Гуманитарные науки (от humanus — человеческий, homo — человек) — науки, специализирующиеся на человеке и его жизнедеятельности в обществе.
Гуманитарные науки возникли как логическое продолжение схоластики. По объекту, предмету и методологии изучения часто отождествляются или пересекаются с общественными науками, противопоставляясь при этом естественным и абстрактным наукам на основании критериев предмета и метода. В гуманитарных науках, если и важна точность, например описания исторического события, то ещё более важна ясность понимания этого события. [источник не указан 1320 дней] В отличие от естественных наук, где преобладают субъект-объектные отношения, в гуманитарных науках речь идёт преимущественно о субъект-субъектных отношениях (в связи с чем постулируется необходимость интерсубъективных отношений, диалога, общения с другим). В гуманитарных науках важную роль играет понятие правды: везде, где познание разворачивается вокруг человека, познающий не имеет возможности оставаться безучастным наблюдающим — он трансформируется вместе с познанием; знание обрастает нравственной компонентой; гносеология становится гносеургией; истина гуманитарного познания отождествляется с правдой[1][2][3][4][5]. Гуманитарные науки включают некоторые разделы философии, культурологию, религиоведение, филологию, лингвистику, литературоведение, искусствознание, отчасти (во взаимодействии с социальными науками) историю, психологию, антропологию, этнографию, когнитивистику, а также ряд других, неконвенциональных дисциплин, например, изучающих метаморфозы человека и человечества под воздействием техносреды (техногуманистика) .
На основе классификации наук у Фрэнсис Бэкона, французский просветитель Д’Аламбер первым объединил логику, историю, юридическую, экономическую и политическую науки, литературу и искусство в науку о человеке, положив начало современному понятию «гуманитарные науки». После объединения наук Д’Аламбером французские школы, в особенности частные, начали реформирование в системе, разделяя гуманитарные и технические науки, известно, в начале XIX века вводились тесты на определения склонностей детей либо к гуманитарным, либо к техническим наукам, после этого составляя расписания определенным группам, однако такая практика проводилась недолго. Гуманитарные науки начинают складываться в институализированные (университетские) дисциплины только в XIX веке. В это время комплекс т. н. гуманитарных дисциплин объединяется под названием «науки о духе» (Geisteswissenschaften). Впервые понятие «науки о духе» встречается в переводе Шиля «Система логики» Дж. Ст. Милля (перевод выражения «moral science»), но некоторые немецкие исследователи считают, что формирование этого понятия началось ещё до перевода Шиля. Широкое употребление понятие «науки о духе» приобретает благодаря работе В. Дильтея «Введение в науки о духе» («Einleitung in die Geisteswissenschaften», 1883), в которой проводится обоснование методологических принципов «наук о духе»[6]. Дильтей в своих работах рассматривает ряд вопросов, лежащих в основании «наук о духе» (например, историчность этих наук, их языковая природа, а также проблемы переживания и понимания). В самом начале «Введения в науки о духе» он отмечал, что если до начала XVIII в. над науками об обществе и истории преобладала метафизика, то уже с середины этого же столетия они попали в столь же безысходное подчинение к естественным наукам[7].
Можно также отметить трансформацию традиционного разделения наук, ведущего свою историю от Аристотеля по линии Кант — Коген — Бахтин. А именно — разделение логического, этического, эстетического и совершенно особым образом религиозного опыта ответственности.
В логике рассматриваются причинно-следственные отношения объективного в смысле естественно-научной рациональности, в этом отношении мир рассматривается с позиции субъекта, который опредмечивает и упорядочивает объекты мира сущего. В некотором роде, это определённый масштаб отношения к миру явлений как к всеобщей и абсолютной субстанции. В этике отношение к другому как к самому себе, в этой области формулируются значимые нравственные максимы и ссылки на авторитет. В эстетике речь идет об отношении автора и героя, зрителя и произведения. В этом отношении всегда сталкиваются два не совпадающих друг с другом сознания, где одно завершает другое во всех трансгредиентных (фон, образ, художественное оформление и пр.) ему моментах. Область религии коррелирует с этическим, но выходит за пределы этого разделения, поскольку речь идет об общении с Богом (в том числе чтение религиозной литературы, форма этого общения и пр.).
Здесь мы в первую очередь имеем дело с когеновской идеей заданности исследования выбранным способом и отношением к описанию или же, говоря словами Г. Когена, «методология подхода конституирует предмет исследования». Предмет и метод
В статье «Время картины мира» Мартина Хайдеггера мы читаем, что в гуманитарных науках критика источников (их обнаружение, выборка, проверка, использование, сохранение и истолкование) соответствует экспериментальному исследованию природы в науках естественных.
М. М. Бахтин в работе «К философским основам гуманитарных наук» пишет, что: «Предмет гуманитарных наук — выразительное и говорящее бытие. Это бытие никогда не совпадает с самим собой и потому неисчерпаемо в своем смысле и значении»[8], но основная задача гуманитарного исследования, по его мнению, заключается в проблеме понимания речи и текста как объективаций производящей культуры. В гуманитарных науках понимание проходит через текст — через вопрошание к тексту, чтобы услышать то, что может только, сказаться: намерения, основания, причины цели, замыслы автора. Это понимание смысла высказывания движется в модусе анализа речи или текста, событие жизни которого, «то есть его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов»[9] (это встреча двух авторов).
Таким образом, первичной данностью всех дисциплин гуманитарных наук является речь и текст, а основным методом становится реконструкция смысла и герменевтическое исследование. Ключевая проблема гуманитарных наук — проблема понимания.
М. Н. Эпштейн в своих книгах по теории гуманитарных наук характеризует их как саморефлективные: в них сам субъект познания — человек и человечество — становится предметом изучения. «Парадокс самореференции стоит в центре гуманитарных наук, определяя сложное соотношение их гуманитарности и научности. Гуманитарные науки изучают самого изучающего, именуют именующего…» Поэтому в гуманитарных науках «человековедение неотделимо от человекотворчества. Субъект человековедения потому и не может быть полностью объективирован, что находится в процессе становления, и каждый акт самоописания есть и событие его самопостроения. В гуманистике человек не только открывает нечто в мире субъектов, но и производит в ходе самопознания собственную субъективность». Михаил Наумович Эпштейн: От знания — к творчеству. Как гуманитарные науки могут изменять мир., М. — СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016.[10].
Как отмечает Н. И. Басовская: «Гуманитарные науки отличаются интересом и вниманием к человеку, его деятельности, и в первую очередь — деятельности духовной»[11]. По Г. Ч. Гусейнову — «Гуманитарий занят научным изучением результатов художественной деятельности человека»[12]. Науки или дисциплины?
К. О. Апель в работе «Трансформация философии» (1973) пишет следующее: «Эти дисциплины, например, разновидности филологии, просто-напросто не входят в теорию науки неопозитивизма — обстоятельство, которое, конечно, может быть связано и с тем, что в англоязычных странах „humanities“ — „гуманитарные дисциплины“ — всё ещё понимаются из донаучного горизонта гуманистических „artes“ — „искусств“, в частности, риторики и критики литературы, тогда как понятие „science“ — „науки“ — продолжает ориентироваться на идеал естественно-научного метода.
Само собой разумеющаяся предпосылка законосообразного (причинного или по меньшей мере статистического) „объяснения“ объективных процессов как единственная мыслимая цель научного познания господствует в неопозитивистской теории науки даже там, где она явным образом обращается к возможности „понимания“ человеческого образа действий»[13].
Граждановедение Материал из Википедии — свободной энциклопедии Перейти к навигации Перейти к поиску
Граждановедение — наука о правах и обязанностях граждан государства. Граждановедение является междисциплинарной наукой, сочетающей в себе элементы истории, экономики, политики и права[1].
Граждановедение может преподаваться в рамках курса «Основы гражданственности»[2], входящего в блок социальных наук. Предмет может заменять собой обществоведение (обществознание). Одна из основных целей преподавания — воспитательная. За счет изучения многочисленных аспектов общества, включая мораль, культуру, спорт и семью, должно достигаться формирование полноценного гражданина[3]. Великобритания
Предмет «Основы гражданственности» преподаются в Великобритании с начала XX века[4]. Россия Ambox outdated serious.svg
Информация в этой статье или некоторых её разделах устарела. Вы можете помочь проекту, обновив её и убрав после этого данный шаблон.
В советский период в школах велось преподавание предмета «Обществоведение» на основе марксистско-ленинской философии, который показал свою низкую воспитательную эффективность и к концу 1980-х годов потребовал пересмотра. В связи с произошедшими политическими преобразованиями и становлением в России правового государства и гражданских институтов, вместо обществоведения были предложены новые дисциплины, в том числе «Граждановедение» или «Основы гражданственности», а также «Обществознание». По состоянию на 2006 год предмет в образовательный стандарт не входил и преподавался в старших классах факультативно[2][3], хотя в конце 1990-х годов он преподавался как основной школьный предмет, вели его зачастую учителя истории[источник не указан 111 дней].
Цитата — дословная выдержка[прояснить] из какого-либо текста. Содержание
1 Правовой статус 1.1 Российская Федерация 2 «Ложная» цитата 3 См. также 4 Примечания 5 Литература
Правовой статус Российская Федерация
Правовой статус цитаты в Российской Федерации был определён достаточно давно. Ещё в Гражданском кодексе РСФСР 1964 года имелась статья 492, согласно которой:
Допускается без согласия автора и без уплаты авторского вознаграждения, но с обязательным указанием фамилии автора, произведение которого использовано, и источника заимствования:
<…>
2) воспроизведение в научных и критических работах, учебных и политико-просветительных изданиях отдельных изданных произведений науки, литературы и искусства и отрывков из них; при этом воспроизведение в виде цитат допускается в пределах, обусловленных целью издания, а воспроизведение в ином виде, в том числе в сборниках, допускается в объёме, не превышающем в общей сложности одного авторского листа из произведений одного автора;
В Законе № 5351-1 «Об авторском праве и смежных правах» 1993 года правовой статус цитаты определялся статьёй 19:
Допускается без согласия автора и без выплаты авторского вознаграждения, но с обязательным указанием имени автора, произведение которого используется, и источника заимствования:
1) цитирование в оригинале и в переводе в научных, исследовательских, полемических, критических и информационных целях из правомерно обнародованных произведений в объёме, оправданном целью цитирования, включая воспроизведение отрывков из газетных и журнальных статей в форме обзоров печати;
Во вступившей в силу 1 января 2008 года и действующей ныне части 4 ГК РФ правовой статус цитаты определён статьёй 1274, в которую этот абзац перенесён почти без изменений (исключена формулировка «исследовательские цели», по всей видимости, поскольку они почти полностью совпадают с научными):
1. Допускается без согласия автора или иного правообладателя и без выплаты вознаграждения, но с обязательным указанием имени автора, произведение которого используется, и источника заимствования:
1) цитирование в оригинале и в переводе в научных, полемических, критических или информационных целях правомерно обнародованных произведений в объёме, оправданном целью цитирования, включая воспроизведение отрывков из газетных и журнальных статей в форме обзоров печати;
Федеральным законом Российской Федерации от 12 марта 2014 г. № 35-ФЗ в данный пункт добавлены дополнительные цели цитирования — учебные и «раскрытия творческого замысла автора»:
1) цитирование в оригинале и в переводе в научных, полемических, критических, информационных, учебных целях, в целях раскрытия творческого замысла автора правомерно обнародованных произведений в объёме, оправданном целью цитирования, включая воспроизведение отрывков из газетных и журнальных статей в форме обзоров печати;
Техническая сторона оформления цитаты (знаки препинания, изменения шрифта, отступ и тому подобное) законодательно не регламентирована. Объём, «оправданный целью цитирования», определяет сам цитирующий, руководствуясь здравым смыслом; миф о том, что до 30 % объёма можно цитировать «не глядя», является не более чем мифом. Также в законодательстве не приведено и само определение цитаты: не указано, является ли таковой выдержка только из текста, или же под это определение подходит и фрагмент изображения, кинофильма, мелодии.[источник не указан 3466 дней] «Ложная» цитата
Пословица Материал из Википедии — свободной энциклопедии Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 7 марта 2020; проверки требуют 30 правок. Перейти к навигации Перейти к поиску См. также: «Пословицы» — сборник греческих и латинских пословиц.
Пословица — изречение в виде грамматически законченного предложения, в котором выражена народная мудрость в поучительной форме[1]. Может иметь повествовательный («в гостях хорошо, а дома лучше») и побудительный характер («куй железо, пока горячо»)[2].
Пословицы, поговорки и другие малые жанры фольклора изучает паремиология[1]. Содержание
1 История 1.1 Европа 1.2 Россия 2 Описание 3 Примеры 4 См. также 5 Примечания 6 Литература
История Европа
В средневековой Европе составлялись сборники пословиц. До нас дошло около 30 рукописных сборников, составленных в XIII — начале XV веков. Например, сборник так называемых «Пословиц Виллана» включает ряд шестисложных шестистиший, каждый стих которых представляет собой глоссу к седьмой, не стихотворной строке, поданной как крестьянская пословица. Всё в целом отличается редкой ритмической и тематической однородностью; дискурс полностью замкнут на себе. Составителем этого сборника, в XIII веке не раз становившегося предметом обработки либо подражания, был некий клирик из рода Филиппа Эльзасского. Тексты подобного рода встречаются вплоть до XV века, иногда с иллюстрациями: тогда пословица служит подписью к рисунку.[3] Россия
Наиболее древние из дошедших до нас произведений русской письменности, содержащие пословицы, датируются X веком. Пословицы встречаются в произведениях древнерусской письменности: «Слово о полку Игореве» (XII в.), «Моление Даниила Заточника» (XIII в.) и др. Начиная с XVII в. создавались рукописные сборники пословиц[источник не указан 596 дней]. Первое печатное собрание пословиц содержится в книге Н. Г. Курганова «Российская универсальная грамматика, или Всеобщее письмословие» (СПб., 1769)[4]. Крупнейшим их собирателем был В. И. Даль[1], издавший в 1862 году сборник «Пословиц русского народа».
Часть пословиц, укоренившихся на Руси, рождена устным народным творчеством; часть была заимствована из древних сборников фраз («Пчёл») и религиозных источников. Многие пословицы происходят из произведений русских писателей — «Горя от ума» Грибоедова, басен Крылова[источник не указан 596 дней].
Филолог М. И. Шахнович посвятил пословицам несколько работ, в частности, диссертацию «Русские пословицы и поговорки как исторический источник» (1936) и «Краткую историю собирания и изучения русских пословиц и поговорок» (1936). Он тщательно изучил весь доступный русский материал по паремиографии и составил первый библиографический указатель по русской паремиографии на 1435 работ. Эти материалы содержали двадцать разделов, среди которых были: «Феодальные княжества XIV—XVI вв.», «Господин Великий Новгород», «Татарское господство», «Московский царь и бояре», «Царский суд и тюрьма», «Правда и кривда», «Богатый и бедный», «Крестьянская война XV—XVII вв.». Шахнович полагал, что русская паремиография может использоваться для изучения истории, семейных отношений, права, языка и религии. Шахнович составил несколько сборников пословиц, но были опубликованы лишь два — «Пословицы и поговорки о попах и религии» (1933), «Военные пословицы русского народа. Сборник пословиц и крылатых слов» (1945). В конце 1980-х годов по неопубликованным рукописным собранием пословиц XVIII — начала XX века составил сборник «Русская книга любви», включающий в себя 3000 эротических и «заветных» пословиц (остался неопубликованным). Описание
Своей силой пословица обязана смысловому эффекту, возникающему в результате особого стяжения синтаксической и лексической формы, призванного закрепить некое содержание. Приёмы, с помощью которых достигается это стяжение[источник не указан 593 дня]:
Краткость предложения и частое сочетание неопределённо-личных форм и глагола в настоящем времени или повелительном наклонении. Параллелизм. Аллитерация, ассонанс, рифма и иные звуковые механизмы, делающие высказывание ритмически сжатым.
Все эти приёмы помогают обобщить утверждение, поднять его до уровня метафоры, то есть превратить в типический эквивалент практически бесконечного числа ситуаций. Сочетание нескольких таких приёмов становится для слушателя сигналом, фиксирующим нечто вроде дискурсивной изотопии. Можно говорить о «пословичном стиле», существующем как бы вне времени: традиционность — настолько неотъемлемая его черта, что сама мысль об «истоках» пословицы кажется в чём-то противоречивой.
Владимир Даль родился в посёлке Луганский завод (ныне Луганск) Екатеринославского наместничества Российской империи 10 (22) ноября 1801 года в семье лекаря горного ведомства[7] Ивана Матвеевича Даля и его жены Юлии Христофоровны, урождённой Фрейтаг.
Его отец, обрусевший датчанин Йохан (Иоганн) Кристиан Даль[8] (дат. Johan Christian Dahl, 1764 — 21 октября 1821), принял российское подданство вместе с русским именем Иван Матвеевич Даль в 1799 году. Он знал немецкий, английский, французский, русский, идиш, латынь, греческий и древнееврейский язык, был богословом и медиком. Известность его как лингвиста достигла императрицы Екатерины II, которая вызвала его в Петербург на должность придворного библиотекаря. Иоганн Даль позднее уехал в Йену, прошёл там курс врачебного факультета и возвратился в Россию с дипломом доктора медицины. Российская медицинская лицензия гласит: «Иван Матвеев сын Даль 1792 года марта 8 числа удостоен при экзамене в Российской империи медицинскую практику управлять».
Иван Даль в Петербурге женился на Юлии Христофоровне Фрейтаг, у них родились две дочери (Паулина и Александра) и четверо сыновей. Братьями Владимира были:
Карл (1802—1828), до конца жизни прослужил на флоте, проживал и похоронен в Николаеве, детей не имел. Павел (1805—1835), был болен чахоткой и по состоянию здоровья часто проживал вместе с матерью в Италии, где и похоронен в Риме, детей не имел. Лев (1807—1831), убит польскими повстанцами.
Юлия Даль свободно владела пятью языками. Бабушка по материнской линии Владимира Ивановича — Мария Ивановна (Мария Франциска Регина) Фрейтаг (урождённая Пфундгеллер) — происходила, предположительно, из рода французских гугенотов де Мальи, занималась русской литературой. Известны её переводы на русский язык С. Гесснера и А. В. Иффланда. Дед Кристоф Фрейтаг — коллежский асессор, чиновник ломбарда, эконом шляхетского корпуса в Санкт-Петербурге и чиновник императорских театров. Будущий тесть отца Даля был недоволен филологическим образованием зятя и фактически вынудил его получить медицинское образование, поскольку считал профессию врача одной из немногих «доходных и практических профессий»[7].
Когда Далю было всего четыре года, его семья переехала в Николаев, где общалась среди прочего с семейством Зонтаг. Выслужив в 1814 году дворянство, Иван Матвеевич, старший лекарь Черноморского флота, получил право на обучение своих детей в Петербургском морском кадетском корпусе за казённый счёт.
Псевдоним «Казак Луганский», под которым Владимир Даль вступил в литературный мир в 1832 году, был взят им в честь своего родного Луганска. Родиной он считал не Данию, а Россию. В 1817 году во время учебного плавания кадет Даль посетил Данию, и позже вспоминал: « Когда я плыл к берегам Дании, меня сильно занимало то, что увижу я отечество моих предков, моё отечество. Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество моё Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков. » Биография Ранние годы В. И. Даль в молодости
Начальное образование Даль получил на дому. В доме его родителей много читали и ценили печатное слово, любовь к которому передалась всем детям.
В возрасте тринадцати с половиной лет вместе с братом Карлом (младше его на год) поступил в петербургский Морской кадетский корпус (МКК), где обучался с 1814 по 1819 годы. В кампанию 1817 года выходил в плавание на бриге «Феникс» с лучшими воспитанниками МКК. В их числе были трёхкампанцы[9] П. Станицкий, П. Нахимов[10], З. Дудинский, Н. Фофанов; двукампанцы П. Новосильский, С. Лихонин, Д. Завалишин, И. Адамович, А. П. Рыкачёв[10], Ф. Колычев и однокампанец И. Бутенев. Посетил Стокгольм, Копенгаген, Карлскруну. 2 марта 1819 года выпущен из МКК двенадцатым по старшинству из восьмидесяти шести с производством в мичманы и определением на Черноморский флот Российской империи. Позднее учёбу описал в повести «Мичман Поцелуев, или Живучи оглядывайся» (1841).
На Чёрном море проходил службу до 1824 года, после чего продолжил службу на Балтике (1824—1825). С сентября 1823 по апрель 1824 года находился под арестом по подозрению в сочинении эпиграммы на главнокомандующего Черноморским флотом Алексея Грейга и на его любовницу Юлию Кульчинскую — еврейку Лию Сталинскую, после первого брака выдававшую себя за польку[11]. По словам историка флота Ф. Ф. Веселаго, «это было собственно юношеское, шутливое, хотя и резкое стихотворение, но имевшее важное местное значение, по положению лиц, к которым оно относилось»[12]. С этим эпизодом и связан перевод Даля из Николаева в Кронштадт.
После нескольких лет службы на флоте Владимир Даль 20 января 1826 года поступил в Дерптский университет на медицинский факультет. Жил он в тесной чердачной каморке, зарабатывая на жизнь уроками русского языка. Спустя два года, в январе 1828 года В. И. Даль был зачислен в число казённокоштных воспитанников. По словам одного из биографов Даля, он погрузился в атмосферу Дерпта, которая «в умственном отношении побуждала к разносторонности»[13]. Здесь ему прежде всего пришлось усиленно заниматься необходимым в то время для учёного латинским языком. За работу на тему, объявленную философским факультетом, он получил серебряную медаль.
В 1827 году журнал Александра Воейкова «Славянин» публикует первые стихотворения Даля. В 1830 году В. И. Даль выступает уже как прозаик; его повесть «Цыганка» печатает «Московский телеграф». Врачебная практика Памятник Пушкину и Далю в Оренбурге
Учёбу пришлось прервать в 1828 году, с началом войны с турками, когда в связи с распространившимися за Дунаем случаями чумы действующая армия потребовала усиления военно-медицинской службы. Владимир Даль досрочно «с честью выдержал экзамен на доктора не только медицины, но и хирургии»[14] по теме: «Об успешном методе трепанации черепа и о скрытом изъязвлении почек».
В ходе сражений русско-турецкой войны 1828—1829 годов и польской кампании 1831 года Владимир Даль показал себя как блестящий военный врач. Отличился при переправе Ридигера через Вислу у Юзефува. В отсутствии инженера Даль навёл мост, защищал его при переправе и затем сам разрушил его. От начальства Даль получил выговор за неисполнение своих прямых обязанностей, но Николай I наградил его орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом.
Женившись в 1833 году, Даль был в июле переведён в Оренбург чиновником особых поручений при военном губернаторе В. А. Перовском. На этой должности он служил около восьми лет[18].
Во время пребывания на Южном Урале много ездил по уездам, собирал фольклорные материалы, занимался естественными науками. За свои коллекции по флоре и фауне Оренбургского края избран в 1838 г. членом-корреспондентом Петербургской академии наук по физико-математическому отделению. Собранные материалы по фольклору, этнографии башкир, казахов, русских и других народов легли в основу его произведений: «Охота на волков» (1830‑е гг.), «Башкирская русалка» (переложение башкирского эпоса «Заятуляк менэн Хыухылу», 1843), «Майна» (1846), «Обмиранье» (1861), «Башкиры. Этнографический очерк, описание башкирцев и их образа жизни» (1862) и другие[19].
Помимо русского, Даль знал по меньшей мере 12 языков, понимал тюркские языки, собирал в Оренбурге тюркские рукописи, благодаря чему считается одним из первых в России тюркологов[20]. По образу и подобию его толкового словаря стал составлять собственный словарь тюркских наречий Лазарь Будагов.
В 1835 году Даль избран член-корреспондентом первого состава Уфимского губернского статистического комитета. Он продолжал и литературные занятия, активно сотрудничал в журнале «Сельское чтение». В 1833—1839 годах вышли в свет «Были и небылицы Казака Луганского».
В 1839—1840 гг. доктор Даль участвовал в Хивинском походе. Военная деятельность Даля освещена в ряде его сочинений мемуарного характера, например, «Донская конная артиллерия» и «Письма к друзьям из похода в Хиву». Знакомство с Пушкиным Оренбургская икона 1870-х гг. с изображением свв. Космы и Дамиана. Прообразами святых послужили Пушкин и Даль
Знакомство Даля с Пушкиным должно было состояться через посредничество Жуковского в 1832 году, но Владимир Даль решил лично представиться знаменитому поэту и подарить один из немногих сохранившихся экземпляров «Сказок…», вышедших недавно. Даль так писал об этом:
Я взял свою новую книгу и пошёл сам представиться поэту. Поводом для знакомства были «Русские сказки. Пяток первый Казака Луганского». Пушкин в то время снимал квартиру на углу Гороховой и Большой Морской. Я поднялся на третий этаж, слуга принял у меня шинель в прихожей, пошёл докладывать. Я, волнуясь, шёл по комнатам, пустым и сумрачным — вечерело. Взяв мою книгу, Пушкин открывал её и читал сначала, с конца, где придётся, и, смеясь, приговаривал «Очень хорошо».
Пушкин очень обрадовался такому подарку и в ответ подарил Владимиру Ивановичу рукописный вариант своей новой сказки «О попе и работнике его Балде» со знаменательным автографом[21]: « Твоя отъ твоихъ!
Через год, 18—20 сентября 1833 года, Даль сопровождал Пушкина по пугачёвским местам Оренбургского края. Именно от Пушкина он узнал сюжет «Сказки о Георгии Храбром и о волке». Вместе с Далем поэт объездил все важнейшие места пугачёвских событий. В благодарность он прислал Далю в 1835 году подарочный экземпляр своей «Истории Пугачёва».
В конце 1836 года Даль приезжал в Петербург. Пушкин радостно приветствовал возвращение друга, многократно навещал его, интересовался лингвистическими находками Даля. Пушкину очень понравилось услышанное от Даля, ранее неизвестное ему, слово «выползина» — шкурка, которую после зимы сбрасывают змеи, выползая из неё. Зайдя как-то к Далю в новом сюртуке, Пушкин весело пошутил: «Что, хороша выползина? Ну, из этой выползины я теперь не скоро выползу. Я в ней такое напишу!» — пообещал поэт. Не снял он этот сюртук и в день дуэли с Дантесом. Чтобы не причинять раненому поэту лишних страданий, пришлось «выползину» с него спарывать. Даль и здесь присутствовал при трагической кончине Пушкина.
Даль участвовал в лечении поэта от смертельной раны, полученной на последней дуэли, вплоть до смерти Пушкина 29 января (10 февраля) 1837 год. Узнав о дуэли, Даль приехал к другу, хотя родные не пригласили его к умирающему Пушкину. Застал погибающего друга в окружении знатных врачей: кроме домашнего доктора Ивана Спасского, поэта осматривали придворный лейб-медик Николай Арендт и ещё три доктора медицины. Пушкин радостно приветствовал друга и, взяв его за руку, умоляюще спросил: «Скажи мне правду, скоро ли я умру?» И Даль ответил профессионально верно: «Мы за тебя надеемся, право, надеемся, не отчаивайся и ты». Пушкин благодарно пожал ему руку и сказал облегчённо: «Ну, спасибо». Он заметно оживился и даже попросил морошки, а Наталья Николаевна радостно воскликнула: «Он будет жив! Вот увидите, он будет жив, он не умрёт!» Логотип Викитеки В Викитеке есть полный текст: Записки В. И. Даля о смерти А. С. Пушкина
Даль под руководством Н. Ф. Арендта вёл дневник истории болезни Пушкина. Позже И. Т. Спасский вместе с В. И. Далем проводил вскрытие тела Пушкина, и Даль писал протокол вскрытия[22][23].
Далю умирающий Пушкин передал свой золотой перстень-талисман с изумрудом со словами: «Даль, возьми на память». Когда же Даль отрицательно покачал головой, Пушкин настойчиво повторил: «Бери, друг, мне уж больше не писать». Впоследствии по поводу этого пушкинского подарка Даль писал В. Одоевскому: «Как гляну на этот перстень, хочется приняться за что-либо порядочное». Владимир Даль пытался вернуть перстень вдове Александра Пушкина, но Наталья Николаевна запротестовала: «Нет, Владимир Иванович, пусть это будет вам на память. И ещё я хочу вам подарить пробитый пулей сюртук Александра Сергеевича». Этот был тот самый сюртук-выползина. В воспоминаниях Владимира Даля.
«Мне достался от вдовы Пушкина дорогой подарок: перстень его с изумрудом, который он всегда носил последнее время и называл — не знаю почему — талисманом; досталась от В. А. Жуковского последняя одежда Пушкина, после которой одели его, только чтобы положить в гроб. Это чёрный сюртук с небольшою, в ноготок, дырочкою против правого паха. Над этим можно призадуматься. Сюртук этот должно бы сберечь и для потомства; не знаю ещё, как это сделать; в частных руках он легко может затеряться, а у нас некуда отдать подобную вещь на всегдашнее сохранение [я подарил его М. П. Погодину]».
Возвращение в Петербург
В 1841 году Даль по рекомендации своего начальника В. Перовского был назначен секретарём его брата Л. А. Перовского, а потом заведовал (частно) особой канцелярией его, как министра внутренних дел. С 1841 по лето 1849 года жил в Петербурге в казённом доме по адресу: Александрийская площадь, 11. Вместе с Н. Милютиным составлял и вводил в Петербурге городовое положение.
К этому времени относится расцвет литературной деятельности Даля, публикация им очерков в духе натуральной школы. Каждый «физиологический очерк» Даля представляет собой, по словам Д. Мирского, короткую описательную зарисовку той или иной социальной среды[24]. Свои повести, очерки и статьи он печатал в «Библиотеке для чтения», «Отечественных записках», «Москвитянине» и сборнике Башуцкого «Наши».
Тогда же по поручению военного ведомства составил учебники ботаники и зоологии, которые выделялись живым, образным языком. А. П. Сапожников выполнил для них не менее 700 высокохудожественных иллюстраций[25]. Публикации петербургского периода (1841-1849) [показать] Нижний Новгород
Хотя корреспонденты из разных уголков России регулярно высылали Далю образцы пословиц, сказок и народного говора, пребывание в Петербурге отдалило его от стихии живой крестьянской речи. Он стал задумываться о возвращении из столицы в провинцию, хотя с точки зрения карьеры это означало шаг назад.
В 1849 году Даль был назначен управляющим Нижегородской удельной конторой, ведавшей делами 40 тысяч государственных крестьян, и прослужил на этом посту, предоставившем ему возможность десять лет наблюдать разнообразный этнографический материал. В 1853 году Даль устроил гомеопатическую лечебницу при Удельном округе и для неё пригласил Карла Карловича Боянуса, одного из выдающихся гомеопатов России, лютеранина[26].
Именно в Нижнем была завершена многолетняя работа Даля по собиранию русских пословиц. Когда в 1853 г. цензура стала препятствовать публикации сборника, Даль начертал на нём слова: «Пословица не судима». Это издание, подлинная этнографическая энциклопедия русской жизни, увидело свет в авторской редакции только с началом либерального периода александровских реформ, в 1862 году[25]. Обработку толкового словаря Даль довёл в Нижнем Новгороде до буквы «П».
Живя в Нижнем Новгороде, Даль много навредил себе в глазах общества «Письмом к издателю Александру Кошелёву» и «Заметкой о грамотности», в которых он высказался против обучения крестьян грамоте, так как оно «без всякого умственного и нравственного образования … почти всегда доходит до худа…». На страницах журнала «Современник» ему резко возразили Евгений Карнович, Николай Чернышевский и Николай Добролюбов.
>>232827269 >Какая же она божественная, просто потрясающая пися представляю самца за экраном, который бы так говорил нет, не представляю. только куколды на такое способны
>>232827703 Если бы у меня была возможность, то я бы взял её на руки когда она выходила из душа, отнес в кроватку и прильнул языком к её нежной писеньке