From too much love of living, From hope and fear set free, We thank with brief thanksgiving Whatever gods may be That no life lives for ever; That dead men rise up never; That even the weariest river Winds somewhere safe to sea.
Тебе же.... портфель собирать это малявкке! Рано радуешься!>>3722318 Смотри.. не сломай зубки, если будешь.. кусать!>>3722323 Смотрю.. тут нет любителей праздника! Я что еще хотел сказать.. этот праздник он для всех.. даже тех, кто не работает и сычует дома.. ведь сычевать дома - это тоже труд! А день труда! Так что не переживайте.. Булочка всех учла!
Так же, бхиккху, это Благородная Истина (ariya sacca) о страдании (dukkha): рождение (jāti) это страдание, старость (jarā) это страдание, болезнь страдание, смерть (maraṇa) страдание, связь с неприятным страдание, разлука с приятным страдание, не получить то, что хочется, страдание;
короче, пять присваиваемых совокупностей (upādāna'k'khandhas) это страдание.
Так же, бхиккху, это Благородная истина (ariya sacca) о причине (samudaya) страдания (dukkha): причина в жажде (taṇhā), ведущей к перерождению, жажде наполненной желанием и наслаждением, ищущей удовольствия то здесь то там; то есть: жажда чувственных налаждений (kāma-taṇhā), жажда существования (bhava-taṇhā) и жажда несуществования (vibhava-taṇhā).
Где-то далеко, скрытые от глаз посторонних магическим барьером, лежат земли Генсокё. Дух времени, столь спешный за его пределами, здесь почти совсем не ощущается, вкрапляясь лишь небольшими мазками, никак не меняющими традиционного уклада, полного оживших мифов и легенд. Однако, вовсе не значит, что здесь ничего не происходит. Множество легенд, тайн и загадок, поддерживаемых суеверием и страхом, породили действительно манящие вещи и события. Что ждут тех, кто достаточно смел, дабы к ним прикоснуться.
Вопросы относительно игры, а также пожелания, пожалуйста, адресуйте в дискуссионный тред. Многое описано по ссылкам в кладовке.
Её рука мягко накрыла спину Ююко. Молочно белая, она была открыта любому касанию точно соблазнительная накидка поверх лежащей немногим ниже Эйрин. Несколько мгновений Йому лишь наслаждалась исходящей от кожи нежностью, гладкой фактурой и теплом, едва заметно перебирая подушечками пальцев, лежащих на изгибе поясницы. Она будто решала куда двинуться дальше, едва вздрагивая кистью, точно размешивающим краски навершием.
Пальцы согнулись. В прошлый миг растерянные, сейчас они обрели уверенность в движении вверх, вдоль позвоночника. Мягкие подушечки, едва ощутимо проминавшие кожу, внезапно сменились твёрдыми краями ногтевых пластин. Их тонкие, сперва неощутимые следы украсили спину Ююко бледно алым отрезком. Несколько легких ударов подушечек, будто пытавшиеся восстановить равновесие шаги, заскользили пятью прикосновениями, замершими у левой лопатки. Это зона не была и близко такой же чувствительной, как набухшие ареолы или дрожащая в текучем напряжении пышная оттопыренная ягодица, но и она могла выгодно оттенить ощущения от двух объёмистых капель, увесистые силуэты которых, вытянутые весом и дрожащие колыхались в немом приглашении. Указательный палец, отогнутый к коже, резко очертил силуэт аккуратного бугорка, стремительно прыгнув к розовым кудрям раскрытой вилкой.
— Я думаю, куда же мне нужно было сесть... — поинтересовалась хранительница, перебирая запущенными в волосы розововласки пальцами.
Короткий смех сопровождало движение, высвободившее руку из вьющегося нежного леса. Плавное, никуда не торопящееся, оно провело наискось вдоль щеки, тронуло большим пальцем мочку аккуратного уха. И наконец, нежно нажав, накрыло пухлые алые губы, немного вдавливая подушечки.
Исходящее от двух сплетенных в унисоне тел тепло захлестнуло мечницу мощным приливом. Окатило теплом неги, провоцируя чувство сродни скользящей вспышки, скользящей от изгиба поясницы к плечам, готовое стечь вниз мурашками дрожи, разбегающимися на холмиках формирующихся грудей.
Выбрать всего лишь одно из предложенных блюд казалось ей абсолютно невозможным, каждое из них имело свой вкус, свой оттенок и неизменно нежную фактуру теплого бархата.
Нырнув лицом к шее Эйрин, она зарылась в неё нежным поцелуем. Несколько секунд неподвижности и новый поцелуй накрыл кожу немногим ниже. Сдвигаясь такими небольшими шажками, она достигла ключицы, накрыв которую снова замерла, чтобы затем добавить к касаниям губ пытливый кончик языка, оставляющий влажные стежки вдоль молочного шелка.
Повторяя изгибы, уводящие её все выше, она замерла прямо у сокровенного места, где дрожащие, вытянутые шары грудей целовали друг друга. Замерла, чтобы с озорной улыбкой подуть на них, а после с ощутимым всасывающим движением щек втянуть сколько могла плоти, одновременно пытаясь захватить оба нежных, затвердевших навершия. Гулко застонав от нахлынувшего удовольствия, она вытянула шею, намереваясь ни в коем случае не выпускать ни одной из полусфер. Движение головы, легкое, непринужденное тем не менее всколыхнуло груди, заставляя те трепетать, цепко удерживаемые створками тонких губ и подпираемыми кончиком языка изнутри.
Водопад ощущений заставлял ощущать себя смелее и желая большего, желая едва ли не слиться с прекрасными телами, она надавила лицом вперед, буквально оказываясь между самыми прекрасными подушками в мире, теплыми и, благодаря ей, немного влажными.
Тёплые ладони неспешно поползли вверх. Приняв решение, они не собирались останавливаться, поднимаясь выше и выше, касаясь ползущей кистью чередующиеся кожу и кимоно, чьи складки цеплялись за полусогнутыми, направленными вниз фалангами, открывая пытливому взгляду и воздуху больше молочной плоти лучницы.
— Я обожаю тебя в любом виде, — опустив голос до влажного тёплого шёпота, произнесла Ююко.
Её тело накренилось, наваливаясь массивными пружинистыми подушками на плечо и спину Эйрин ровно в момент, когда достигшие ложбинки грудей целительницы пальцы потянули кимоно в две противоположные стороны, отбрасывая ненужной вуалью.
— А ты, Йому? — шея качнулась, сближая подбородок с плечом Эйрин. — В каком виде предпочитаешь нашу любимую?
Скользящий взгляд, мимолетный, но достаточно цепкий, обрисовал щеку Эйрин. Спускаясь к шее, замер у её основания, позволяя насладиться видом аккуратных бугорков ключиц лучницы, под которыми вздымающимися холмами покачивались в гипнотическом танце дерзко обнаженные полусферы девушки.
— Много, много украшений, — она улыбнулась. Чему-то внутреннему — идеям, нитями вышивки украшающим бегущие мысли.
Ладони вздрогнули. Плавное, одновременно слегка резкое к концу движение приподняло полы кимоно, разворачивая поношенную ткань к плечам и дальше, давая ей сползти к кровати, затеряться где-то вдали их внимания.
Её тело больше не отделял от возлюбленной слой персиковой ткани, её дыхание касалось кожи целительницы. Правая рука медленно провела подушечкой под низом груди, заставляя ту приподняться на кончике пальце, обтекая дрожащим киселём по обе стороны фаланги. Вторая незаметно для себя оказалась в мягкой ладони Эйрин, направляемая вниз, между двух шелковистых бедер.
— Здесь мягко, — сверкнув глазами шепнула Ююко.
Прикусив уголок нижней губы, она направила руку дальше, вглубь сладкого плена стройных ног, пока подушечки первыми не наткнулись на аккуратный мешочек мошонки.
— У меня тоже была такая идея, — томно выдохнула она.
Ожившие пальцы двигались, нежно прожимая мошонку, заставляя их ценное содержимое пытаться сбежать, оттолкнуться от каждого прикосновения.
— Остаться там подольше, — произнесла она у уха Эйрин.
Движение руки уложило кисть на основание члена. Ладонь обвилась вокруг, направляя каждый палец на небольшом расстоянии друг от друга побегами охочего добычи растения. Играя с нажимом, пальцы пульсировали, пробегая волной сокращений вдоль налитого силой естества. Несколько нежных поступательных движений протягивающих теплую наполненную мягкой силой ладонь от основания к чувствительному краю. Подавшись перед собой, Ююко почти коснулась кончиком носа лица Эйрин, маня и играя, обещая поцелуй почти соприкоснувшимися губами.
Затем кисть расслабилась, больше лаская, чем стимулируя, поглаживая внутреннюю часть бархатистого бедра внешней частью ладони, точно предчувствуя, выжидая ответного шага Эйрин.
— Мгм, — согласно кивнула она словам лучницы.
Тело Ююко послушно сдвинулось, направляемое рукой Эйрин. Спина выгнулась, точно она решила отстраниться, оставляя между ними связь в виде целующих друг друга грудей, массирующих свою нежную плоть возникающими от каждого вдоха покачиваниями.
Выгнув спину сильнее, она повела бедрами, согревая целительницу своим жаром. Поднырнувшая под груди мечница, чьи руки до того ласкали её спину, вызвала негромкий томный вздох и прикусив губу, Ююко съехала немного ниже, касаясь горячим влажным лоном пульсирующего естества. Распаляя его сильнее, она неспешно сжала то между двумя пышными ляжками, заставляя одновременно скользить внутри тепла ног и самой кромки лона, выжимая из себя новый глубокий стон и больше окутывающей его влаги.
— Приятно слышать такой комплимент от опытной гурмана, — целительница улыбнулась, украшая волшебницу уже собственным поясом в виде руки. Она положила руку на бедро, прижимая её ближе к своей коже молочного цвета. Большие груди сливались в одну массу, словно кофе и молоко в одной чашке — трудно было понять кто из них поглощает кого, какой смеси в этом коктейле больше. Потом доктор почувствовала движение — простое, легкое, но противоречащее её замыслам. Хранительница тоже поднялась с места, помогая зефирке избавиться от кимоно. Лунянка убрала руки, приложила их к предплечьям туда, где только что согревала кожу ткань одежды. Йому, милая и заботливая, позаботилась о том, чтобы усилить их тактильную связь и, возможно, согреть принцессу сзади. Их контакт ненадолго усилился при помощи хранительницы, но, потом, розоволоска нырнула к ней ближе. Она очутилась возле плеча врачевательницы, и последняя отчетливо ощущала дыхание Сайгёдзи. Эйрин положила руки на боковые области живота, хотела поработать там, пока не столкнулась с короткими, танцующими пальцами юной Конпаку. — И о чем я думала? Конечно, ей нужно за что-то держаться, — Эйрин покачала головой и стала танцевать на коже беловолосой любимой. Медленно, наслаждаясь касанием к гладкой коже, она двигалась, не забывая про свою вторую половинку. Потом она застонала от наслаждения. Сладкая булочка, похоже, не в силах бороться с искушением, принялась играться с ней пальцами. Небольшая прелюдия из мягкого спуска касанием вниз не подготовила её к тому, что она окажется такой обезоруженной. А, возможно, в добродушной любимой, проснулся новый талант.
— Тебе не терпится получить свое угощение? — Эйрин немного покрылась краской. Ладонь Ююко ласкала её не хуже, чем она ласкала когда-то себя, выбирая нужный режим и задевая необходимые области её твердого члена. Когда она считала, что не сможет стать тверже или более возбужденной, то теперь она поняла, что ошибалась. Милое личико волшебницы вынырнуло рядом с ней — снова в опасной близости. Целительница прильнула к нему губами. Поцелуй длился и длился и с каждым мгновением становился все более страстным. Губы Ююко, нежные и мягкие, подражали ей, поддерживали такую инициативу. Эйрин не стала играть в игры и лизнула влажный язык своей визави, пригласила поиграть с ней. Затем она дала понять — она будет главной и управлять их танцем. Беловолоска поступила так, чтобы не дать любимой сосредоточиться только на том, чтобы подготавливать доктора к грядущему. Она была очень хороша в своей игре и членодева не захотела останавливать её. Лишь ненадолго сбросить темп — ей очень не хотелось излиться так рано.
Потом их накрыла тень. Эйрин посмотрела на Йому своими золотистыми глазами и мягко кивнула, словно давая свое согласие. Она положила руку на одно из грудей Ююко и стала проводить массаж, погружая пальцы в теплую, жаждущую внимания плоть. На твердый сосок она надавливала пальцем, кружила вокруг него, упиваясь чувством власти над волшебницей. Но козырь все еще оставался в руках сладкой булочки. — Я рада видеть тебя снова здесь, — призналась Эйрин. Она застонала не так громко, но более протяжно, чем в прошлый раз. Юная любимая исследовала ее тело так, как им обеим нравилось. Она не мешала ей, погрузив в белую макушку пальцы своей руки. Мягкие, короткие волосы — она могла и обожала играться с ними в любое время. Дыхание хранительницы не ощущалось настолько горячим — возможно, из-за её необычной природы? Сейчас это было не так важно — её пробовали словно сметану и ей это очень нравилось. А когда маленькая протеже взяла сразу оба навершия в свои губы, Эйрин приятно пискнула. Погрузившись в теплый прием, Йому оказывала самое настоящее гостеприимство.
— Ты — настоящее чудо, — похвалила её доктор и наслаждалась происходящим не меньше, чем какому-нибудь новому открытию. У садовницы получилось справиться с задачей и более того, она старалась сделать обеим половинкам приятно, задействуя губы, язык и легкое всасывание. Эйрин не двигалась, оказавшись внизу — Йому и так была очень занята. Совет или движение могли сбить её с собственных мыслей. В груди стало тепло, а сосок становился все более чувствительным, особенно когда приходила её очередь получить касание от язычка. Девушка не переставала поглаживать юную беловолоску и любоваться Ююко, еще одной половинкой, получающей должные любовь и заботу. Замкнув свой треугольник еще один раз, Эйрин в конце ахнула и захихикала от того, что Йому сделала попытку лечь сразу на две груди. Попытку даже удачную. Эйрин не стала двигаться — личико садовницы было слишком милым, что не позволить ей зарыться в груди лицом, а инициатива такого рода могла только поощряться.
— Правда, они теплые? Я очень рада, что ты их так обожаешь, наша прелестная Йому. Не сомневайся — мы будем баловать тебя столько, сколько ты захочешь. Когда ты отдохнешь…
Она прервалась, ощущая тяжесть внизу. Нужно было идти дальше. Эйрин отдышалась — её грудь переставала быть вулканом, готовый вот-вот разразиться извержением. Потом Ююко снова оказалась сверху — готовая к тому, чтобы получить обещанное. Эйрин не стала медлить — она опустила руку, не занятую расчесыванием Йому вниз, обхватила собственный ствол. Направила его навстречу бугорку лона и нежным припухлостям зефирки. Это движение получилось сильным, решительным. Сокровенная часть тела членодевы единожды запульсировала после контакта, потом Эйрин продолжила путь, осторожно входя в любимую волшебницу. Когда Ююко была готова, она стала медленно и бережно двигаться в ней, навстречу горячей, ждущей её касаний плоти. Это было не то, где они раньше остановились, но лунянка не спешила возвращаться туда, где Ююко могла выжать её до последней капли. А она могла и они все это понимали.
— Я надеюсь, ты не против побыть сверху? — выдохнула Эйрин и спросила простым голосом, словно это было вполне нормально. Несмотря на свою позицию, она сейчас активно работала бедрами, контролируя полностью темп своих фрикций. Потом она посмотрела на Йому. Времени думать больше у врача не было. Она опустила пальцы, погладила хранительницу по щеке. Сложила губы бантиком, предлагая им снова поцеловаться. Мягкий, обволакивающий поцелуй в губы был наполнением желанием, которое пронизывало членодеву, словно электричество. В процессе она обхватила губами верхнюю губу Йому, ненадолго обняла её, потом нежно, но решительно закрыла тонкий рот более откровенным и продолжительным поцелуем. Теплое, сладкое спокойствие стало наполнять её тело не только внизу – что-то зарождалось рядом с шеей лучницы. Быстрые губы девушки неумолимыми движениями побежали по лицу Йому, покрывая её заслуженной благодарностью. Щеки, подбородок, шея – она, как голодный зверь, целовала мягкую кожу. Могла ли она опуститься ниже? Точно нет. Но не успела Эйрин опомниться, как она поняла, что пробует на вкус основание груди девушки. Она не стала останавливаться, обретя способность контролировать себя и подарила свое особое внимание бледно-розовой части, всасывая её между губ. Это было чудесно и не менее приятно, чем быть обласканной.
— Йому… Не хочешь… — спросила Эйрин, глядя на свою протеже снизу вверх, — сесть мне на лицо?
Она скромно улыбнулась, лелея надежду в свое груди, что теперь поступила правильно, прежде чем предлагать такие идеи.*
Движение Ююко назад, дающее той больше свободы, больше открытого тела и больше контроля. Хранительница оценила его — быстрый взгляд скользнул по оголенным, вытянутым массивностям, медлительно раскачивающимся в такт телу, чью осознанность сдуло ураганом удовольствия из фрикций и тактильности каждой частицы кожи, буквально вопящей о любом прикосновении.
Затем её взгляд вернулся к Эйрин. Она не спешила принимать предложение. Вид обнаженного, разложенного на её обозрения тела пленил, заставляя тяжелое тепло желания, рдевшее внизу, распространяться по телу.
Усмехнувшись, она провела полусогнутым пальцем вдоль щеки, спускаясь длинным мягким прикосновением к шее, а затем, замерев у его основания, быстрым рывком от ключицы к плечу.
— Как весна, — отметила она улыбкой фразу о тепле грудей. — Не против, если я сперва попробую и другие места?
Плавным движением мечница отпрянула назад, припадая к животу Эйрин в нежном поцелуе. Легкое касание сменил тычок языка, пробующего фактуру гладкой теплой кожи, охотно поддающейся мягкому давлению.
Неожиданным касанием рука заскользила вдоль кожи, описывая изгибы бедра и талии. Нежная подушечка нажала, выбрав одну точку из всего пути, а после замерла будто в замешательстве, передавая ход губам, припавшим к коже немногим выше.
Новый поцелуй. Затем ещё. Чуть выше, почти у самой груди, хранительница повернула лицо, касаясь тела щекой, точно неожиданно пожелала сделать паузу. Всего мгновенье задержки за которым притаившийся на ребре палец пришел в движение, сменяя шелк подушечки коротким росчерком ногтя. Холодная прямая вспышка, слишком короткая, чтобы распробовать, сменилась теплом губ, накрывших ареолу нежным давлением створок.
— Просто прелесть, — усмехнулась хранительница, слегка отстранив голову.
Новый поцелуй накрыл грудь лучницы почти сразу за первым. Более жаждущий, более активный, более дикий. Втянутые щеки, тычок языка и неспешный движение головы всосали и оттянули упругую каплю, отпуская её из наивысшей точки, понукая упасть на грудную клетку выброшенным из формы желе.
Практически сразу, хранительница двинулась вперёд, покрывая любящими касаниями ложбинку между грудей, а затем и шею охотницы, припадая губами к теплому пульсирующему участку.
— А теперь поцелуем тебя здесь, — хихикнула Йому, подтягиваясь ближе к губам возлюбленной.
Нежное касание, накрывшее лепестки лунянки, настойчивая просьба язычка впустить себя. Внутрь, туда, где тепло, где ждала встреча с таким же гибким и умелым танцором. Выдохнув от наполнившего её тела трепета, мечница неспешно выпрямилась. Стройная, согнутая в колене нога оказалась переброшенной через соблазнительно обнаженное тело девушки, а левая рука мягко коснулась белоснежных прядей, поправляя их символическим жестом. Замерев на секунду, рука поползла вниз, ласково касаясь щеки Эйрин, точно проверяя насколько любимой комфортно. А после неспешно опускаясь, хранительница подалась вниз и одновременно вперёд, позволяя лучнице направить её своей реакцией.
— Ожидание блюда заставляет ощутить себя более голодной, — вытянув шею, словно желая сблизиться с лежавшей на узкой кровати целительницей, произнесла влажным полушепотом Ююко.
Левая рука неспешно согнулась, замерев буквально на миг перед розоволоской, точно указывая на что-то, а после продолжив плавное движение легла на её шею, увив ту раскрытыми пальцами, будто колье.
— Но сейчас я уже достаточно проголодалась, — вздохнула Ююко со слабой улыбкой.
Её рука плавно начала съезжать вниз, ведя указательным пальцем вдоль длинной шеи, к её основанию, очертя которое на смену пальцу пришло ребро ладони, скользящее коньком внутри тонкой ложбинки колышущихся в вечном желании столкнуться грудей. Их вытянутые, будто тягучие формы враз округлились, когда дойдя до нижнего края ладонь скользнула вбок, приподнимая их краешком пальца и следующим за кистью предплечьем. Ощутив переданную дрожь импульса, Ююко прерывисто вдохнула, дёрнувшись всем телом из-за чувства расходящейся волны, прокатывающейся длящимся миг напряжением мышц, сокращением живота и дрожью в полусогнутых ногах, подзуживающих поддаться слабости теплой неги, рухнув на тело снизу обессилевшим снопом. Закусив нижний уголок губы, Ююко негромко застонала. Её тело, повинуясь какому-то идущему из самых глубин естественности импульсу дёрнулось, заставляя волны мелкой дрожи прокатиться по бледной гладкой коже, встряхивая груди с естественной подставки рук.
Подчиняясь порыву, она нырнула вперёд, притянутая естественным магнетизмом, исходившим от лунянки теплом. Выбросив перед собой руку, она слепо ткнулась ею в плечо девушки, бережно накрывая то своей теплой ладонью. Пауза, длящаяся всего пару секунд и гладящее движение кисти увлекло пальцы вниз, вдоль предплечья лунарианки. Выгнув спину Ююко нависла грудями над девушкой, едва не касаясь бархата её кожи раскачивающимися налитыми объемом округлостями.
Резкий вдох, в котором переплелись тихий вскрик от прокатившейся волны удовольствия, искры стимуляции и встряски тяжелого тепла, заполнившего нижнюю часть тела подобием свинца. Раскачивающееся красным вином в бокале чувство продолжало нарастать вслед за движением бёдер возлюбленной. Болезненная и одновременно пьянящая, понукающая испытать себя вновь и вновь с каждым толчком, каждой фрикцией заполненность вырвались томным грудным стоном из влажных алых губ, сведенных удовольствием в напряжённую, предвкушающую новую вспышку улыбку.
— Да, любовь моя, — вздохнула она, позволяя словам самим течь сквозь дрожащие вслед ощущению распирающих тычков губы.
Ища ладонь Эйрин, розоволоска вначале мягко оплела пальцами её запястье, удерживаясь за него, чтобы затем с новой улыбкой на губах сплести пальцы, налегая на новую опору.
Широкие бедра дернулись, расходясь волной гладкой молочной плоти, такой удобной и податливой в полных желания пальцах. Построившись под фрикции, частью нежные, мелкие, частью более глубокие, буквально склеивающие спелые ягодицы розоволоски и таз Эйрин нитями влаги, дыхание дополняло трепет тела, заставляя вместе с ударяющими о разум импульсами удовольствия закатываться глаза, а из губ выжимать протяжный, не сдерживаемый стон.
Большей частью лишь следуя ритму лучницы, Ююко иногда добавляла свои движения. Когда внимание возлюбленной сосредоточивалось вокруг мечницы, розоволоска будто брала паузу, чтобы затем выгнув спину почти снявшись с напряжённой длины вырисовывать движением бедер восьмерку, меняющую глубокими фрикциями, насаживающими её тело до самих глубин.
Мусор не умеет говорить
-12/11/24 Втр 20:16:43№3633573Ответ
Сколь скуден язык существа человеческаго, что нарекает им [имя] ангела ли, беса ли. Другой, хитрец, видя то, речëт имена те иным языком. И звучания их различны, но суть одна. Здесь ересь. Взывают ангелу — внимают бесы, бо голос человеческай искажëн, хоть и вкладывает он в голос смыслы. То сбирает свои неводы бессмысленность — бес смысла.
Привет всем снова... >>3682888 Хм, это хорошо... Не попытка ли это просто представить свои теперешние действия как основу для чего-то далекого, даже если его нет?
М... Не знаю, наверное, это то, что всегда хотелось сделать, но не было такой возможности, да и сейчас нет, хотя нельзя сказать, что это сильно гложет. >>3683317 Но получается, если от угла наклона ложь или правда зависит - это значит, что все таки, все не совсем лож и не совсем правда, выходит, бывает, ни того ни другого и правда нет...
А если можно пройти, но опасно и рискованно? Это ведь не то же, что спокойно пройти, это явно так назвать нельзя...
Красиво сказано...
Ну и медведь такое делать вряд-ли станет... Хорошо, конечно же, но все-таки, как тогда знакомое болото найти, если к незнакомому не подходить?
>>3717294 Потерял нить разговора. Слишком уж много времени прошло. Можно попытаться восстановить по постам что я там чувствовал и хотел донести, но не в состоянии сейчас, а потом уже не очень актуально.
Если отвечать без контекста. > представить действия сейчас как основу для чего-то далекого Ну, люди разумные постоянно пытаются строить предсказательные модели. У кого-то получается хорошо, у кого-то плохо. Может быть вообще в каждом из нас есть этот элемент и вообще это культурный феномен. Указание на время же в языках есть и активно нами используется.
В том случае, если правда или ложь являются предметными. Т.е. имеют непосредственное отношение к совершенно определённому предмету. Тогда, угол наклона имеет место быть и, условно говоря, измерим. Как, допустим, представь стрелочный индикатор с нолëм по середине шкалы и стрелкой в этом среднем положении. В таком примере мы можем видеть, как вполне себе трëхмерный прибор отображает угол в двумерной плоскости, допустим, из зелëной зоны в красную. Впрочем, данное измерение будет верно, или неверно, в случае исправности прибора, его настройки, условий применения. Но, повторюсь, в случае, если ложь или правда являются величиной обыденной, повсеместной, предметной. В противном случае, коль речь о более метафизической лжи или истине, суть подобного инструмента теряется, в виду невозможности отображения трёхмерным прибором, показывающим к тому же двумерные значения, третьего параметра — глубины. И хоть стрелка трёхмерного прибора и будет отклоняться в ту или иную сторону, считываемые показатели будут не верны. Т.е. ложны. Собственно, условному землемеру, окажись тот вне обычных условий, понадобится инструмент не только измеряющий градусы в плоскости, но и более хитроумное устройство, как условный четырехмерный прибор, отображающий трёхмерный показатель, допустим. И это, заметьте, не оговаривая кривые. Впрочем, всë это усложнение. А равно, ложно. Истинна ведь в простоте. А простота в том, что любой из вышеописанных приборов ведёт измерение от некоей начальной точки. Коия, каждым представляется самостоятельно, будь ищи неë существо человеческоя. Но, какую же ложь или какую истину вы ищите, что проявляете столь неугасимый интерес к данному вопросу.. Не желаете обмануться, или же наоборот?
Если можно пройти — значит можно пройти. Возможно, не слишком поспешно, разве. Но, опять же, куда пройти, зойчем пройти, для чего? Болотный газ, опять же, сыро к тому же. Посмотреть что за тем краем болота? Так там тот же лес. Ну, урочище, разве.
Зависит от голода медведя, думается. От территориальной кормовой базы, кажется. Вдрук-вдрук, всю ветвистую клюкву оберëт кто. Впрочем, лесник успокоил как-то, убедив что следы медведя это не следы медведя, и помёт медведя это не помëт медведя. Нет, мол, медведей. Это, мол, россомахи. Не помню, упоминал про то, али нет. Так что, знакомое болото искать лучше через руки. Возможно, воспользовавшись услугами проводника. Самостоятельно же — на свой страх и риск. Впрочем, страх весьма вкусная штучка. Иной и рискует ради того.
Допустим, удельная масса абсолютной души равна, для упрощения, 1000 единиц. Допустим, масса эта ни убывает, ни прибывает, оставаясь постоянной в цикле душеоборота. Положим, что в условной борьбе за души, то или иное количество единиц "перевешивает" у одной из сторон. Исходя из этого убедимся что масса данная имеет количественное ограничение и не бесконечна в своих единицах. Так как если бы она была бесконечна, то что бы было результатом её деления между заинтересованными сторонами? Собственно, и делить бесконечность по чашам весов было бы достаточно бессмысленно тогда. Ну так вот, если предположить что субстанция сия таки не оседает в закромах родины а, скажем так, используется повторно, то при душеобороте в указанные 1000 единиц, так ли важно какой из единиц является существо человеческоя. Ликуйте, что есть. Возрадуйтесь, что здесь. Молитесь что не потеряли и не отобрали.
Невинная душа, невинна в том, Что здесь скитаться ей впервой — Свой путь лишь начинает, Не ведает ещë дитя греховности земной, И больше всех страдает — Пока что не привычна боль Когда крыла ломают Голубке той. Будь дальше выбор у дитя — Вернётся ль вновь, всю боль простя, К вратам земного сада? Или райски кущи орося Слезинкой из глаз впалых, Промолвит — больше никогда! А то, и в бездны ада, Метнëтся тенью, кулачком грозя На лево и на право. Какое милое невинное дитя! То становленье воли, Намеренье под вздох Творца — Остаться иль сбежать, Вернуться ль вновь к земной юдоли Хоть переломаны крыла, И пыль их светлость облекла Тугою пеленой греха — Дитя лишь воля. И так, из круга в круг, То в радостях, то в муке, Сжав волю в кулачках Вновь возвращается дитя Взяв землю на поруки. Благослови Господь Сей путь дитя.