ТРАВЛИ ПИДОРАШКИ ИЗ ПАЛАТЫ МЕР И ВЕСОВ ТРЕД №11 ПОСЛЕЮБИЛЕЙНЫЙ
Стори: Некий васян-пидорашка в группе впараше "Подслушано мухосранск" начал доебывать рандом куна своими гречневыми мантрами про пидорство, немужскую прическу и призывал всех "гасить нахуй патлатых долбоебов".
После внезапного бурления говен в комментах и диванона, васян обосрался и перестал заходить в сеть. Также он отключил телефон жены. Кореш-подсос продолжает хранить молчание. Подсос сказал, что вышел на кого-то из двачеров. Сам Колясик испугался и совсем редко проявляет активность.
Положняк треда 1. Квартиры все ещё нет 2. Батя жены быдлоида найден в одноклассниках 3. Принтер-кун расклеил объявления с пруфами 4. Рандом-сельдь обещала отсосать принтер-куну 5. Найдена страница брата-пиздюка сабжа 6. Ищем продолжателя дела Принтер-куна, Баллон-куна 7. Долбим все местные паблики фотками с объявлениями. Накручиваем лайки ни выводим в топ комменты с фотками. 8. Делаем больше тупых фотожаб
В треде появилось еще несколько Курских анонов, но основная активность происходила от принтер-куна
БОЖЕ ХРАНИ ПРИНТЕР-КУНА!
Адрес - Курская область, Щигры, ул. Макарова, 1 (квартира неизвестна)
Текущая задача Легиона - писать во все возможные группы Курска, и непосредственно самого села сабжа, о нерадивых извращенцев про которых, висят объявления в городе, в лс не рекомендую, так как вызовет ещё большие подозрения, а наш народный герой, принтер-кун уже приехал домой. Текст думаю придумаешь, как ты это умеешь, анон. Возможно, некоторые аноны отфотошопят размещение объявлений, любой продвинутый в интернетах раскусит, но для селян особо разницы нет.
>>228690030 (OP)>>228690216 В одном белом-белом офисе В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: – А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. – У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. – Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
Колян наконец активизировался и начал срать в комменты, а еще появился интересный зумерок, который подключился к травле колясика со своего основного аккаунта.
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. – У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. – Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. – У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. – Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. – У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. – Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
>>228690030 (OP) Но ведь пост Николая - явное дело рук двачеров. Это же толстота, про "засосу твои пидорские губки". Двачеры совсем отупели, и не видят ироничной мимикрии под быдло?.. анона подставляет мимокрока, ставя своего знакомого на аву?
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп Не забывайте репортить вайпера за вайп
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
>>228692973 А нахуй тогда поддерживать чмох? Годноты патлатые педики не завезли.Только арт высрали в поддержку себя любимых. Сука такое чувство что это даже не битарды а галимое зумерьё с чувством социальной справедливости.
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
>>228693321 Братан ты тут новенький? Меняй чаще содержимое текста, иначе слишком просто куклой скрыть твои посты. Лучший варик это статьи из википедии. патлатые должны страдать
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
>>228693463 Он высказал своё мнение в интернете, его мнение задело твои нежные детские чувства, у тебя подгорел пердачелло и ты уже который день пытаешься его за это НАКАЗАТЬ. Охуенно. Ещё и срешь вот этим своим подрывом в общественных местах, заставляя взрослых дяденек, зашедших на борду почитать дельные вещи о говне и попостить пикчи со свиньями, быть невольными свидетелями этих зумерских болей. Пошел на хуй.
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
>>228693463 А что у быдла не может быть своей точки зрения? Я к примеру чёрных недолюбливаю.А эти лицемерят и усираються как школьники, быдло и быдло хули с него взять. А эта интеллигенция покушав мамкиных щей решило вершить провосудие, и уподобилось этому быдлойду. Слишком галимая причина что бы его травить. Надеюсь патлачей макнут в говно.
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые…
>>228694189 С новой политикой они нещадно чистят вкудахт, у друга тоже его страницу забанили потому что не было фото а он тупо качал от туда книжки и писал иногда мне.
>>228694797 Батя с матерью судя по страницам довольно интеллигентные и небедные люди, думаю им стыдно будет за то, что сыночка такой хуйнёй в интернете страдает
>>228694832 Чекай тред. Вчера принтер-кун успешно выполнил операцию по внедрению в логово орка, расклеил листовки и благополучно вернулся на базу. Сегодня днем тред тух, но недавно объявился скм колясик и заявил о своем намерении нести возмездие бессовестным анонимам. Мониторь ситуацию по ссылкам сельских групп.
>>228695290 >Школьники, это наверное ваш первый тред с подобным контентом? Интересно в этом учавствовать? Небось хотите себя вписать в аналы истории? Бросьте это дело, а лучше займитесь чтением книжек или сделайте домашнее задание. Жизнь не только состоит из самоутверждения, но и в маленьких радостях: восходу, росинке на лепестке незабудки.
>>228695290 А тебе какое дело до школьников? Нахер ты вообще тут высрался? Хочешь росинке радоваться - радуйся, а школьникам дай потравить скота. >>228695308 Ага, вот мгновенное подтверждение пошло.
>>228695221 Вот уже что-то интересное намечаеться. Надо их стравить вместе пускай устроят питерскую разборку. Посмотрим кто сильнее патлатые борцуны интеллигенты или обычное быдло васян-подпивас из соседнего подезда.
Если кто-то из них сядет на бутылку это уже будет эпик шином.
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые… >>228695501 >>228695499 >>228695510
В одном белом-белом офисе >В одном белом-белом офисе, на белом-белом этаже, в огромном кабинете с открытой планировкой и белыми стенами, на столе с белой-белой столешницей, лежала белая-белая папка с черной надписью «Реорганизация». – Посмотри, что там! – потребовала блондинка с загадочным именем Элеонора. Она специально не обращалась ни к кому конкретному. Это была ее жизненная позиция: требовать в пустоту, надеясь, что какого-то слабака засосет приказом в ее жизненное пространство. Это отлично срабатывало лет пять, но постепенно у коллег выработался иммунитет к ней, как к вирусу. Поэтому и в этот раз никто даже не дернулся. – Говорят, в одной конторе, – промямлил Степан Иванович, местный аналитик и эрудит. – В соседнем бизнес-центре, акционеры тоже решили провести реорганизацию. Пришел директор и написал на одном из дверей странные цифры 15, а на другой 18. Все долго понять не могли, что они означают. Может план какой-то, может еще что. Тогда самый смелый продажник пошел к гендиру, спросить о них. И не вернулся. А на двери кабинета, где он сидел вместо 15 появилась цифра 14. Оказалось, что никакая это не реорганизация, а сокращение. Все вздрогнули. Почему-то завхоз больше всего. Он как-то съежился и выдал: >– А недавно, на месте старой советской фабрики, тоже многоэтажку построили. Так небольшая фирма «Южспецпроект» офис себе в подвале купила. Купили, заселились, как вдруг на стене пятно красное. Что как – непонятно. Стали выяснять, так оказалось трубы ржавые. Прорвало все. – Утонули? – пропищал кто-то из задних рядов. – Зачем? Просто закрыли их. Решили, что так проще, чем документацию высушить. Все обескуражено молчали минуты три. Потом посмотрели на Зинаиду-бухгалтера. >– У меня подружка в финансовой компании работала главбухом. Телефон как-то звонит, она поднимает трубку, а ей оттуда: «Берегись, бухгалтерия, выехал к вам аудит!». – На колесиках? – уточнили сотрудники. – На черном Мерседесе Вито. Не перебивайте, а то не успею рассказать. Испугалась бухгалтер, начала бегать по налоговым и регуляторам хвосты закрывать, да у клиентов подписи брать. А ей на мобилу звонок. «Бухгалтер, бухгалтер, это охрана, аудит уже в лифте поднимается. От перенапряжения кто-то грохнулся в обморок, а Леша-стажер заплакал, хотя уже года три в штате был. >– Вот! Побежала она в офис. Уже в лифте поднимается, а ей секретарша в телефон, чуть ли не рыдая: «Бухгалтер, бухгалтер, приехал аудит, по офису гуляет!». Влетела она в родной кабинет и тут выяснилось , что это сотрудники ее разыгрывают… По белому-белому офису раздалось дружное «фух». – Все равно уволили, – добила Зинаида. – За излишнюю доверчивость! Вдруг бухнуло окно, открываясь, налетел сквозняк и открыл белую-белую папку. А там пусто! Вот тогда-то страшно стало по-настоящему.
Как? История эта началась с того, что встретилось два хороших человека. Хороших в том смысле, что профессии у них не было, но и вреда тоже никакого. Пересеклись случайно. Два стакана их жизни столкнулись со смачным «Дзынь» и начали вместе жить без какого-либо обоснования. Обошлось без романтического галоперидола, дешевой эклектики свиданий и телефонного экзорцизма чувств. Просто немного секса и дешевого вина. Умеренно безработное существование этих хорошистов удивительным образом располагало к задушевным разговорам и совместным мечтам. Особенно, если мечтать без изыска под бульканье местной тамянки и грохот духовных практик. Они не любили друг друга как раз в той мере, чтобы не подталкивать в спину, не гнать вверх по карьерному многоборью и не выдавливать из камня души капельки гениального текста. Благодаря достигнутому балансу и гармонии они даже как-то нашли себе занятие. Это нельзя было назвать профессией, они все еще оставались хорошими людьми, но расходы на жизнь все чаще закрывались без участия родителей. Они научились куннилингусу, вовремя мешать картошку и обустраивать быт, терпеть соседей и прощать политических друзей. А потом все сломалось. Хороший человек один в тридцать лет вдруг заявила, что ей необходимы перемены и поменяла прическу. А через три года хороший человек два осознал, что ему хочется развиваться, двигаться вперед. Потому он постелил в ванну одеяло, лег на него и снес себе выстрелом из дробовика полголовы.
Травма Очень травматической оказалась любовь… Порванные нервы, трещины в дружбе – вообще много, несколько переломов в бизнесе и все болезненные, про мелкие царапины на чувстве собственного достоинства и не говорю. А в самом конце еще и растяжение комплекса вины. Травматическое растяжение. Я решил, чего один мучаюсь? Застрахован же! Медицинский полис приятно так холодит кошелек. Пошел в страховую. Там все вежливые, все понимают, много спрашивают, давление давят и температуру градусником пугают. Все прошел: и клизму, и зонд, и ощупывание текстикул, но срезался на предпоследнем вопросе перед согласием на эвтаназию. Типа, как давно? Честно сказал, что полтора года. Все обрадовались, забегали, пришел психолог и показывает мне кукиш в контракте. Вроде как о проблемах в самочувствии я должен сообщать во время ежегодного обследования. Последние семь месяцев назад, а я промолчал. Три часа пытался объяснить, что тогда любовь была не проблемой, а наркотическим оргазмом, классно было. А потом… Ругался, плакал, бил психолога, потом целовал его. Все бесполезно, только и плевали мне в лицо «хроническое, хроническое». Закончилось тем, что пришел директор со охранниками, выслушал меня, погладил по голове, задумался, а потом поинтересовался, кто же был виновником моего тяжелого состояния. Я только и выдавил – Маша Н. Что тут началось… Крики, истерика, танцы. Только директор снова меня гладит. Обрадовал, что не первый я пострадавший от этого штамма. В области нас двадцать семь. В общем, эпидемию у нас объявили и мой случай не страховой, с ним в Минздрав. Вот теперь сижу я в карантине, в городе, где любви нет, не было и никогда не будет – в Коломые… >>228695501 >>228695499 >>228695510
Томас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]Награды >>228695722Томас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]Награды
>>228695780 Томас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]Награды
>>228695799 >>228695780 Томас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]НаградыТомас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]Награды
Томас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]Награды
>>228695830 >>228695780 Томас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]Награды
>>228695865 >>228695780 Томас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]Награды
>>228695780 Томас Перси (англ. Thomas Percy; 10 июня 1528 — 22 августа 1572) — английский аристократ, 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557 года[К 1], старший сын сэра Томаса Перси и Элеоноры Харботтл, племянник Генри Перси, 6-го графа Нортумберленда. Во время правления королевы Марии I ему были возвращены родовые владения и восстановлен титулы графа Нортумберленда и барона Перси. Также он занимал ряд должностей, в том числе был в 1557—1559 годах хранителем Восточной и Средней Шотландской марки. После того как королевой стала протестантка Елизавета I, граф Нортумберленд, который оставался католиком, постепенно отдалился от английского двора. Осенью 1569 года Томас возглавил Северное восстание против королевы, после подавления которого бежал в Шотландию. Позже был выдан Англии и казнён. В 1895 году был причислен к лику блаженных в католической церкви.
Томас Персиангл. Thomas Percy Томас Перси, 7-й граф Нортумберленд. Портрет кисти Стефана ван дер Мёлена, 1566 год.1/7-й граф Нортумберленд1 мая 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф Нортумберленд1/10-й барон Перси30 апреля 1557 — 22 августа 1572ПредшественникГенри Перси, 6-й граф Нортумберленд[К 1]ПреемникГенри Перси, 8-й граф НортумберлендХранитель Восточной Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Хранитель Средней Шотландской марки[en]2 августа 1557 — зима 1559/1560Совместно сТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3] (1557 — 1559)ПредшественникТомас Уортон, 1-й барон Уортон[en][3]ПреемникУильям Грей, 13-го барона Грея из Уилтона[en]Рождение1528[4][5][6][…]
Питворт[d], Чичестер, Западный Суссекс, Англия
Смерть22 августа 1572[7][8]
Йорк, Йорк[d]
РодПерси (род)ОтецТомас ПерсиМатьЭлеонора Харботтл[d][9]СупругаАнна Сомерсет[10]ДетиЭлизабет Перси[d][9], Люси Перси[d][9], Джейн Перси[d][9], Мэри Перси[d][9] и Томас Перси, барон Перси[d][9]Награды
Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования. Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)

Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История
География
Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования. Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)

Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История
География
Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
>>228696037 Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования. Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)

Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История
География
Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
>>228696042 >>228696037 >>228695975 >>228695971 Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования. Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)

Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История
География
Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
>>228696042 >>228696037 >>228695975 >>228695971 Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования. Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)

Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История
География
Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
>>228696042 >>228696037 >>228695975 >>228695971 Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования. Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)

Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История
География
Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
>>228696042 Все таки вот вопрос остается висеть - это сам Коленька или какой-то из его знакомых вайп ведет, или это классовая солидарность среди быдла?
>>228696144 >>228696161 >>228696042 >>228696037 >>228695975 >>228695971 Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования. Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)

Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История
География
Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
>>228695932 Зачем тут и этого пока что достаточно. Забанят его буду вайпать уже я. Сегодня ночная смена к томуже пустая будет достаточно времени что бы мониторить и ловить лузлы что маня дибилы думают что сам Колясик треды вайпает. Я уверен что эти патлачи ещё разного рода говно поддерживают по типу ЛГБТ и подобной дичи.
>>228696042 >>228696037 >>228695975 >>228695971 Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования. Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)

Йорк (англ. York [jɔːk]  слушать, лат. Eboracum, Eburacum, Eburaci) — один из важнейших городов Англии, главный город и унитарная административная единица со статусом «сити» в юго-восточной части церемониального графства Норт-Йоркшир, при впадении реки Фос[en] в реку Уз (англ. the Ouse). В городе расположена резиденция архиепископа провинции Йорк.
Город, унитарная единицаЙоркYorkФлагГерб53°57′ с. ш. 1°05′ з. д.HGЯOСтрана ВеликобританияРегионЙоркшир и ХамберЦеремониальное графствоНорт-ЙоркширЛорд-мэр Йорка[en]Кит Оррелл (англ. Keith Orrell)История и географияПервое упоминание71Прежние названияЭборакум (Eboracum)Площадь271,94 км²Часовой поясUTC±0:00, летом UTC+1:00НаселениеНаселение208 400 человек (2016)Плотность687 чел./км²Национальности94,3% белые люди (перепись 2011)[1]Официальный языканглийскийЦифровые идентификаторыТелефонный код+44 1904Почтовый индексYOyork.gov.uk (англ.)


Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
История
География
Йорк
 Медиафайлы на Викискладе
Город имеет богатое историческое и культурное наследие, долгое время на его фоне развивались важнейшие политические события, оказавшие влияние на весь ход истории Английского Королевства.
Туризм также является важной статьёй городских доходов. Йорк знаменит многочисленными историческими и архитектурными памятниками, самым известным из которых является Йоркский кафедральный собор. Основными спортивными сооружениями города являются йоркский ипподром и стадион Кит-Кат Кресент — домашний стадион футбольной команды Йорк Сити. На реке Уз возможны как речные прогулки, так и спортивные соревнования.
>>228696161 Думаю, классовая солидарность. Быдланам припекло что их стайку задели, пришли из каких-то быдлоклассников или вкудахте, теперь мстят стайкой за "ровного пацанчега", классика.
>>228696235 Традиционная столица севера Англии, город возник в 71 году н. э. на основе римской крепости Эборак, названной, возможно, по названию одного из проживавших в тех краях племён бриттов. Римляне сделали Эборак столицей своей провинции Нижняя Британия. К концу римского владычества, в 415 году, поселение было захвачено германским племенем англов, переименовано в Эоворуик и стало столицей королевства Нортумбрия, основанного ими.
В Эбораке в 211 году умер римский император Септимий Север. А 25 июля 306 году здесь скончался император Констанций Хлор, после чего войсками был провозглашён императором его сын Константин Великий[2].
С VI века город стал центром англосаксонского королевства Нортумбрия.
Первый епископ Йорка, Паулин, получил свой сан в деревянной церкви, на месте которой позднее возник Йорк-Минстер. Паулин крестил там в 627 году короля Эдвина Святого. Город стал архиепископством в 732 году(?). С 735 года — резиденция архиепископа Йоркского.
Викинги, захватившие город в 866 году, переименовали его в Йорвик, после чего город стал столицей одноимённого королевства, располагавшегося на большей части Северной Англии. После завоевания Англии норманнами город получил своё современное имя, самое раннее упоминание которого относится к XIII веку. В Средние века Йорк стал основным центром торговли шерстью и северной митрополией Английского королевства (вторая была только в Кентербери).
В Средние века благополучие города основывалось на торговле лесом.
Расположение города посреди Йоркской долины, на реке Уз, на половине пути между Лондоном и Эдинбургом явилось причиной того, что Йорк очень долго занимал важное положение в транспортной системе страны. В XIX веке, под влиянием финансиста Джорджа Хадсона, Йорк стал важным железнодорожным узлом и производственным центром империи. За последние десятилетия экономика города во многом переключилась с железнодорожного и кондитерского производства на сферу услуг. Йоркский университет и службы здравоохранения стали на сегодняшний день главными работодателями. В XIX веке в городе существовали фабрики и заводы стеклянных и железных изделий, ковров, обоев и предметов роскоши, оживленная торговля углем, хлебная биржа. Железнодорожный узел.
Более всего Йорк обязан своим процветанием сосредоточению в нём в XIX веке дворянства северной Англии.
За столетие (1890—1991) число жителей увеличилось с 60 000 до 100 600 человек.
Происхождение названияПравить
Имя «Йорк» происходит от старого латинского названия, данного городу римлянами. В разных источниках это название упоминается как «Эборак», «Эбурак» и «Эбураки». Первое упоминание Йорка относится к 95—104 годам — оно было написано на деревянной дощечке для письма, найденной на развалинах римской крепости Виндоланда в Нортумбрии (см. таблички из Виндоланды).
Происхождение названия «Эборак» в точности неизвестно, так как нет сведений о языке, на котором говорило местное население во времена римского завоевания. Существует мнение, что народ, живший в тех краях, говорил на одном из кельтских языков, родственном современному валлийскому. Теории, дающие предположительное значение названия, опираются на знания, почерпнутые из других кельтских языков. Так, например, возможным значением является «место, где растут тисовые деревья» — именно это обозначает слово «эборакон», существовавшее в языке бриттов. Второе возможное значение — «поле Эбораса».
Англы, захватившие в начале Средневековья значительную часть территории Британии, в том числе и Эборак, называли город «Эоворуик». Скорее всего, это было сделано из-за созвучия с англо-саксонским словом «эовор», обозначавшим дикого кабана. Окончание «уик» означало всего лишь «место». Когда в 866 году племена датских викингов захватили город, они переделали название на свой лад — так город получил имя «Йорвик».
После норманнского завоевания Англии Йорк обрёл своё современное имя. Первое современное написание слова «York» (а не предшествовавших вариантов «Yerk» и «Yourke») относится к XIII веку. Однако и сегодня названия многих городских мест и компаний, как например, такси «Эбор таксис», связаны со старым римским именем.
Древние временаПравить

Римская стена и западная угловая башня йоркского форта. Верхняя половина кладки была уложена уже в Средневековье.
Археологические находки говорят о присутствии людей в районе Йорка уже в мезолите, между 8000 и 7000 годами до н. э. Неизвестно, являлись ли те поселения постоянными или временными.
На участке А1, Хеслингтон-Ист в Йорке найден самый старый сохранившийся человеческий мозг в Британии. Он датируется возрастом 673—482 лет до н. э. (калиброванная дата). Секвенирование образцов ДНК из головного мозга с дало близкое совпадение с гаплогруппой J1d, определённой всего у нескольких жителей Тосканы и Ближнего Востока и не идентифицированной в Великобритании. С помощью методов протеомики удалось обнаружить два специфичных для мозга белка — липофилин и клаудин-11[3].
К моменту завоевания римлянами Британии, в окрестностях современного города проживало племя, известное римлянам под именем бригантов. Поначалу весь район обитания племени стал зависимой от Рима территорией без особого сопротивления бригантов, однако, позже их вожди стали проявлять всё большую враждебность к Риму, что привело к тому, что IX римский легион был послан к северу от Хамбера, на земли племени.
Сам город был основан в 71 году, когда IX легион покорил бригантов и соорудил деревянную крепость на плоской возвышенности над рекой Уза, недалеко от того места, где воды Узы сливаются с водами реки Фосс. Крепость, позже перестроенная в камне, занимала площадь размером 20 га, её гарнизон насчитывал 6000 солдат. Место, где ранее стояла крепость, располагается под фундаментом Йоркского собора, недавние раскопки открыли часть её древних стен.
Императоры Адриан, Септимий Север и Констанций I Хлор во время различных военных кампаний часто находились в Йорке вместе со своими дворами. Септимий Север во время пребывания в городе провозгласил Йорк столицей провинции Британия Инфериор и, по-видимому, именно он даровал поселению все привилегии колонии или города. Император Констанций I Хлор умер во время нахождения в городе в 306 году и солдаты, находящиеся в крепости провозгласили его сына Константина Великого следующим императором.
В VII веке, в правление короля Эдвина, Йорк стал основный городом королевства Нортумбрия. В 627 году из дерева была построена первая церковь города, в ней был крещён король Эдвин. Он же приказал отстроить церковь в камне, однако из-за убийства короля в 633 году эту задачу пришлось осуществить преемнику Эдвина на троне — Освальду. В последующем столетии в школе Святого Петра при Йоркском соборе служил и преподавал знаменитый Алкуин — богослов и педагог, впоследствии ставший одним из основоположников так называемого «каролингского возрождения» при дворе Карла Великого.
В IX веке Нортумбрия стала жертвой захватнических походов викингов. Йорк был захвачен в 866 году. При новых правителях город стал крупным речным портом, важным пунктом в интенсивной системе торговли, созданной купцами-викингами в северной Европе. Последний правитель независимого Йорвика, Эйрик Кровавая Секира был изгнан англо-саксонским королём Эдредом в ходе борьбы за объединение Англии.
После нормандского завоеванияПравить
В 1068 году, через два года после нормандского завоевания Англии, народ Йорка восстал. Первое восстание было успешным, но затем Вильгельм Завоеватель подавил его. Он сразу же построил две деревянные крепости по обе стороны реки Уз, которые все ещё видны. Первый каменный собор (Минстер) был сильно поврежден в результате пожара при восстании, и позже было решено построить новое здание на новом месте. Около 1080 года архиепископ Томас начал строительство собора на современном месте. В XII веке Йорк начал процветать благодаря своему положению в самом центре прекрасной торговой сети. Он стал крупным торговым центром и ганзейским портом. Йоркские купцы импортировали ткани, воск, бумагу и овес из Нидерландов, а также экспортировали зерно в Гасконь, и зерно и шерсть в Нидерланды. Король Генрих I даровал городу первую хартию
>>228696267 >>228696288 Традиционная столица севера Англии, город возник в 71 году н. э. на основе римской крепости Эборак, названной, возможно, по названию одного из проживавших в тех краях племён бриттов. Римляне сделали Эборак столицей своей провинции Нижняя Британия. К концу римского владычества, в 415 году, поселение было захвачено германским племенем англов, переименовано в Эоворуик и стало столицей королевства Нортумбрия, основанного ими.
В Эбораке в 211 году умер римский император Септимий Север. А 25 июля 306 году здесь скончался император Констанций Хлор, после чего войсками был провозглашён императором его сын Константин Великий[2].
С VI века город стал центром англосаксонского королевства Нортумбрия.
Первый епископ Йорка, Паулин, получил свой сан в деревянной церкви, на месте которой позднее возник Йорк-Минстер. Паулин крестил там в 627 году короля Эдвина Святого. Город стал архиепископством в 732 году(?). С 735 года — резиденция архиепископа Йоркского.
Викинги, захватившие город в 866 году, переименовали его в Йорвик, после чего город стал столицей одноимённого королевства, располагавшегося на большей части Северной Англии. После завоевания Англии норманнами город получил своё современное имя, самое раннее упоминание которого относится к XIII веку. В Средние века Йорк стал основным центром торговли шерстью и северной митрополией Английского королевства (вторая была только в Кентербери).
В Средние века благополучие города основывалось на торговле лесом.
Расположение города посреди Йоркской долины, на реке Уз, на половине пути между Лондоном и Эдинбургом явилось причиной того, что Йорк очень долго занимал важное положение в транспортной системе страны. В XIX веке, под влиянием финансиста Джорджа Хадсона, Йорк стал важным железнодорожным узлом и производственным центром империи. За последние десятилетия экономика города во многом переключилась с железнодорожного и кондитерского производства на сферу услуг. Йоркский университет и службы здравоохранения стали на сегодняшний день главными работодателями. В XIX веке в городе существовали фабрики и заводы стеклянных и железных изделий, ковров, обоев и предметов роскоши, оживленная торговля углем, хлебная биржа. Железнодорожный узел.
Более всего Йорк обязан своим процветанием сосредоточению в нём в XIX веке дворянства северной Англии.
За столетие (1890—1991) число жителей увеличилось с 60 000 до 100 600 человек.
Происхождение названияПравить
Имя «Йорк» происходит от старого латинского названия, данного городу римлянами. В разных источниках это название упоминается как «Эборак», «Эбурак» и «Эбураки». Первое упоминание Йорка относится к 95—104 годам — оно было написано на деревянной дощечке для письма, найденной на развалинах римской крепости Виндоланда в Нортумбрии (см. таблички из Виндоланды).
Происхождение названия «Эборак» в точности неизвестно, так как нет сведений о языке, на котором говорило местное население во времена римского завоевания. Существует мнение, что народ, живший в тех краях, говорил на одном из кельтских языков, родственном современному валлийскому. Теории, дающие предположительное значение названия, опираются на знания, почерпнутые из других кельтских языков. Так, например, возможным значением является «место, где растут тисовые деревья» — именно это обозначает слово «эборакон», существовавшее в языке бриттов. Второе возможное значение — «поле Эбораса».
Англы, захватившие в начале Средневековья значительную часть территории Британии, в том числе и Эборак, называли город «Эоворуик». Скорее всего, это было сделано из-за созвучия с англо-саксонским словом «эовор», обозначавшим дикого кабана. Окончание «уик» означало всего лишь «место». Когда в 866 году племена датских викингов захватили город, они переделали название на свой лад — так город получил имя «Йорвик».
После норманнского завоевания Англии Йорк обрёл своё современное имя. Первое современное написание слова «York» (а не предшествовавших вариантов «Yerk» и «Yourke») относится к XIII веку. Однако и сегодня названия многих городских мест и компаний, как например, такси «Эбор таксис», связаны со старым римским именем.
Древние временаПравить

Римская стена и западная угловая башня йоркского форта. Верхняя половина кладки была уложена уже в Средневековье.
Археологические находки говорят о присутствии людей в районе Йорка уже в мезолите, между 8000 и 7000 годами до н. э. Неизвестно, являлись ли те поселения постоянными или временными.
На участке А1, Хеслингтон-Ист в Йорке найден самый старый сохранившийся человеческий мозг в Британии. Он датируется возрастом 673—482 лет до н. э. (калиброванная дата). Секвенирование образцов ДНК из головного мозга с дало близкое совпадение с гаплогруппой J1d, определённой всего у нескольких жителей Тосканы и Ближнего Востока и не идентифицированной в Великобритании. С помощью методов протеомики удалось обнаружить два специфичных для мозга белка — липофилин и клаудин-11[3].
К моменту завоевания римлянами Британии, в окрестностях современного города проживало племя, известное римлянам под именем бригантов. Поначалу весь район обитания племени стал зависимой от Рима территорией без особого сопротивления бригантов, однако, позже их вожди стали проявлять всё большую враждебность к Риму, что привело к тому, что IX римский легион был послан к северу от Хамбера, на земли племени.
Сам город был основан в 71 году, когда IX легион покорил бригантов и соорудил деревянную крепость на плоской возвышенности над рекой Уза, недалеко от того места, где воды Узы сливаются с водами реки Фосс. Крепость, позже перестроенная в камне, занимала площадь размером 20 га, её гарнизон насчитывал 6000 солдат. Место, где ранее стояла крепость, располагается под фундаментом Йоркского собора, недавние раскопки открыли часть её древних стен.
Императоры Адриан, Септимий Север и Констанций I Хлор во время различных военных кампаний часто находились в Йорке вместе со своими дворами. Септимий Север во время пребывания в городе провозгласил Йорк столицей провинции Британия Инфериор и, по-видимому, именно он даровал поселению все привилегии колонии или города. Император Констанций I Хлор умер во время нахождения в городе в 306 году и солдаты, находящиеся в крепости провозгласили его сына Константина Великого следующим императором.
В VII веке, в правление короля Эдвина, Йорк стал основный городом королевства Нортумбрия. В 627 году из дерева была построена первая церковь города, в ней был крещён король Эдвин. Он же приказал отстроить церковь в камне, однако из-за убийства короля в 633 году эту задачу пришлось осуществить преемнику Эдвина на троне — Освальду. В последующем столетии в школе Святого Петра при Йоркском соборе служил и преподавал знаменитый Алкуин — богослов и педагог, впоследствии ставший одним из основоположников так называемого «каролингского возрождения» при дворе Карла Великого.
В IX веке Нортумбрия стала жертвой захватнических походов викингов. Йорк был захвачен в 866 году. При новых правителях город стал крупным речным портом, важным пунктом в интенсивной системе торговли, созданной купцами-викингами в северной Европе. Последний правитель независимого Йорвика, Эйрик Кровавая Секира был изгнан англо-саксонским королём Эдредом в ходе борьбы за объединение Англии.
После нормандского завоеванияПравить
В 1068 году, через два года после нормандского завоевания Англии, народ Йорка восстал. Первое восстание было успешным, но затем Вильгельм Завоеватель подавил его. Он сразу же построил две деревянные крепости по обе стороны реки Уз, которые все ещё видны. Первый каменный собор (Минстер) был сильно поврежден в результате пожара при восстании, и позже было решено построить новое здание на новом месте. Около 1080 года архиепископ Томас начал строительство собора на современном месте. В XII веке Йорк начал процветать благодаря своему положению в самом центре прекрасной торговой сети. Он стал крупным торговым центром и ганзейским портом. Йоркские купцы импортировали ткани, воск, бумагу и овес из Нидерландов, а также экспортировали зерно в Гасконь, и зерно и шерсть в Нидерланды. Король Генрих I даровал городу первую хартию
>>228696267 >>228696288 Традиционная столица севера Англии, город возник в 71 году н. э. на основе римской крепости Эборак, названной, возможно, по названию одного из проживавших в тех краях племён бриттов. Римляне сделали Эборак столицей своей провинции Нижняя Британия. К концу римского владычества, в 415 году, поселение было захвачено германским племенем англов, переименовано в Эоворуик и стало столицей королевства Нортумбрия, основанного ими.
В Эбораке в 211 году умер римский император Септимий Север. А 25 июля 306 году здесь скончался император Констанций Хлор, после чего войсками был провозглашён императором его сын Константин Великий[2].
С VI века город стал центром англосаксонского королевства Нортумбрия.
Первый епископ Йорка, Паулин, получил свой сан в деревянной церкви, на месте которой позднее возник Йорк-Минстер. Паулин крестил там в 627 году короля Эдвина Святого. Город стал архиепископством в 732 году(?). С 735 года — резиденция архиепископа Йоркского.
Викинги, захватившие город в 866 году, переименовали его в Йорвик, после чего город стал столицей одноимённого королевства, располагавшегося на большей части Северной Англии. После завоевания Англии норманнами город получил своё современное имя, самое раннее упоминание которого относится к XIII веку. В Средние века Йорк стал основным центром торговли шерстью и северной митрополией Английского королевства (вторая была только в Кентербери).
В Средние века благополучие города основывалось на торговле лесом.
Расположение города посреди Йоркской долины, на реке Уз, на половине пути между Лондоном и Эдинбургом явилось причиной того, что Йорк очень долго занимал важное положение в транспортной системе страны. В XIX веке, под влиянием финансиста Джорджа Хадсона, Йорк стал важным железнодорожным узлом и производственным центром империи. За последние десятилетия экономика города во многом переключилась с железнодорожного и кондитерского производства на сферу услуг. Йоркский университет и службы здравоохранения стали на сегодняшний день главными работодателями. В XIX веке в городе существовали фабрики и заводы стеклянных и железных изделий, ковров, обоев и предметов роскоши, оживленная торговля углем, хлебная биржа. Железнодорожный узел.
Более всего Йорк обязан своим процветанием сосредоточению в нём в XIX веке дворянства северной Англии.
За столетие (1890—1991) число жителей увеличилось с 60 000 до 100 600 человек.
Происхождение названияПравить
Имя «Йорк» происходит от старого латинского названия, данного городу римлянами. В разных источниках это название упоминается как «Эборак», «Эбурак» и «Эбураки». Первое упоминание Йорка относится к 95—104 годам — оно было написано на деревянной дощечке для письма, найденной на развалинах римской крепости Виндоланда в Нортумбрии (см. таблички из Виндоланды).
Происхождение названия «Эборак» в точности неизвестно, так как нет сведений о языке, на котором говорило местное население во времена римского завоевания. Существует мнение, что народ, живший в тех краях, говорил на одном из кельтских языков, родственном современному валлийскому. Теории, дающие предположительное значение названия, опираются на знания, почерпнутые из других кельтских языков. Так, например, возможным значением является «место, где растут тисовые деревья» — именно это обозначает слово «эборакон», существовавшее в языке бриттов. Второе возможное значение — «поле Эбораса».
Англы, захватившие в начале Средневековья значительную часть территории Британии, в том числе и Эборак, называли город «Эоворуик». Скорее всего, это было сделано из-за созвучия с англо-саксонским словом «эовор», обозначавшим дикого кабана. Окончание «уик» означало всего лишь «место». Когда в 866 году племена датских викингов захватили город, они переделали название на свой лад — так город получил имя «Йорвик».
После норманнского завоевания Англии Йорк обрёл своё современное имя. Первое современное написание слова «York» (а не предшествовавших вариантов «Yerk» и «Yourke») относится к XIII веку. Однако и сегодня названия многих городских мест и компаний, как например, такси «Эбор таксис», связаны со старым римским именем.
Древние временаПравить

Римская стена и западная угловая башня йоркского форта. Верхняя половина кладки была уложена уже в Средневековье.
Археологические находки говорят о присутствии людей в районе Йорка уже в мезолите, между 8000 и 7000 годами до н. э. Неизвестно, являлись ли те поселения постоянными или временными.
На участке А1, Хеслингтон-Ист в Йорке найден самый старый сохранившийся человеческий мозг в Британии. Он датируется возрастом 673—482 лет до н. э. (калиброванная дата). Секвенирование образцов ДНК из головного мозга с дало близкое совпадение с гаплогруппой J1d, определённой всего у нескольких жителей Тосканы и Ближнего Востока и не идентифицированной в Великобритании. С помощью методов протеомики удалось обнаружить два специфичных для мозга белка — липофилин и клаудин-11[3].
К моменту завоевания римлянами Британии, в окрестностях современного города проживало племя, известное римлянам под именем бригантов. Поначалу весь район обитания племени стал зависимой от Рима территорией без особого сопротивления бригантов, однако, позже их вожди стали проявлять всё большую враждебность к Риму, что привело к тому, что IX римский легион был послан к северу от Хамбера, на земли племени.
Сам город был основан в 71 году, когда IX легион покорил бригантов и соорудил деревянную крепость на плоской возвышенности над рекой Уза, недалеко от того места, где воды Узы сливаются с водами реки Фосс. Крепость, позже перестроенная в камне, занимала площадь размером 20 га, её гарнизон насчитывал 6000 солдат. Место, где ранее стояла крепость, располагается под фундаментом Йоркского собора, недавние раскопки открыли часть её древних стен.
Императоры Адриан, Септимий Север и Констанций I Хлор во время различных военных кампаний часто находились в Йорке вместе со своими дворами. Септимий Север во время пребывания в городе провозгласил Йорк столицей провинции Британия Инфериор и, по-видимому, именно он даровал поселению все привилегии колонии или города. Император Констанций I Хлор умер во время нахождения в городе в 306 году и солдаты, находящиеся в крепости провозгласили его сына Константина Великого следующим императором.
В VII веке, в правление короля Эдвина, Йорк стал основный городом королевства Нортумбрия. В 627 году из дерева была построена первая церковь города, в ней был крещён король Эдвин. Он же приказал отстроить церковь в камне, однако из-за убийства короля в 633 году эту задачу пришлось осуществить преемнику Эдвина на троне — Освальду. В последующем столетии в школе Святого Петра при Йоркском соборе служил и преподавал знаменитый Алкуин — богослов и педагог, впоследствии ставший одним из основоположников так называемого «каролингского возрождения» при дворе Карла Великого.
В IX веке Нортумбрия стала жертвой захватнических походов викингов. Йорк был захвачен в 866 году. При новых правителях город стал крупным речным портом, важным пунктом в интенсивной системе торговли, созданной купцами-викингами в северной Европе. Последний правитель независимого Йорвика, Эйрик Кровавая Секира был изгнан англо-саксонским королём Эдредом в ходе борьбы за объединение Англии.
После нормандского завоеванияПравить
В 1068 году, через два года после нормандского завоевания Англии, народ Йорка восстал. Первое восстание было успешным, но затем Вильгельм Завоеватель подавил его. Он сразу же построил две деревянные крепости по обе стороны реки Уз, которые все ещё видны. Первый каменный собор (Минстер) был сильно поврежден в результате пожара при восстании, и позже было решено построить новое здание на новом месте. Около 1080 года архиепископ Томас начал строительство собора на современном месте. В XII веке Йорк начал процветать благодаря своему положению в самом центре прекрасной торговой сети. Он стал крупным торговым центром и ганзейским портом. Йоркские купцы импортировали ткани, воск, бумагу и овес из Нидерландов, а также экспортировали зерно в Гасконь, и зерно и шерсть в Нидерланды. Король Генрих I даровал городу первую хартию
>>228696341 >>228696267 >>228696288 Традиционная столица севера Англии, город возник в 71 году н. э. на основе римской крепости Эборак, названной, возможно, по названию одного из проживавших в тех краях племён бриттов. Римляне сделали Эборак столицей своей провинции Нижняя Британия. К концу римского владычества, в 415 году, поселение было захвачено германским племенем англов, переименовано в Эоворуик и стало столицей королевства Нортумбрия, основанного ими.
В Эбораке в 211 году умер римский император Септимий Север. А 25 июля 306 году здесь скончался император Констанций Хлор, после чего войсками был провозглашён императором его сын Константин Великий[2].
С VI века город стал центром англосаксонского королевства Нортумбрия.
Первый епископ Йорка, Паулин, получил свой сан в деревянной церкви, на месте которой позднее возник Йорк-Минстер. Паулин крестил там в 627 году короля Эдвина Святого. Город стал архиепископством в 732 году(?). С 735 года — резиденция архиепископа Йоркского.
Викинги, захватившие город в 866 году, переименовали его в Йорвик, после чего город стал столицей одноимённого королевства, располагавшегося на большей части Северной Англии. После завоевания Англии норманнами город получил своё современное имя, самое раннее упоминание которого относится к XIII веку. В Средние века Йорк стал основным центром торговли шерстью и северной митрополией Английского королевства (вторая была только в Кентербери).
В Средние века благополучие города основывалось на торговле лесом.
Расположение города посреди Йоркской долины, на реке Уз, на половине пути между Лондоном и Эдинбургом явилось причиной того, что Йорк очень долго занимал важное положение в транспортной системе страны. В XIX веке, под влиянием финансиста Джорджа Хадсона, Йорк стал важным железнодорожным узлом и производственным центром империи. За последние десятилетия экономика города во многом переключилась с железнодорожного и кондитерского производства на сферу услуг. Йоркский университет и службы здравоохранения стали на сегодняшний день главными работодателями. В XIX веке в городе существовали фабрики и заводы стеклянных и железных изделий, ковров, обоев и предметов роскоши, оживленная торговля углем, хлебная биржа. Железнодорожный узел.
Более всего Йорк обязан своим процветанием сосредоточению в нём в XIX веке дворянства северной Англии.
За столетие (1890—1991) число жителей увеличилось с 60 000 до 100 600 человек.
Происхождение названияПравить
Имя «Йорк» происходит от старого латинского названия, данного городу римлянами. В разных источниках это название упоминается как «Эборак», «Эбурак» и «Эбураки». Первое упоминание Йорка относится к 95—104 годам — оно было написано на деревянной дощечке для письма, найденной на развалинах римской крепости Виндоланда в Нортумбрии (см. таблички из Виндоланды).
Происхождение названия «Эборак» в точности неизвестно, так как нет сведений о языке, на котором говорило местное население во времена римского завоевания. Существует мнение, что народ, живший в тех краях, говорил на одном из кельтских языков, родственном современному валлийскому. Теории, дающие предположительное значение названия, опираются на знания, почерпнутые из других кельтских языков. Так, например, возможным значением является «место, где растут тисовые деревья» — именно это обозначает слово «эборакон», существовавшее в языке бриттов. Второе возможное значение — «поле Эбораса».
Англы, захватившие в начале Средневековья значительную часть территории Британии, в том числе и Эборак, называли город «Эоворуик». Скорее всего, это было сделано из-за созвучия с англо-саксонским словом «эовор», обозначавшим дикого кабана. Окончание «уик» означало всего лишь «место». Когда в 866 году племена датских викингов захватили город, они переделали название на свой лад — так город получил имя «Йорвик».
После норманнского завоевания Англии Йорк обрёл своё современное имя. Первое современное написание слова «York» (а не предшествовавших вариантов «Yerk» и «Yourke») относится к XIII веку. Однако и сегодня названия многих городских мест и компаний, как например, такси «Эбор таксис», связаны со старым римским именем.
Древние временаПравить

Римская стена и западная угловая башня йоркского форта. Верхняя половина кладки была уложена уже в Средневековье.
Археологические находки говорят о присутствии людей в районе Йорка уже в мезолите, между 8000 и 7000 годами до н. э. Неизвестно, являлись ли те поселения постоянными или временными.
На участке А1, Хеслингтон-Ист в Йорке найден самый старый сохранившийся человеческий мозг в Британии. Он датируется возрастом 673—482 лет до н. э. (калиброванная дата). Секвенирование образцов ДНК из головного мозга с дало близкое совпадение с гаплогруппой J1d, определённой всего у нескольких жителей Тосканы и Ближнего Востока и не идентифицированной в Великобритании. С помощью методов протеомики удалось обнаружить два специфичных для мозга белка — липофилин и клаудин-11[3].
К моменту завоевания римлянами Британии, в окрестностях современного города проживало племя, известное римлянам под именем бригантов. Поначалу весь район обитания племени стал зависимой от Рима территорией без особого сопротивления бригантов, однако, позже их вожди стали проявлять всё большую враждебность к Риму, что привело к тому, что IX римский легион был послан к северу от Хамбера, на земли племени.
Сам город был основан в 71 году, когда IX легион покорил бригантов и соорудил деревянную крепость на плоской возвышенности над рекой Уза, недалеко от того места, где воды Узы сливаются с водами реки Фосс. Крепость, позже перестроенная в камне, занимала площадь размером 20 га, её гарнизон насчитывал 6000 солдат. Место, где ранее стояла крепость, располагается под фундаментом Йоркского собора, недавние раскопки открыли часть её древних стен.
Императоры Адриан, Септимий Север и Констанций I Хлор во время различных военных кампаний часто находились в Йорке вместе со своими дворами. Септимий Север во время пребывания в городе провозгласил Йорк столицей провинции Британия Инфериор и, по-видимому, именно он даровал поселению все привилегии колонии или города. Император Констанций I Хлор умер во время нахождения в городе в 306 году и солдаты, находящиеся в крепости провозгласили его сына Константина Великого следующим императором.
В VII веке, в правление короля Эдвина, Йорк стал основный городом королевства Нортумбрия. В 627 году из дерева была построена первая церковь города, в ней был крещён король Эдвин. Он же приказал отстроить церковь в камне, однако из-за убийства короля в 633 году эту задачу пришлось осуществить преемнику Эдвина на троне — Освальду. В последующем столетии в школе Святого Петра при Йоркском соборе служил и преподавал знаменитый Алкуин — богослов и педагог, впоследствии ставший одним из основоположников так называемого «каролингского возрождения» при дворе Карла Великого.
В IX веке Нортумбрия стала жертвой захватнических походов викингов. Йорк был захвачен в 866 году. При новых правителях город стал крупным речным портом, важным пунктом в интенсивной системе торговли, созданной купцами-викингами в северной Европе. Последний правитель независимого Йорвика, Эйрик Кровавая Секира был изгнан англо-саксонским королём Эдредом в ходе борьбы за объединение Англии.
После нормандского завоеванияПравить
В 1068 году, через два года после нормандского завоевания Англии, народ Йорка восстал. Первое восстание было успешным, но затем Вильгельм Завоеватель подавил его. Он сразу же построил две деревянные крепости по обе стороны реки Уз, которые все ещё видны. Первый каменный собор (Минстер) был сильно поврежден в результате пожара при восстании, и позже было решено построить новое здание на новом месте. Около 1080 года архиепископ Томас начал строительство собора на современном месте. В XII веке Йорк начал процветать благодаря своему положению в самом центре прекрасной торговой сети. Он стал крупным торговым центром и ганзейским портом. Йоркские купцы импортировали ткани, воск, бумагу и овес из Нидерландов, а также экспортировали зерно в Гасконь, и зерно и шерсть в Нидерланды. Король Генрих I даровал городу первую хартию
>>228696267 >>228696288 Традиционная столица севера Англии, город возник в 71 году н. э. на основе римской крепости Эборак, названной, возможно, по названию одного из проживавших в тех краях племён бриттов. Римляне сделали Эборак столицей своей провинции Нижняя Британия. К концу римского владычества, в 415 году, поселение было захвачено германским племенем англов, переименовано в Эоворуик и стало столицей королевства Нортумбрия, основанного ими.
В Эбораке в 211 году умер римский император Септимий Север. А 25 июля 306 году здесь скончался император Констанций Хлор, после чего войсками был провозглашён императором его сын Константин Великий[2].
С VI века город стал центром англосаксонского королевства Нортумбрия.
Первый епископ Йорка, Паулин, получил свой сан в деревянной церкви, на месте которой позднее возник Йорк-Минстер. Паулин крестил там в 627 году короля Эдвина Святого. Город стал архиепископством в 732 году(?). С 735 года — резиденция архиепископа Йоркского.
Викинги, захватившие город в 866 году, переименовали его в Йорвик, после чего город стал столицей одноимённого королевства, располагавшегося на большей части Северной Англии. После завоевания Англии норманнами город получил своё современное имя, самое раннее упоминание которого относится к XIII веку. В Средние века Йорк стал основным центром торговли шерстью и северной митрополией Английского королевства (вторая была только в Кентербери).
В Средние века благополучие города основывалось на торговле лесом.
Расположение города посреди Йоркской долины, на реке Уз, на половине пути между Лондоном и Эдинбургом явилось причиной того, что Йорк очень долго занимал важное положение в транспортной системе страны. В XIX веке, под влиянием финансиста Джорджа Хадсона, Йорк стал важным железнодорожным узлом и производственным центром империи. За последние десятилетия экономика города во многом переключилась с железнодорожного и кондитерского производства на сферу услуг. Йоркский университет и службы здравоохранения стали на сегодняшний день главными работодателями. В XIX веке в городе существовали фабрики и заводы стеклянных и железных изделий, ковров, обоев и предметов роскоши, оживленная торговля углем, хлебная биржа. Железнодорожный узел.
Более всего Йорк обязан своим процветанием сосредоточению в нём в XIX веке дворянства северной Англии.
За столетие (1890—1991) число жителей увеличилось с 60 000 до 100 600 человек.
Происхождение названияПравить
Имя «Йорк» происходит от старого латинского названия, данного городу римлянами. В разных источниках это название упоминается как «Эборак», «Эбурак» и «Эбураки». Первое упоминание Йорка относится к 95—104 годам — оно было написано на деревянной дощечке для письма, найденной на развалинах римской крепости Виндоланда в Нортумбрии (см. таблички из Виндоланды).
Происхождение названия «Эборак» в точности неизвестно, так как нет сведений о языке, на котором говорило местное население во времена римского завоевания. Существует мнение, что народ, живший в тех краях, говорил на одном из кельтских языков, родственном современному валлийскому. Теории, дающие предположительное значение названия, опираются на знания, почерпнутые из других кельтских языков. Так, например, возможным значением является «место, где растут тисовые деревья» — именно это обозначает слово «эборакон», существовавшее в языке бриттов. Второе возможное значение — «поле Эбораса».
Англы, захватившие в начале Средневековья значительную часть территории Британии, в том числе и Эборак, называли город «Эоворуик». Скорее всего, это было сделано из-за созвучия с англо-саксонским словом «эовор», обозначавшим дикого кабана. Окончание «уик» означало всего лишь «место». Когда в 866 году племена датских викингов захватили город, они переделали название на свой лад — так город получил имя «Йорвик».
После норманнского завоевания Англии Йорк обрёл своё современное имя. Первое современное написание слова «York» (а не предшествовавших вариантов «Yerk» и «Yourke») относится к XIII веку. Однако и сегодня названия многих городских мест и компаний, как например, такси «Эбор таксис», связаны со старым римским именем.
Древние временаПравить

Римская стена и западная угловая башня йоркского форта. Верхняя половина кладки была уложена уже в Средневековье.
Археологические находки говорят о присутствии людей в районе Йорка уже в мезолите, между 8000 и 7000 годами до н. э. Неизвестно, являлись ли те поселения постоянными или временными.
На участке А1, Хеслингтон-Ист в Йорке найден самый старый сохранившийся человеческий мозг в Британии. Он датируется возрастом 673—482 лет до н. э. (калиброванная дата). Секвенирование образцов ДНК из головного мозга с дало близкое совпадение с гаплогруппой J1d, определённой всего у нескольких жителей Тосканы и Ближнего Востока и не идентифицированной в Великобритании. С помощью методов протеомики удалось обнаружить два специфичных для мозга белка — липофилин и клаудин-11[3].
К моменту завоевания римлянами Британии, в окрестностях современного города проживало племя, известное римлянам под именем бригантов. Поначалу весь район обитания племени стал зависимой от Рима территорией без особого сопротивления бригантов, однако, позже их вожди стали проявлять всё большую враждебность к Риму, что привело к тому, что IX римский легион был послан к северу от Хамбера, на земли племени.
Сам город был основан в 71 году, когда IX легион покорил бригантов и соорудил деревянную крепость на плоской возвышенности над рекой Уза, недалеко от того места, где воды Узы сливаются с водами реки Фосс. Крепость, позже перестроенная в камне, занимала площадь размером 20 га, её гарнизон насчитывал 6000 солдат. Место, где ранее стояла крепость, располагается под фундаментом Йоркского собора, недавние раскопки открыли часть её древних стен.
Императоры Адриан, Септимий Север и Констанций I Хлор во время различных военных кампаний часто находились в Йорке вместе со своими дворами. Септимий Север во время пребывания в городе провозгласил Йорк столицей провинции Британия Инфериор и, по-видимому, именно он даровал поселению все привилегии колонии или города. Император Констанций I Хлор умер во время нахождения в городе в 306 году и солдаты, находящиеся в крепости провозгласили его сына Константина Великого следующим императором.
В VII веке, в правление короля Эдвина, Йорк стал основный городом королевства Нортумбрия. В 627 году из дерева была построена первая церковь города, в ней был крещён король Эдвин. Он же приказал отстроить церковь в камне, однако из-за убийства короля в 633 году эту задачу пришлось осуществить преемнику Эдвина на троне — Освальду. В последующем столетии в школе Святого Петра при Йоркском соборе служил и преподавал знаменитый Алкуин — богослов и педагог, впоследствии ставший одним из основоположников так называемого «каролингского возрождения» при дворе Карла Великого.
В IX веке Нортумбрия стала жертвой захватнических походов викингов. Йорк был захвачен в 866 году. При новых правителях город стал крупным речным портом, важным пунктом в интенсивной системе торговли, созданной купцами-викингами в северной Европе. Последний правитель независимого Йорвика, Эйрик Кровавая Секира был изгнан англо-саксонским королём Эдредом в ходе борьбы за объединение Англии.
После нормандского завоеванияПравить
В 1068 году, через два года после нормандского завоевания Англии, народ Йорка восстал. Первое восстание было успешным, но затем Вильгельм Завоеватель подавил его. Он сразу же построил две деревянные крепости по обе стороны реки Уз, которые все ещё видны. Первый каменный собор (Минстер) был сильно поврежден в результате пожара при восстании, и позже было решено построить новое здание на новом месте. Около 1080 года архиепископ Томас начал строительство собора на современном месте. В XII веке Йорк начал процветать благодаря своему положению в самом центре прекрасной торговой сети. Он стал крупным торговым центром и ганзейским портом. Йоркские купцы импортировали ткани, воск, бумагу и овес из Нидерландов, а также экспортировали зерно в Гасконь, и зерно и шерсть в Нидерланды. Король Генрих I даровал городу первую хартию
Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696235 >Я уверен что эти патлачи ещё разного рода говно поддерживают по типу ЛГБТ и подобной дичи. >лузлы что маня дибилы думают что сам Колясик треды вайпает Чем ты от них отличаешься, долбаёб?
>>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696538 >>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696559 >>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696559 >>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
К ночи вайп прекратится, сделаем перекот, а там уже пойдёт ламповый движ. Вряд-ли у коли есть связи Или связи чтобы утопить тред на мейлаче. Всё будет хорошо
>>228696559 >>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696473 Уже сегодня. Но я буду и дальше топить за свободу слова и мысли. А то если таким дать волю, они в любое говно начнут свои 5 копеек вставлять.
>>228696649 >>228696651 >>228696559 >>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
Вайпер, давай, может быть, как-нибудь, пока не поздно, отведите ребят. Вайпер, не делайте это, не делайте, не надо. В любом случае, вайпер, пойми, и тред погибнет, и я погибну. Что с этого толку будет? Сам правильно пойми! Кто от этого выиграет? Мы же от этого с тобой не выиграем, понимаешь! Если кем-то не довольны в Щиграх, то это надо решать на правительственном уровне, но не силой модераторов. Абу…
>>228696676 Дружище, дай мне устоять среди этой грязи. Грязи со стороны травимого и травителей. Как нельзя понять, что все ушло в тупик? Они ведь поигрались, вывесили свои листовки, нашли где он живет, а дальше? Только продолжат имитацию участия в "эпичном" треде. Надо покончить и со всеми. Я закончю это только с моим баном.
>>228696814 >>228696705 >>228696559 >>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696911 > Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
> В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
> Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
> В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
> Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
> Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
> В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
> В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
> В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
> Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
> В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
> В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
> Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
> В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696814 >>228696705 >>228696559 >>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696814 >>228696705 >>228696559 >>228696506 >>228696473 >>228696341 Родился в Эдинбурге, в семье состоятельного шотландского юриста Уолтера Скотта (1729—1799) и Энн Ратерфорд (1739—1819), дочери профессора медицины Эдинбургского университета. Был девятым ребёнком в семье, но, когда ему было полгода, в живых осталось только трое. В семье из 13 детей выжило 6.
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696943 Мой пиздюк и я не будет одеваться и вести себя как клован. А если и будет туда ему и дорога. Качай свои правила в своём петушиным углу с другими крашеными дебиками.
Меня ваш /b так заебал со своим сбором школоты и рака вперемешку. Механизм пущен, скоро ваш бред будет населён только симуляцей "того двача". Травля бессмысленна, анонимус теперь не тот. Где ненависть к сельдям, вниманиблядкам, школоте, нормисам? Нежели все так помельчало, что с каждым годом бред все больше и начинает превращаться в филиал вконтакте?
В январе 1772 года заболел детским параличом, потерял подвижность правой ноги и навсегда остался хромым. Дважды — в 1775 и 1777 годах — находился на лечении в курортных городах Бат и Престонпанс[en].
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо. Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
В 1778 году возвращается в Эдинбург. С 1779 года учится в эдинбургской школе, в 1785 году поступает в Эдинбургский колледж. В колледже увлёкся альпинизмом, окреп физически, и приобрёл популярность среди сверстников как отличный рассказчик.
Много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
Важным для Скотта стал 1792 год: в Эдинбургском университете он выдержал экзамен на звание адвоката[8]. С этого времени он становится почтенным человеком с престижной профессией и имеет собственную юридическую практику.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики много ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Увлёкся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Готфрида Бюргера «Ленора».
В 1791 году познакомился со своей первой любовью — Уильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. В течение пяти лет пытался добиться взаимности Уильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Уильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Уильямины в последующем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
В 1797 году женился на Шарлотте Карпентер (Шарпантье; 1770—1826). У супругов родилось четверо детей (София, Уолтер, Анна и Чарлз).
Получивший мировую известность благодаря литературным трудам, Скотт отдавал много времени юридической, политической и общественной деятельности. Работал секретарём сессионного суда (с 1806 года), заместителем шерифа округа Селкерк. Постоянный член консервативной партии, был активным членом Общества Высоких земель[en]. В 1820—1832 годах был Президентом Эдинбургского королевского общества, в 1827—1829 был Вице-президентом Общества антикваров Шотландии[en].
В жизни был образцовым семьянином, человеком хорошим, чувствительным, тактичным, признательным; любил своё имение Эбботсфорд, которое перестроил, сделав из него небольшой замок; очень любил деревья, домашних животных, хорошее застолье в семейном кругу.
В 1830 году перенёс первый инсульт, который парализовал его правую руку. В 1830—1831 годах Скотт перенёс ещё два инсульта.
Умер от инфаркта 21 сентября 1832 года. Похоронен в Драйбургском аббатстве, близ г. Мелроз.
В поместье Скотта Эбботсфорд действует музей писателя.
>>228696964 Я с тобой солидарен, я хочу что бы Колясик их отпиздил. Думаю если его по братски попросим он и пруфов нам подвезёт. А травля тупик, он просто скажет что зацепил далбоёбов и понеслась. А так Колясик не совсем тупой даже контент толком не высирает. Куколд из камеди был более туповатым.
Иоганн Себастьян Бах был младшим, восьмым ребёнком в семье музыканта Иоганна Амброзиуса Баха и Элизабет Леммерхирт[6][7]. Род Бахов известен своей музыкальностью с начала XVI века: многие предки и родственники Иоганна Себастьяна были профессиональными артистами и музыкантами[8]. В этот период церковь, местные власти и аристократия поддерживали музыкантов, особенно в Тюрингии и Саксонии. Род Бахов был немецкого происхождения, самый отдалённый родоначальник фамилии Фейт Бах был родом из Тюрингии, переселился в Венгрию, но под влиянием религиозных преследований протестантов, начатых там в XVI в., вернулся на родину, с тех пор род Бахов не покидал отечество. Отец Баха, Иоганн Амвросий, внук Фейта, жил и работал в Эйзенахе (великое герцогство Саксен-Веймарское)[9]. . В это время в городе насчитывалось около 6000 жителей. Работа Иоганна Амброзиуса включала организацию светских концертов и исполнение церковной музыки.
Когда Иоганну Себастьяну было 9 лет, умерла его мать, а через год не стало отца. Мальчика взял к себе старший брат, Иоганн Кристоф, служивший органистом в соседнем Ордруфе. Иоганн Себастьян поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Обучаясь в Ордруфе под руководством брата, Бах познакомился с творчеством современных ему южнонемецких композиторов — Пахельбеля, Фробергера и других. Возможно также, что он познакомился с работами композиторов Северной Германии и Франции.
В 15 лет Бах переехал в Люнебург, где в 1700—1703 годах учился в вокальной школе Св. Михаила. Во время учёбы он посетил Гамбург — крупнейший город в Германии, а также Целле (где в почёте была французская музыка) и Любек, где он имел возможность познакомиться с творчеством знаменитых музыкантов своего времени. К этим же годам относятся и первые произведения Баха для органа и клавира. Кроме пения в хоре, Бах, вероятно, играл на трёхмануальном органе школы и на клавесине. Здесь он получил первые знания по богословию, латыни, истории, географии и физике, а также, возможно, начал учить французский и итальянский языки. В школе Бах имел возможность общаться с сыновьями известных северонемецких аристократов и известными органистами, прежде всего, с Георгом Бёмом в Люнебурге[10] и Рейнкеном в Гамбурге. С их помощью Иоганн Себастьян, возможно, получил доступ к самым большим инструментам из всех, на которых он когда-либо играл. В этот период Бах расширил свои знания о композиторах той эпохи, прежде всего, о Дитрихе Букстехуде, которого он очень уважал.
Арнштадт и Мюльхаузен (1703—1708)
В январе 1703 года, после окончания учёбы, он получил должность придворного музыканта у веймарского герцога Иоганна Эрнста. Неизвестно точно, что входило в его обязанности, но, скорее всего, эта должность не была связана с композиторской деятельностью. За семь месяцев службы в Веймаре распространилась слава о нём как об исполнителе. Бах был приглашён на должность смотрителя органа в церковь Св. Бонифация в Арнштадте, находящемся в 35 км от Веймара. С этим старейшим немецким городом у семьи Бахов были давние связи.
В августе 1703 года Бах занял пост органиста церкви Св. Бонифация в Арнштадте. Работать ему приходилось три дня в неделю, а жалование было относительно высоким. Кроме того, инструмент поддерживался в хорошем состоянии и был настроен по новой системе, расширявшей возможности композитора и исполнителя. В этот период Бах создал много органных произведений.
Семейные связи и увлечённый музыкой работодатель не смогли предотвратить напряжение между Иоганном Себастьяном и властями, возникшее через несколько лет. Бах был недоволен уровнем подготовки певцов в хоре. Кроме того, в 1705—1706 годах Бах самовольно отлучился в Любек на несколько месяцев, где он познакомился с игрой Букстехуде, что вызвало недовольство властей[11]. Первый биограф Баха Форкель пишет, что Иоганн Себастьян прошёл 50 км пешком, чтобы послушать выдающегося композитора[12], но сегодня некоторые исследователи подвергают этот факт сомнению[13].
К тому же начальство предъявило Баху обвинения в «странном хоральном сопровождении», смущавшем общину, и в неумении управлять хором; последнее обвинение, видимо, имело под собой основания[14].
В 1706 году Бах решает сменить место работы. Ему предложили более выгодную и высокую должность органиста в церкви Св. Власия в Мюльхаузене, крупном городе на севере страны. В следующем году Бах принял это предложение, заняв место органиста Иоганна Георга Але[15]. Его жалование по сравнению с предыдущим было повышено, а уровень певчих был лучше.
>>228697211 Ой блять, никогда такого не было и вот опять. Словам рак и шоколота лет больше, чем твоей памяти о былых временах, и употреблялись они тогда в том же ключе.
Иоганн Себастьян Бах был младшим, восьмым ребёнком в семье музыканта Иоганна Амброзиуса Баха и Элизабет Леммерхирт[6][7]. Род Бахов известен своей музыкальностью с начала XVI века: многие предки и родственники Иоганна Себастьяна были профессиональными артистами и музыкантами[8]. В этот период церковь, местные власти и аристократия поддерживали музыкантов, особенно в Тюрингии и Саксонии. Род Бахов был немецкого происхождения, самый отдалённый родоначальник фамилии Фейт Бах был родом из Тюрингии, переселился в Венгрию, но под влиянием религиозных преследований протестантов, начатых там в XVI в., вернулся на родину, с тех пор род Бахов не покидал отечество. Отец Баха, Иоганн Амвросий, внук Фейта, жил и работал в Эйзенахе (великое герцогство Саксен-Веймарское)[9]. . В это время в городе насчитывалось около 6000 жителей. Работа Иоганна Амброзиуса включала организацию светских концертов и исполнение церковной музыки.
Когда Иоганну Себастьяну было 9 лет, умерла его мать, а через год не стало отца. Мальчика взял к себе старший брат, Иоганн Кристоф, служивший органистом в соседнем Ордруфе. Иоганн Себастьян поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Обучаясь в Ордруфе под руководством брата, Бах познакомился с творчеством современных ему южнонемецких композиторов — Пахельбеля, Фробергера и других. Возможно также, что он познакомился с работами композиторов Северной Германии и Франции.
В 15 лет Бах переехал в Люнебург, где в 1700—1703 годах учился в вокальной школе Св. Михаила. Во время учёбы он посетил Гамбург — крупнейший город в Германии, а также Целле (где в почёте была французская музыка) и Любек, где он имел возможность познакомиться с творчеством знаменитых музыкантов своего времени. К этим же годам относятся и первые произведения Баха для органа и клавира. Кроме пения в хоре, Бах, вероятно, играл на трёхмануальном органе школы и на клавесине. Здесь он получил первые знания по богословию, латыни, истории, географии и физике, а также, возможно, начал учить французский и итальянский языки. В школе Бах имел возможность общаться с сыновьями известных северонемецких аристократов и известными органистами, прежде всего, с Георгом Бёмом в Люнебурге[10] и Рейнкеном в Гамбурге. С их помощью Иоганн Себастьян, возможно, получил доступ к самым большим инструментам из всех, на которых он когда-либо играл. В этот период Бах расширил свои знания о композиторах той эпохи, прежде всего, о Дитрихе Букстехуде, которого он очень уважал.
Арнштадт и Мюльхаузен (1703—1708)
В январе 1703 года, после окончания учёбы, он получил должность придворного музыканта у веймарского герцога Иоганна Эрнста. Неизвестно точно, что входило в его обязанности, но, скорее всего, эта должность не была связана с композиторской деятельностью. За семь месяцев службы в Веймаре распространилась слава о нём как об исполнителе. Бах был приглашён на должность смотрителя органа в церковь Св. Бонифация в Арнштадте, находящемся в 35 км от Веймара. С этим старейшим немецким городом у семьи Бахов были давние связи.
В августе 1703 года Бах занял пост органиста церкви Св. Бонифация в Арнштадте. Работать ему приходилось три дня в неделю, а жалование было относительно высоким. Кроме того, инструмент поддерживался в хорошем состоянии и был настроен по новой системе, расширявшей возможности композитора и исполнителя. В этот период Бах создал много органных произведений.
Семейные связи и увлечённый музыкой работодатель не смогли предотвратить напряжение между Иоганном Себастьяном и властями, возникшее через несколько лет. Бах был недоволен уровнем подготовки певцов в хоре. Кроме того, в 1705—1706 годах Бах самовольно отлучился в Любек на несколько месяцев, где он познакомился с игрой Букстехуде, что вызвало недовольство властей[11]. Первый биограф Баха Форкель пишет, что Иоганн Себастьян прошёл 50 км пешком, чтобы послушать выдающегося композитора[12], но сегодня некоторые исследователи подвергают этот факт сомнению[13].
К тому же начальство предъявило Баху обвинения в «странном хоральном сопровождении», смущавшем общину, и в неумении управлять хором; последнее обвинение, видимо, имело под собой основания[14].
В 1706 году Бах решает сменить место работы. Ему предложили более выгодную и высокую должность органиста в церкви Св. Власия в Мюльхаузене, крупном городе на севере страны. В следующем году Бах принял это предложение, заняв место органиста Иоганна Георга Але[15]. Его жалование по сравнению с предыдущим было повышено, а уровень певчих был лучше.
>>228697358 >>228697339 Иоганн Себастьян Бах был младшим, восьмым ребёнком в семье музыканта Иоганна Амброзиуса Баха и Элизабет Леммерхирт[6][7]. Род Бахов известен своей музыкальностью с начала XVI века: многие предки и родственники Иоганна Себастьяна были профессиональными артистами и музыкантами[8]. В этот период церковь, местные власти и аристократия поддерживали музыкантов, особенно в Тюрингии и Саксонии. Род Бахов был немецкого происхождения, самый отдалённый родоначальник фамилии Фейт Бах был родом из Тюрингии, переселился в Венгрию, но под влиянием религиозных преследований протестантов, начатых там в XVI в., вернулся на родину, с тех пор род Бахов не покидал отечество. Отец Баха, Иоганн Амвросий, внук Фейта, жил и работал в Эйзенахе (великое герцогство Саксен-Веймарское)[9]. . В это время в городе насчитывалось около 6000 жителей. Работа Иоганна Амброзиуса включала организацию светских концертов и исполнение церковной музыки.
Когда Иоганну Себастьяну было 9 лет, умерла его мать, а через год не стало отца. Мальчика взял к себе старший брат, Иоганн Кристоф, служивший органистом в соседнем Ордруфе. Иоганн Себастьян поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Обучаясь в Ордруфе под руководством брата, Бах познакомился с творчеством современных ему южнонемецких композиторов — Пахельбеля, Фробергера и других. Возможно также, что он познакомился с работами композиторов Северной Германии и Франции.
В 15 лет Бах переехал в Люнебург, где в 1700—1703 годах учился в вокальной школе Св. Михаила. Во время учёбы он посетил Гамбург — крупнейший город в Германии, а также Целле (где в почёте была французская музыка) и Любек, где он имел возможность познакомиться с творчеством знаменитых музыкантов своего времени. К этим же годам относятся и первые произведения Баха для органа и клавира. Кроме пения в хоре, Бах, вероятно, играл на трёхмануальном органе школы и на клавесине. Здесь он получил первые знания по богословию, латыни, истории, географии и физике, а также, возможно, начал учить французский и итальянский языки. В школе Бах имел возможность общаться с сыновьями известных северонемецких аристократов и известными органистами, прежде всего, с Георгом Бёмом в Люнебурге[10] и Рейнкеном в Гамбурге. С их помощью Иоганн Себастьян, возможно, получил доступ к самым большим инструментам из всех, на которых он когда-либо играл. В этот период Бах расширил свои знания о композиторах той эпохи, прежде всего, о Дитрихе Букстехуде, которого он очень уважал.
Арнштадт и Мюльхаузен (1703—1708)
В январе 1703 года, после окончания учёбы, он получил должность придворного музыканта у веймарского герцога Иоганна Эрнста. Неизвестно точно, что входило в его обязанности, но, скорее всего, эта должность не была связана с композиторской деятельностью. За семь месяцев службы в Веймаре распространилась слава о нём как об исполнителе. Бах был приглашён на должность смотрителя органа в церковь Св. Бонифация в Арнштадте, находящемся в 35 км от Веймара. С этим старейшим немецким городом у семьи Бахов были давние связи.
В августе 1703 года Бах занял пост органиста церкви Св. Бонифация в Арнштадте. Работать ему приходилось три дня в неделю, а жалование было относительно высоким. Кроме того, инструмент поддерживался в хорошем состоянии и был настроен по новой системе, расширявшей возможности композитора и исполнителя. В этот период Бах создал много органных произведений.
Семейные связи и увлечённый музыкой работодатель не смогли предотвратить напряжение между Иоганном Себастьяном и властями, возникшее через несколько лет. Бах был недоволен уровнем подготовки певцов в хоре. Кроме того, в 1705—1706 годах Бах самовольно отлучился в Любек на несколько месяцев, где он познакомился с игрой Букстехуде, что вызвало недовольство властей[11]. Первый биограф Баха Форкель пишет, что Иоганн Себастьян прошёл 50 км пешком, чтобы послушать выдающегося композитора[12], но сегодня некоторые исследователи подвергают этот факт сомнению[13].
К тому же начальство предъявило Баху обвинения в «странном хоральном сопровождении», смущавшем общину, и в неумении управлять хором; последнее обвинение, видимо, имело под собой основания[14].
В 1706 году Бах решает сменить место работы. Ему предложили более выгодную и высокую должность органиста в церкви Св. Власия в Мюльхаузене, крупном городе на севере страны. В следующем году Бах принял это предложение, заняв место органиста Иоганна Георга Але[15]. Его жалование по сравнению с предыдущим было повышено, а уровень певчих был лучше.
>>228697382 >>228697358 >>228697339 Иоганн Себастьян Бах был младшим, восьмым ребёнком в семье музыканта Иоганна Амброзиуса Баха и Элизабет Леммерхирт[6][7]. Род Бахов известен своей музыкальностью с начала XVI века: многие предки и родственники Иоганна Себастьяна были профессиональными артистами и музыкантами[8]. В этот период церковь, местные власти и аристократия поддерживали музыкантов, особенно в Тюрингии и Саксонии. Род Бахов был немецкого происхождения, самый отдалённый родоначальник фамилии Фейт Бах был родом из Тюрингии, переселился в Венгрию, но под влиянием религиозных преследований протестантов, начатых там в XVI в., вернулся на родину, с тех пор род Бахов не покидал отечество. Отец Баха, Иоганн Амвросий, внук Фейта, жил и работал в Эйзенахе (великое герцогство Саксен-Веймарское)[9]. . В это время в городе насчитывалось около 6000 жителей. Работа Иоганна Амброзиуса включала организацию светских концертов и исполнение церковной музыки.
Когда Иоганну Себастьяну было 9 лет, умерла его мать, а через год не стало отца. Мальчика взял к себе старший брат, Иоганн Кристоф, служивший органистом в соседнем Ордруфе. Иоганн Себастьян поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Обучаясь в Ордруфе под руководством брата, Бах познакомился с творчеством современных ему южнонемецких композиторов — Пахельбеля, Фробергера и других. Возможно также, что он познакомился с работами композиторов Северной Германии и Франции.
В 15 лет Бах переехал в Люнебург, где в 1700—1703 годах учился в вокальной школе Св. Михаила. Во время учёбы он посетил Гамбург — крупнейший город в Германии, а также Целле (где в почёте была французская музыка) и Любек, где он имел возможность познакомиться с творчеством знаменитых музыкантов своего времени. К этим же годам относятся и первые произведения Баха для органа и клавира. Кроме пения в хоре, Бах, вероятно, играл на трёхмануальном органе школы и на клавесине. Здесь он получил первые знания по богословию, латыни, истории, географии и физике, а также, возможно, начал учить французский и итальянский языки. В школе Бах имел возможность общаться с сыновьями известных северонемецких аристократов и известными органистами, прежде всего, с Георгом Бёмом в Люнебурге[10] и Рейнкеном в Гамбурге. С их помощью Иоганн Себастьян, возможно, получил доступ к самым большим инструментам из всех, на которых он когда-либо играл. В этот период Бах расширил свои знания о композиторах той эпохи, прежде всего, о Дитрихе Букстехуде, которого он очень уважал.
Арнштадт и Мюльхаузен (1703—1708)
В январе 1703 года, после окончания учёбы, он получил должность придворного музыканта у веймарского герцога Иоганна Эрнста. Неизвестно точно, что входило в его обязанности, но, скорее всего, эта должность не была связана с композиторской деятельностью. За семь месяцев службы в Веймаре распространилась слава о нём как об исполнителе. Бах был приглашён на должность смотрителя органа в церковь Св. Бонифация в Арнштадте, находящемся в 35 км от Веймара. С этим старейшим немецким городом у семьи Бахов были давние связи.
В августе 1703 года Бах занял пост органиста церкви Св. Бонифация в Арнштадте. Работать ему приходилось три дня в неделю, а жалование было относительно высоким. Кроме того, инструмент поддерживался в хорошем состоянии и был настроен по новой системе, расширявшей возможности композитора и исполнителя. В этот период Бах создал много органных произведений.
Семейные связи и увлечённый музыкой работодатель не смогли предотвратить напряжение между Иоганном Себастьяном и властями, возникшее через несколько лет. Бах был недоволен уровнем подготовки певцов в хоре. Кроме того, в 1705—1706 годах Бах самовольно отлучился в Любек на несколько месяцев, где он познакомился с игрой Букстехуде, что вызвало недовольство властей[11]. Первый биограф Баха Форкель пишет, что Иоганн Себастьян прошёл 50 км пешком, чтобы послушать выдающегося композитора[12], но сегодня некоторые исследователи подвергают этот факт сомнению[13].
К тому же начальство предъявило Баху обвинения в «странном хоральном сопровождении», смущавшем общину, и в неумении управлять хором; последнее обвинение, видимо, имело под собой основания[14].
В 1706 году Бах решает сменить место работы. Ему предложили более выгодную и высокую должность органиста в церкви Св. Власия в Мюльхаузене, крупном городе на севере страны. В следующем году Бах принял это предложение, заняв место органиста Иоганна Георга Але[15]. Его жалование по сравнению с предыдущим было повышено, а уровень певчих был лучше.
>>228697440 > Иоганн Себастьян Бах был младшим, восьмым ребёнком в семье музыканта Иоганна Амброзиуса Баха и Элизабет Леммерхирт[6][7]. Род Бахов известен своей музыкальностью с начала XVI века: многие предки и родственники Иоганна Себастьяна были профессиональными артистами и музыкантами[8]. В этот период церковь, местные власти и аристократия поддерживали музыкантов, особенно в Тюрингии и Саксонии. Род Бахов был немецкого происхождения, самый отдалённый родоначальник фамилии Фейт Бах был родом из Тюрингии, переселился в Венгрию, но под влиянием религиозных преследований протестантов, начатых там в XVI в., вернулся на родину, с тех пор род Бахов не покидал отечество. Отец Баха, Иоганн Амвросий, внук Фейта, жил и работал в Эйзенахе (великое герцогство Саксен-Веймарское)[9]. . В это время в городе насчитывалось около 6000 жителей. Работа Иоганна Амброзиуса включала организацию светских концертов и исполнение церковной музыки.
> Когда Иоганну Себастьяну было 9 лет, умерла его мать, а через год не стало отца. Мальчика взял к себе старший брат, Иоганн Кристоф, служивший органистом в соседнем Ордруфе. Иоганн Себастьян поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Обучаясь в Ордруфе под руководством брата, Бах познакомился с творчеством современных ему южнонемецких композиторов — Пахельбеля, Фробергера и других. Возможно также, что он познакомился с работами композиторов Северной Германии и Франции.
> В 15 лет Бах переехал в Люнебург, где в 1700—1703 годах учился в вокальной школе Св. Михаила. Во время учёбы он посетил Гамбург — крупнейший город в Германии, а также Целле (где в почёте была французская музыка) и Любек, где он имел возможность познакомиться с творчеством знаменитых музыкантов своего времени. К этим же годам относятся и первые произведения Баха для органа и клавира. Кроме пения в хоре, Бах, вероятно, играл на трёхмануальном органе школы и на клавесине. Здесь он получил первые знания по богословию, латыни, истории, географии и физике, а также, возможно, начал учить французский и итальянский языки. В школе Бах имел возможность общаться с сыновьями известных северонемецких аристократов и известными органистами, прежде всего, с Георгом Бёмом в Люнебурге[10] и Рейнкеном в Гамбурге. С их помощью Иоганн Себастьян, возможно, получил доступ к самым большим инструментам из всех, на которых он когда-либо играл. В этот период Бах расширил свои знания о композиторах той эпохи, прежде всего, о Дитрихе Букстехуде, которого он очень уважал.
> Арнштадт и Мюльхаузен (1703—1708)
> В январе 1703 года, после окончания учёбы, он получил должность придворного музыканта у веймарского герцога Иоганна Эрнста. Неизвестно точно, что входило в его обязанности, но, скорее всего, эта должность не была связана с композиторской деятельностью. За семь месяцев службы в Веймаре распространилась слава о нём как об исполнителе. Бах был приглашён на должность смотрителя органа в церковь Св. Бонифация в Арнштадте, находящемся в 35 км от Веймара. С этим старейшим немецким городом у семьи Бахов были давние связи.
> В августе 1703 года Бах занял пост органиста церкви Св. Бонифация в Арнштадте. Работать ему приходилось три дня в неделю, а жалование было относительно высоким. Кроме того, инструмент поддерживался в хорошем состоянии и был настроен по новой системе, расширявшей возможности композитора и исполнителя. В этот период Бах создал много органных произведений.
> Семейные связи и увлечённый музыкой работодатель не смогли предотвратить напряжение между Иоганном Себастьяном и властями, возникшее через несколько лет. Бах был недоволен уровнем подготовки певцов в хоре. Кроме того, в 1705—1706 годах Бах самовольно отлучился в Любек на несколько месяцев, где он познакомился с игрой Букстехуде, что вызвало недовольство властей[11]. Первый биограф Баха Форкель пишет, что Иоганн Себастьян прошёл 50 км пешком, чтобы послушать выдающегося композитора[12], но сегодня некоторые исследователи подвергают этот факт сомнению[13].
> К тому же начальство предъявило Баху обвинения в «странном хоральном сопровождении», смущавшем общину, и в неумении управлять хором; последнее обвинение, видимо, имело под собой основания[14].
> В 1706 году Бах решает сменить место работы. Ему предложили более выгодную и высокую должность органиста в церкви Св. Власия в Мюльхаузене, крупном городе на севере страны. В следующем году Бах принял это предложение, заняв место органиста Иоганна Георга Але[15]. Его жалование по сравнению с предыдущим было повышено, а уровень певчих был лучше.
>>228697454 >>228697382 >>228697358 >>228697339 Иоганн Себастьян Бах был младшим, восьмым ребёнком в семье музыканта Иоганна Амброзиуса Баха и Элизабет Леммерхирт[6][7]. Род Бахов известен своей музыкальностью с начала XVI века: многие предки и родственники Иоганна Себастьяна были профессиональными артистами и музыкантами[8]. В этот период церковь, местные власти и аристократия поддерживали музыкантов, особенно в Тюрингии и Саксонии. Род Бахов был немецкого происхождения, самый отдалённый родоначальник фамилии Фейт Бах был родом из Тюрингии, переселился в Венгрию, но под влиянием религиозных преследований протестантов, начатых там в XVI в., вернулся на родину, с тех пор род Бахов не покидал отечество. Отец Баха, Иоганн Амвросий, внук Фейта, жил и работал в Эйзенахе (великое герцогство Саксен-Веймарское)[9]. . В это время в городе насчитывалось около 6000 жителей. Работа Иоганна Амброзиуса включала организацию светских концертов и исполнение церковной музыки.
Когда Иоганну Себастьяну было 9 лет, умерла его мать, а через год не стало отца. Мальчика взял к себе старший брат, Иоганн Кристоф, служивший органистом в соседнем Ордруфе. Иоганн Себастьян поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Обучаясь в Ордруфе под руководством брата, Бах познакомился с творчеством современных ему южнонемецких композиторов — Пахельбеля, Фробергера и других. Возможно также, что он познакомился с работами композиторов Северной Германии и Франции.
В 15 лет Бах переехал в Люнебург, где в 1700—1703 годах учился в вокальной школе Св. Михаила. Во время учёбы он посетил Гамбург — крупнейший город в Германии, а также Целле (где в почёте была французская музыка) и Любек, где он имел возможность познакомиться с творчеством знаменитых музыкантов своего времени. К этим же годам относятся и первые произведения Баха для органа и клавира. Кроме пения в хоре, Бах, вероятно, играл на трёхмануальном органе школы и на клавесине. Здесь он получил первые знания по богословию, латыни, истории, географии и физике, а также, возможно, начал учить французский и итальянский языки. В школе Бах имел возможность общаться с сыновьями известных северонемецких аристократов и известными органистами, прежде всего, с Георгом Бёмом в Люнебурге[10] и Рейнкеном в Гамбурге. С их помощью Иоганн Себастьян, возможно, получил доступ к самым большим инструментам из всех, на которых он когда-либо играл. В этот период Бах расширил свои знания о композиторах той эпохи, прежде всего, о Дитрихе Букстехуде, которого он очень уважал.
Арнштадт и Мюльхаузен (1703—1708)
В январе 1703 года, после окончания учёбы, он получил должность придворного музыканта у веймарского герцога Иоганна Эрнста. Неизвестно точно, что входило в его обязанности, но, скорее всего, эта должность не была связана с композиторской деятельностью. За семь месяцев службы в Веймаре распространилась слава о нём как об исполнителе. Бах был приглашён на должность смотрителя органа в церковь Св. Бонифация в Арнштадте, находящемся в 35 км от Веймара. С этим старейшим немецким городом у семьи Бахов были давние связи.
В августе 1703 года Бах занял пост органиста церкви Св. Бонифация в Арнштадте. Работать ему приходилось три дня в неделю, а жалование было относительно высоким. Кроме того, инструмент поддерживался в хорошем состоянии и был настроен по новой системе, расширявшей возможности композитора и исполнителя. В этот период Бах создал много органных произведений.
Семейные связи и увлечённый музыкой работодатель не смогли предотвратить напряжение между Иоганном Себастьяном и властями, возникшее через несколько лет. Бах был недоволен уровнем подготовки певцов в хоре. Кроме того, в 1705—1706 годах Бах самовольно отлучился в Любек на несколько месяцев, где он познакомился с игрой Букстехуде, что вызвало недовольство властей[11]. Первый биограф Баха Форкель пишет, что Иоганн Себастьян прошёл 50 км пешком, чтобы послушать выдающегося композитора[12], но сегодня некоторые исследователи подвергают этот факт сомнению[13].
К тому же начальство предъявило Баху обвинения в «странном хоральном сопровождении», смущавшем общину, и в неумении управлять хором; последнее обвинение, видимо, имело под собой основания[14].
В 1706 году Бах решает сменить место работы. Ему предложили более выгодную и высокую должность органиста в церкви Св. Власия в Мюльхаузене, крупном городе на севере страны. В следующем году Бах принял это предложение, заняв место органиста Иоганна Георга Але[15]. Его жалование по сравнению с предыдущим было повышено, а уровень певчих был лучше.
>>228697382 >>228697358 >>228697339 Иоганн Себастьян Бах был младшим, восьмым ребёнком в семье музыканта Иоганна Амброзиуса Баха и Элизабет Леммерхирт[6][7]. Род Бахов известен своей музыкальностью с начала XVI века: многие предки и родственники Иоганна Себастьяна были профессиональными артистами и музыкантами[8]. В этот период церковь, местные власти и аристократия поддерживали музыкантов, особенно в Тюрингии и Саксонии. Род Бахов был немецкого происхождения, самый отдалённый родоначальник фамилии Фейт Бах был родом из Тюрингии, переселился в Венгрию, но под влиянием религиозных преследований протестантов, начатых там в XVI в., вернулся на родину, с тех пор род Бахов не покидал отечество. Отец Баха, Иоганн Амвросий, внук Фейта, жил и работал в Эйзенахе (великое герцогство Саксен-Веймарское)[9]. . В это время в городе насчитывалось около 6000 жителей. Работа Иоганна Амброзиуса включала организацию светских концертов и исполнение церковной музыки.
Когда Иоганну Себастьяну было 9 лет, умерла его мать, а через год не стало отца. Мальчика взял к себе старший брат, Иоганн Кристоф, служивший органистом в соседнем Ордруфе. Иоганн Себастьян поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Обучаясь в Ордруфе под руководством брата, Бах познакомился с творчеством современных ему южнонемецких композиторов — Пахельбеля, Фробергера и других. Возможно также, что он познакомился с работами композиторов Северной Германии и Франции.
В 15 лет Бах переехал в Люнебург, где в 1700—1703 годах учился в вокальной школе Св. Михаила. Во время учёбы он посетил Гамбург — крупнейший город в Германии, а также Целле (где в почёте была французская музыка) и Любек, где он имел возможность познакомиться с творчеством знаменитых музыкантов своего времени. К этим же годам относятся и первые произведения Баха для органа и клавира. Кроме пения в хоре, Бах, вероятно, играл на трёхмануальном органе школы и на клавесине. Здесь он получил первые знания по богословию, латыни, истории, географии и физике, а также, возможно, начал учить французский и итальянский языки. В школе Бах имел возможность общаться с сыновьями известных северонемецких аристократов и известными органистами, прежде всего, с Георгом Бёмом в Люнебурге[10] и Рейнкеном в Гамбурге. С их помощью Иоганн Себастьян, возможно, получил доступ к самым большим инструментам из всех, на которых он когда-либо играл. В этот период Бах расширил свои знания о композиторах той эпохи, прежде всего, о Дитрихе Букстехуде, которого он очень уважал.
Арнштадт и Мюльхаузен (1703—1708)
В январе 1703 года, после окончания учёбы, он получил должность придворного музыканта у веймарского герцога Иоганна Эрнста. Неизвестно точно, что входило в его обязанности, но, скорее всего, эта должность не была связана с композиторской деятельностью. За семь месяцев службы в Веймаре распространилась слава о нём как об исполнителе. Бах был приглашён на должность смотрителя органа в церковь Св. Бонифация в Арнштадте, находящемся в 35 км от Веймара. С этим старейшим немецким городом у семьи Бахов были давние связи.
В августе 1703 года Бах занял пост органиста церкви Св. Бонифация в Арнштадте. Работать ему приходилось три дня в неделю, а жалование было относительно высоким. Кроме того, инструмент поддерживался в хорошем состоянии и был настроен по новой системе, расширявшей возможности композитора и исполнителя. В этот период Бах создал много органных произведений.
Семейные связи и увлечённый музыкой работодатель не смогли предотвратить напряжение между Иоганном Себастьяном и властями, возникшее через несколько лет. Бах был недоволен уровнем подготовки певцов в хоре. Кроме того, в 1705—1706 годах Бах самовольно отлучился в Любек на несколько месяцев, где он познакомился с игрой Букстехуде, что вызвало недовольство властей[11]. Первый биограф Баха Форкель пишет, что Иоганн Себастьян прошёл 50 км пешком, чтобы послушать выдающегося композитора[12], но сегодня некоторые исследователи подвергают этот факт сомнению[13].
К тому же начальство предъявило Баху обвинения в «странном хоральном сопровождении», смущавшем общину, и в неумении управлять хором; последнее обвинение, видимо, имело под собой основания[14].
В 1706 году Бах решает сменить место работы. Ему предложили более выгодную и высокую должность органиста в церкви Св. Власия в Мюльхаузене, крупном городе на севере страны. В следующем году Бах принял это предложение, заняв место органиста Иоганна Георга Але[15]. Его жалование по сравнению с предыдущим было повышено, а уровень певчих был лучше.
>>228697382 >>228697358 >>228697339 Иоганн Себастьян Бах был младшим, восьмым ребёнком в семье музыканта Иоганна Амброзиуса Баха и Элизабет Леммерхирт[6][7]. Род Бахов известен своей музыкальностью с начала XVI века: многие предки и родственники Иоганна Себастьяна были профессиональными артистами и музыкантами[8]. В этот период церковь, местные власти и аристократия поддерживали музыкантов, особенно в Тюрингии и Саксонии. Род Бахов был немецкого происхождения, самый отдалённый родоначальник фамилии Фейт Бах был родом из Тюрингии, переселился в Венгрию, но под влиянием религиозных преследований протестантов, начатых там в XVI в., вернулся на родину, с тех пор род Бахов не покидал отечество. Отец Баха, Иоганн Амвросий, внук Фейта, жил и работал в Эйзенахе (великое герцогство Саксен-Веймарское)[9]. . В это время в городе насчитывалось около 6000 жителей. Работа Иоганна Амброзиуса включала организацию светских концертов и исполнение церковной музыки.
Когда Иоганну Себастьяну было 9 лет, умерла его мать, а через год не стало отца. Мальчика взял к себе старший брат, Иоганн Кристоф, служивший органистом в соседнем Ордруфе. Иоганн Себастьян поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Обучаясь в Ордруфе под руководством брата, Бах познакомился с творчеством современных ему южнонемецких композиторов — Пахельбеля, Фробергера и других. Возможно также, что он познакомился с работами композиторов Северной Германии и Франции.
В 15 лет Бах переехал в Люнебург, где в 1700—1703 годах учился в вокальной школе Св. Михаила. Во время учёбы он посетил Гамбург — крупнейший город в Германии, а также Целле (где в почёте была французская музыка) и Любек, где он имел возможность познакомиться с творчеством знаменитых музыкантов своего времени. К этим же годам относятся и первые произведения Баха для органа и клавира. Кроме пения в хоре, Бах, вероятно, играл на трёхмануальном органе школы и на клавесине. Здесь он получил первые знания по богословию, латыни, истории, географии и физике, а также, возможно, начал учить французский и итальянский языки. В школе Бах имел возможность общаться с сыновьями известных северонемецких аристократов и известными органистами, прежде всего, с Георгом Бёмом в Люнебурге[10] и Рейнкеном в Гамбурге. С их помощью Иоганн Себастьян, возможно, получил доступ к самым большим инструментам из всех, на которых он когда-либо играл. В этот период Бах расширил свои знания о композиторах той эпохи, прежде всего, о Дитрихе Букстехуде, которого он очень уважал.
Арнштадт и Мюльхаузен (1703—1708)
В январе 1703 года, после окончания учёбы, он получил должность придворного музыканта у веймарского герцога Иоганна Эрнста. Неизвестно точно, что входило в его обязанности, но, скорее всего, эта должность не была связана с композиторской деятельностью. За семь месяцев службы в Веймаре распространилась слава о нём как об исполнителе. Бах был приглашён на должность смотрителя органа в церковь Св. Бонифация в Арнштадте, находящемся в 35 км от Веймара. С этим старейшим немецким городом у семьи Бахов были давние связи.
В августе 1703 года Бах занял пост органиста церкви Св. Бонифация в Арнштадте. Работать ему приходилось три дня в неделю, а жалование было относительно высоким. Кроме того, инструмент поддерживался в хорошем состоянии и был настроен по новой системе, расширявшей возможности композитора и исполнителя. В этот период Бах создал много органных произведений.
Семейные связи и увлечённый музыкой работодатель не смогли предотвратить напряжение между Иоганном Себастьяном и властями, возникшее через несколько лет. Бах был недоволен уровнем подготовки певцов в хоре. Кроме того, в 1705—1706 годах Бах самовольно отлучился в Любек на несколько месяцев, где он познакомился с игрой Букстехуде, что вызвало недовольство властей[11]. Первый биограф Баха Форкель пишет, что Иоганн Себастьян прошёл 50 км пешком, чтобы послушать выдающегося композитора[12], но сегодня некоторые исследователи подвергают этот факт сомнению[13].
К тому же начальство предъявило Баху обвинения в «странном хоральном сопровождении», смущавшем общину, и в неумении управлять хором; последнее обвинение, видимо, имело под собой основания[14].
В 1706 году Бах решает сменить место работы. Ему предложили более выгодную и высокую должность органиста в церкви Св. Власия в Мюльхаузене, крупном городе на севере страны. В следующем году Бах принял это предложение, заняв место органиста Иоганна Георга Але[15]. Его жалование по сравнению с предыдущим было повышено, а уровень певчих был лучше.
>>228697577 >Все они были мертвы. Последний выстрел поставил жирную точку в этой истории. Я снял палец с курка — всё было кончено >пук. Блин, теперь штаны стирать
Тишина... Поле брани, где сошлось лицемерие и пошлость было пустым... Теперь ничто не потревожит эту тишину, кроме лая щенков. Но все вырастают и на текстах этой песни вырастут и щенки.
>>228698608 Он сам себя опозорил ввязавшись в эту историю. Надеюсь, колясик с друзьями его выцепят и спустят ему на ротик. Алсо принтеру и правда есть чего бояться - обоссыш в своей пасте писал, что на него, когда он заехал в город пристально смотрели два человека в машине. Думаю, когда калясик сложит два и два - поймёт что к чему..
>>228690030 (OP) ебать дичь, так пидорашка все правильно сказал. Или тут подобные рандом куну пидорковатые петухи дефают друг друга? Нынешний двач конечно смешон.
>>228696869 Спамь ниграми, я в такой тред бы не заходил, нахуй мне эти негры ебущиеся в сраки сдались? Но твои сообщения уже все закинули в спамлисты и сидят без тебя, горелодупого боксерушки. А ты в бессильной злобе со слезами на глазах спамишь сам себе под нос.
>>228699561 Вайпер чтоль будет деанонить? Или пылающий сагающий думер, который обозлён что новое поколение теперь лучше него? Не смеши, эти ублюдки даже не могут поссать без того чтобы на ободок не попасть.
>>228699562 Нужно искать телефонный справочник щигров, он наверняка существует - для уточнения адреса. Искать школу быдлана. Пытаться сбрасывать пароли их акков - там будут хотя бы частичные имейлы и телефоны. Аноны что-то не занимаются совсем, а я в отъезде, без нормального пк.
>>228699712 Обзмеился с тебя. >который обозлён что новое поколение теперь лучше него? Так думает каждый долбаёб на волне юношеского максимализма. Так думаешь ты, думал я, думал мой отец, и даже дед. Я хотя бы свободу понюхать успел, а вы свой гулаг строите, где инакомыслие должно наказываться. Конвейерные детишки
>>228699699 Тут сидят два вайпера. Первого забанили. Третий ждет и отписывается, а я вампир этот тред. Верю, что у всех уже отпал интерес и завтра об этом забудут, если нет, то снова буду хуярить. Борда свободного общения, хули.
>>228699699 Тут сидят два травителя. Первого забанили. Третий ждет и отписывается, а я веду этот тред. Верю, что у всех вайпероа уже отпал интерес и завтра об этом забудут, если нет, то яснова создам тред. Борда свободного общения, хули.
Чем хуярить? Ты тут что спамил чем то? Сорян, у меня стоит блок от спама дегроидов. Может какой то зумер и видел твои потуги, но мне поуй на тебя. Можешь начинать сагать, поднимешь мне настроение.
>>228700996 Блять, дети пусть пиздуют лошадь дохлую в овраге доедать, а мне интересно понаблюдать как безнаказанного боксера-понятливого терзают школьники и доебывают всю его семью. Это во первых полезно, так как боксеры-герои не будут делать из себя бессмертных, и опустятся на землю, так как за любой поступок в интернете они будут отвечать. Интернет для битардов, а не для нормисов.
Кстати, что у того быдлоида щас в голове происходит? Он реально думает, что прав или уже понял что проиграл, но не может признать свое поражение т.к. быдло?
>>228701966 У него очень узкое мировоззрение и все непонятное вызывает у него агрессию. Сейчас у него чувство, будто понятный ему мир дал какую-то мощную трещину и через нее обильно сочится пидорство. Это вызывает у него смятение, тревогу, агрессию.
>>228701860 Вот с этим у меня увы уже косяк. Раньше хоть пикрил заёбывал и на ошибки указывал, а сейчас я уже давно забыл все правила орфографии и в принципе мне они ни к чему. Бумаги на русском языке не писал уже 1000лет. И почерк у меня тоже говно. Вы меня ещё за орфографию решите затравить.
>>228702113 Я не колян, просто вы слишком жестите. Я уверен он обычный балабол, который ирл никаких патлачей никогда не щемил. Лучше травите действительно опасных людей, не рушьте семью.