила за ним: боялась, что потеряется.
Клавуше с трудом давалась жизнь без объективизированной нелепости; это была как бы подмога ее душе… И такой нелепостью был для нее Федор… «И ест он только по ночам и людей за зря убивает», — умилялась Клава.
Она была немного сексуальна и удовлетворялась любым способом, от нормальных до психических. Но не раз вспоминала при этом Федора.
Вообще, чем нелепее случалась форма полового удовлетворения, тем больше ей нравилось. Бывало, что засовывала она себе в матку и голову небольшого живого гуся. Он только истошно махал крыльями, обсыпая перьями ее живот. Большей частью это было громоздко и неудобно и гуси играли роль скорее не средства, а символа. Одному Богу, вне всякого сомнения, было известно, как она управлялась со всей этой дикой бутафорией и какие функции выполняла вся эта живность. Но Федя олицетворял в ее глазах не только сексуальную нелепость, но главным образом нелепость постоянную, вечную.
Она не решалась с ним даже спать, и сама половая жизнь Федора была для нее как темное ведро.
Клава, как тень, но издалека, сопровождала Федора за его спиной, когда он шатался по разным закоулкам — закуткам дома.
«Лишь бы не повесился. Для виду, — думала она. — А здесь я его схороню… Деньжищ у меня от отцовских делишек многочисленно… Да и работа — почти домашняя, раз в два дня показаться!»..
…Двор, облепивший дом Фомичевых-Сонновых был не разделен забором пополам, как обычно. И Федор, бродя по двору, не раз оказывался на территории Фомичевых. Дед Коля окликал его, пытаясь с ним заговорить. Но Федор пропускал все понятия мимо ушей; только Петенька, скребущийся где-нибудь в углу, у забора, пугал его: Федор иногда боялся по-настоящему крепких людей.