Собственно, основная идея, которой я заразился от Лундгрена: авианосец и его самолёты были негодным средством организации сражения на уничтожение, и, соответственно, решающего сражения как частного случая сражения на уничтожение. Здесь можно противопоставить Мидуэй и Цусиму: в обоих случаях одна сторона сумела уничтожить ядро вражеского флота (четыре авианосца у Мидуэя, три «бородинца» и «Ослябя» при Цусиме). Но если при Цусиме следствием стала полная аннигиляция русского флота, то у Мидуэя японцы сумели отойти, и спасти не только ценные корабли (линкоры, крейсера, эсминцы), но и значительную часть личного состава авианосцев (при этом Паршалл и Тулли отмечают, что, даже несмотря на этот факт, потери при Мидуэе создали проблемы с квалифицированным ангарно-палубным персоналом).
Одной из основных причин представляется уязвимость авианосца: в отличие от линкора, авианосцы практически неспособны выдерживать воздействие, аналогичное тому, которое сами способны оказывать на противника. Это влечёт за собой один из вариантов «взаимного истощения», когда в относительно равных условиях (с точки зрения введённых в дело сил и разведывательного обеспечения) авианосцы обеих сторон получают тяжёлые повреждения и отходят зализывать раны. Наиболее яркими примерами можно считать Коралловое море и Санта-Крус. Нельзя не отметить и Мидуэй – получившие тяжелейший удар японцы сумели, тем не менее, уничтожить «Йорктаун», при этом самолёты «Хирю» выполнили две последовательные успешные атаки, и «технически» вывели из игры два американских авианосца (японцы так и считали во время боя).
Второй, естественно, является большая дистанция воздействия: будучи, с одной стороны, очевидным (и, вообще говоря, единственным) преимуществом авианосца над линкором, эта опция ведёт к тому, что сторона, терпящая поражение, относительно легко выходит из боя до перехода этого боя в стадию «эксплуатации и развития успеха» противником.
Третья потенциальная причина могла бы возникнуть в случае одинакового технического развития японской и американской техники. Речь о перевороте в ПВО корабельных соединений, случившемся в 1943-1944 гг.: развитие технологий наведения истребителей с помощью РЛС в сочетании с развитием технологий опознавания «свой-чужой». Наиболее ярким примером тут, конечно же, является избиение японской палубной авиации в Филиппинском море. Однако оно обычно списывается на численное превосходство американцев и недостаточную подготовку японцев (вероятно, списывается зря), посему здесь можно вспомнить отражение американцами контр-атаки японской авиации во время второго рейда на Рабаул, когда более ста японских самолётов не смогли прорвать оборону американского авианосного соединения. Возможно, что к этому времени оборонительные возможности соединений с авианосцами превзошли их же наступательные возможности, что вообще грозило полным вырождением авианосных баталий – если оборона стала выгодней атаки, то каждая из сторон должна была бы тупо ждать, пока начнёт противник (к слову, вырождение авиагрупп, с резким ростом числа истребителей в их составе, действительно случилось в 1945 г.). На практике японцам не удалось создать столь же эффективную ПВО, как американцам. Если же вспомнить Мидуэй – как случай наиболее успешной работы японской ПВО – то можно опять же заметить, что американцы 4 июня лишились не только «Йорктауна», но и практически всех торпедоносцев, что практически исключало сколько-нибудь успешную работу по линейным кораблям – в том случае, если бы такая задача возникла.
Соответственно, единственным способом организации решительного сражения или хотя бы просто сражения на уничтожение (при относительно равных силах) являлось совместное применение палубной авиации и надводных кораблей (в т.ч. линкоров). Только в таком случае успех одной из сторон мог перейти в решительную победу и уничтожение всей (или как минимум большей части) вражеского флота или соединения. Техническая такая операция не была невозможна. Практическую возможность перехода авианосного сражения в сражение с участием надводных кораблей на Тихом океане обозначили пару раз. Наиболее ярким воплощением теории видится Матапан, поскольку там англичане сумели ввести в дело тихоходные линкоры. При этом опять же следует отметить, что американские теоретики именно так и видели решительный бой в 1944 г.: обмен ударами палубной авиации и атака линкоров в развитие успеха. Почему такой бой не случился – вопрос отдельный. В Филиппинском море Спрюэнс согрешил против Мэхэна (решив, что защита десанта важнее уничтожения японского флота и отказавшись от сближения с японцами в ночь 18-19 июня). В сражении у Лейте Хэлси так и не сумел выбрать между японскими линкорами и авианосцами. Это последнее кажется показательным: в новой парадигме некий «главный корабль» попросту исчез, capital ships как единственного класса кораблей, обеспечивающего перевес на море, больше не было. Для осознания этого факта и создания новой тактики, обеспечивающей максимально эффективное взаимодействие всех сил флота (подводных лодок, авиации и надводных кораблей), требовалось много больше времени, чем без малого пять лет – от Мерс-эль-Кебира до операции Тен-Го.