Слышал историю про какую то часть, по периметру которой был забор с вышками, вокруг был лес. так вот на этих вышках были слышны плачи, многие ехали головой

Для поддержания треда, пока нет ОПа:

Стояли мы в лесу, вроде где-то около Омска (ну, то есть километров 200 до него было). Зима, на улице холодно, вагон-теплушка, в котором мы двигались, от холода нихуя не защищает, а значит, приходится топить печку-буржуйку. А чтоб её топить, нужны дрова. Поперек вагона стоит деревянная перегородка - с одной стороны наша каморка, с другой - остальной вагон. Двери вагона, ясное дело, открыты, чтобы, значит, среагировать быстро, если какой-нибудь дебилоид решит на своём горбу ракету унести. Бодрствовало нас тогда двое - я и Ванёк, отличный такой парень из Коми. Ванёк был спокойным сельским парнем - работящий, в чертовщину не верит, темноты и хуиты не боится. Дрова мы с ним рубили по очереди, чтоб не подцепить на морозе простуду, или, не дай боже, пневмак. Так вот. Сижу я, значит, в каморке, попиваю чаек, курю, думаю о доме, бабах и гражданской жизни. А Ванёк за стенкой дрова ебошит, размеренно, бодро. Слышу, притих он там чего-то. Ну я его окликнул, мол, эхей, Ванька, как ты там.
И тут этот самый Ванек залетает в каморку, дверь на шпингалет закрывает, подпирает полешком, тут же отлетает от неё и замирает, занеся топор обеими руками.
А лицо у него белое, как, блять, мой холодильник. И глаза, сука, круглые и большие.
Тут мне, честно говоря, не по себе стало, жутковато, но, думаю, может там волк или еще какое животное.
Подхожу я к товарищу своему, потолкал в плечо. "Чё, - говорю, - случилось?"
Он на меня смотрит глазищами своими, палец к губам подносит, тихо, мол, и на дверь показывает.
Ну я затих, прислушался. И чуть не насрал в штаны.
Ребята, я вам клянусь, я услышал тихое детское пение.
В дверь никто не ломился, не было слышно ни шагов, ничего. Только гул огня в буржуйке и, блять, тонкий детский голосок, который пел какую-то невразумительную хуйню.
Так мы простояли, наверное, минут 20-30. Ванёк с топором, я со штык-ножом, в полной тишине, не сводя взгляда с двери. До тех пор, пока поезд не уехал к собачьим хуям с того места.
Ну а потом мы с фонарями обшарили весь вагон и не нашли ничего. А Иван рассказал, что когда рубил дрова, услышал что-то вроде тех звуков, которые издают бульдоги, когда дышат. Потом прислушался, различил пение и съебал. Это была первая из моих армейских крипот. Об остальных расскажу позже.

>>385376
Все тот же маршрут Екатеринбург-Хабаровск, все те же действующие лица.
В этот раз застряли мы под Иркутском, не доехали до него каких-то километров 80.
Просто встали. Вдалеке даже деревня виднелась какая-то и дорога.
Так вот, простояли мы там аж двое суток.
В первую ночь все было спокойно. Ну стоим да стоим, зато тихо, не трясет, поспать можно спокойно.
Но один из нас все равно постоянно на улице, с автоматом заряженным, со штык-ножом, вышагивает вдоль вагонов, хуи пинает да в носу ковыряет.
Так круглые сутки, каждые два часа караульный меняется.
Первая ночь прошла без особых напрягов, хотя, помня прошлый случай, все равно было неуютно ходить вдоль леса, а потому я пристегивал штык-нож к автомату, надеясь, что в случае чего хоть покоцаю гадину. Вообще тогда очень качественно получалось отгонять страх, как следует разозлившись на всех и вся. Ходишь себе такой весь безбашенный солдафон с автоматом, глаза горят, нервы аж звенят немного. Но вообще спокойно было. Только меня всю смену доебывал дятел, который, сука, стучал по дереву напротив нашего вагона. Утром мне Ванька, правда сказал, что дятлы по ночам спят, а не деревья пидорасят, ну да хуй с ним, может, этот с заебами был.
А вот на вторую ночь случилось говно не приятное ни разу. Под вечер нас начало доставать, что мы просто так стоим хер пойми где и к дембелю че-то не стремимся. Вот тогда я и пошел к локомотиву, чтобы, значит, у машинистов спросить, хули мы тут встали и когда поедем. А машинисты стоят на улице и языки чешут.
И я, пока шел к ним услышал обрывочек фразы одного из них:
"..а он от меня в кусты! И главное, вроде как шаги не звериные, но человека не видно".
Мне интересно стало, че ж они за байки друг другу травят. Спросил. Лучше бы не спрашивал, честное слово.
"Да, - говорит,- пошел я в кусты поссать, а от меня кто-то в лес из тех кустов ломанулся. Вроде туловище видел, на зверя не похож, да и поступь не та. Я ж охотник, я бы узнал".
Тут мне, хлопцы, опять не по себе стало. Ну, потрепались мы с ними еще немного. В ходе беседы стало ясно, что ночью точно не уедем, а вот днем - может быть.
Так вот, аноны, в эту ночь я не только штык-нож примкнул, а и с предохранителя снял, и думал патрон дослать, но не стал, опасался пизды выхватить.
Зря, короче говоря, опасался.
Первую смену стоял я с 20-00 до 22-00. Ну, там, конечно, зимой уже темно в это время, но еще по-божески как-то, не слишком ссыкотно. А вот вторая смена моя пришлась на 2 часа ночи.
Первые полчаса я отходил как обычно - злой, нервный и веселый слегка. Никак из головы не лезла история про НЁХ в кустах, но я от себя эти мысли гнал. Мало ли, может, подъебнуть солдатика решили.
И вот, вернулся я с обхода состава к нашему вагону, с Ванькой попиздели, он в каморку пошел, а я к лесу повернулся.
В кустах стояло что-то человекообразное. Худой торс, длинные руки и ноги, большие глаза, большой рот. Эта ебота просто стояла и смотрела на меня, ребята. А я на неё. Я не знаю, как я не обоссался, наверное потому, что отлил 20 минут назад. Не знаю, как долго мы простояли, но тогда я понял смысл фразы "мне показалось, что прошла вечность".
Краем уха я слышал голос Вани, вроде он меня звал, я так и не понял. А потом меня кто-то затащил в вагон, прям, блять, за шиворот затащил.
Когда я оказался в вагоне, я первым делом наставил на это автомат, а потом понял что происходит.
А уже потом восстановил хронологию событий.
Ваня меня потерял и решил посмотреть, где я.
Увидел эту еботу, метнулся в каморку за автоматом. На таких вот стоянках, когда город еще далеко, но караульный снаружи со стволом бродит, мы ящик оружейный не запирали, смысла не было. Так вот, Иван взял ствол и они с лейтехой ломанулись наружу. Пока Ваня держал это говно на прицеле, лейтенант затащил меня в вагон. Вот так мы и стояли там с ними, втроём целясь в хуергу.
А потом оно просто ушло.
Самое смешное - никто так и не зарядил автомат, не дослал патрон в патронник, Ванёк вообще не сообразил, что автомат на предохранителе стрелять не способен.
Да, ребята, я понимаю, что это звучит не то чтобы неправдоподобно, а как полнейший бред и толстота, особенно та часть, где мы с автоматами. Но так оно и было. Сейчас я и сам помню это как смутный сон, большую часть времени. Но вот когда начинаю вспоминать - вся та ночь словно заново перед глазами проносится, вспоминаю и запахи и звуки и все-все-все.
Вот и конец второй истории.

Бамп годному треду

>>385368 (OP)
> вернулся из рабства
> далеко не в самых элитных войсках, в окружении хачей, быдла и многих других личностей
> просто с разной жестью, которую я наблюдал в течении службы.
Мотошвейный петушок, которому не хватило ни мозгов уйти в училище/учебку нормальный войск, ни силы/физподготовки для спецуры, ни даже банальной житейской хитрости для того, чтобы попасть хоть куда-то кроме мотомяса и стройбата поясняет за армию, спешите видеть, цирк на выезде.
Мимо ДМБ-2014, осенью иду обратно в свою часть на контракт

>>385377
Требую проды, годно пишешь.

>>385390
Поговорил с пастой

>>385390
Алсо, там только две истории
https://mrakopedia.org/wiki/Екатеринбург-Хабаровск

>>385391
Ну бляяя (((

>>385390
Почитай первые истории в списке: https://mrakopedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B5%D0%B9%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B3:%D0%92%D0%BE%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B5

Хороший тред, упал от вас в шахту, подавайте на треугольник.
мимо майор Рокотов

>>385416
Подал тебе набор щупов между булок, проверяй.

...Но одна вещь мне врезалась в память намертво. Далеко за полночь Дед Дерябин наконец подустал, и я понял, что пора идти домывать пол или, если Рекс изменил свое решение после генеральского визита, то спать. Я поблагодарил генерала и встал из-за стола. Генерал тоже встал, и задумчиво посмотрел на настенный календарь: — Подожди минуту. Слушай, ты можешь мне сделать маленькое дело?
— Ну, постараюсь. Только мне в город выход не скоро — я «залётчик», нарядов полно ещё, — отвечаю извиняющимся тоном.
— Да не надо никуда выходить. Дел то, через Боткинскую перейти! Я бы не просил, да завтра учёный совет аж на пять вечера назначили — скорее всего опять допоздна затянут. Своих же просить не охота — опять судачить начнут… И ведь ничёго по сути не надо! Надо проторчать с шести до девяти перед кафедрой и дождаться прихода странного человека с ведром цветов. Быть снаружи, в здание не заходить. Ну а вечером ко мне сюда прийти и описать, что видел. Да не бойся ты, не шпионаж это. Если он завтра придёт — ты не ошибёшься, сразу его узнаешь! Так, задание понятно? Тогда после девяти жду с докладом, а в награду я тебе расскажу одну интересную историю. Ну всё. Спокойной ночи!
Я вышел из генеральской комнатушки. Заглянул в «банку» к Рексу — тот шумно храпел, развалившись на кушетке. Конечно же будить я его не стал и быстро прошмыгнул к себе — похоже моё наказание на сегодня закончилось.
На следующий день к назначенному времени я был перед клиникой Военно-Полевой Хирургии. Жду. Вот уже наш старшина Абаж-Апулаз погнал курс на вечерний выпас — на ужин, где рыба плюс картошка-пюре, день в день третий год без перемен. А "скотопрогонная тропа" — это прямо-мимо-возле меня, тысячу раз хоженый маршрут. Чтоб меня не заметили, я спрятался за Боткиным, перемещаясь вокруг памятника по мере прохождения курса.
Вскоре я понял, что мёрз не зря.
Прямо к крыльцу подкатила чёрная «Волга» с госномером. Быстро вылез шофёр в сером пиджаке и при галстуке — крепкий стриженный дядька кагэбэшного вида. Он как-то колко, наверное профессионально, осмотрел пятачок перед зданием, затем открыл пассажирскую переднюю дверку и вытащил громадный букет цветов. Да каких! Там были каллы, белые лили, красные короны — ну те, что цветками вниз, и ещё какое-то чудо, похожее на наперстянку. Меня, привыкшего к зимнему репертуару «тюльпан-гвоздика» с лотков кавказцев перед метро, букет потряс.
Наконец водила открыл заднюю дверь «персоналки» и помог вылезти пассажиру. Сразу стало ясно — какой-то туз. А вот сам туз выглядел странно. Нет, одет он был что надо — дорогущий плащ-пальто из натуральной чёрной кожи с меховой подбивкой, пожалуй тоже натуральной. На голове норковая шапка-"пирожок", как у тогдашних совсем больших людей, всяких там членов ЦК или Политбюро. Но первое, что бросилось в глаза — человек явно страдал тяжёлыми неврологическими расстройствами. Его движения были плохо координированными и перемежались инволюнтарными дерганьями всего тела, руки била крупная, почти паркинсоническая дрожь. Он опёрся на трость и сильно выбрасывая одну ногу в сторону заковылял к двери. Его шофёр не на шутку встревожился, что человек пошёл один, побежал и первый открыл дверь — даже не столько, чтобы помочь, как скорее убедиться, что "в тамбуре чисто". Я вдруг понял, что первый раз в жизни вижу проводку охраняемой персоны, ведь у наших гнерал-полковников, начальников ВМА и ЦВМУ, водилами были простые солдаты, а не профессиональные телохранители.
Второе, что совершенно сбило меня с толку — это страшное уродство. Голова «туза» была несимметричной из-за чудовищных деформаций черепа, один глаз выше другого, очки с сильными линзами с оправой явно под спецзаказ, лицо всё в грубых старых шрамах, но в общем выглядит слишком молодо для старпёра такого ранга.
Я хотел было пройти за человеком, да вспомнил, что генерал просил (или приказывал, если угодно) в здание не ходить. Простоял на морозе ещё с полчаса, пока парочка не вышла. Я был далековато, но мне показалось, что у туза-урода под очками блестели слёзы. Разглядеть толком я не сумел — его кагэбэшный шоферюга моментально вперил в меня тяжёлый взгляд, он явно запомнил, что я тут был по их приезду. К тому же уже слышался стадный топот идущих со столовки курсов, а попадаться "вне строя" на глаза в мои планы не входило. Оставалось только повернуться и бежать на Факультет.
В коморку к Дерябину я попал лишь после вечерней проверки. Дед опять спать явно не торопился. Я подробно, как мог, рассказал (доложил, если угодно) ему, что видел. У самого любопытство свербит как шило в большой ягодичной мышце. Дед молчит. Я не выдерживаю и спрашиваю, мол кто это, если не секрет?

— Секрет! Потом Дерябин видит крайнее разочарование на моей физиономии и добавляет: — Да, правда секрет, не мой секрет — казённый. Но раз обещал, то намёком скажу — это учёный-оборонщик.
— Это он вам цветы приносил?
— Мне!? Да он со мной не разговаривает, как и с любым врачом в форме!
— А что так?
— Что, что — а то, что я его должен был убить!
— Как убить? — спрашиваю я ошалело.
— Да так и убить — очень просто, холодным оружием, скальпель же холодное оружие.
— А-аа, ну там, врачебная ошибка! — догадался я.
Генерал грозно сверкнул своими глазами: — Запомните, коллега, врачебные ошибки, а тем паче ошибки военного хирурга убийством не являются, как бы прокуроры не внушали нам обратное. А будешь считать иначе — не сможешь работать. Стал бы я тебе из-за этого огород городить! Я должен был преднамеренно убить этого человека, но не просто, а крайне изысканно — в лучших традициях центрально-американских индейцев, всяких там майя или ацтеков. Я должен был у него вырезать бьющееся сердце!
Я думаю — дед гонит, хотя вида не подаю. Генерал с сомнением посмотрел на мою деланно-невинную физиономию, поставил чайник и неспешно стал рассказывать:
— Цветы эти для его второй мамки в честь его второго Дня Рождения. О чём речь сейчас поймешь: Было это по моим понятиям — недавно, по твоим — давно. И был шанс у Академии стать вторым местом в мире (а может и первым!), где была бы осуществлена трансплантация сердца. Это сейчас все привыкли смотреть на западные достижения, как на икону. Тогда же мы им дышали в затылок, и уж что-что, а Южная Африка для нас авторитетом не являлась. Главную роль играл не я, а академик Колесников с Госпитальной Хирургии. Они там к тому времени уже тонну свиных сердец пошинковали, да и на собаках кое-что отработанно было. Что думаешь, экстракорпоралка у нас слабая была? Что без забугорных оксигенаторов не прошло бы? Да мы тогда уже над пузырьковой оксигенацией смеялись, вместе с «Медполимером» разработали хорошие насосы и мембраны — гемолиз, то есть разрушение кровяных телец во внешних контурах был весьма приемлемым. Да, была наша оксигенация в основном малопоточной — ну а делов то двадцать литров дополнительной крови в машину залить! Всё равно больше выбрасываем. А какие наработки по гистосовместимости! Да нам неофициально вся Ржевка помогала — я имею в виду Институт Экспериментальной Военной Медицины, они же там со своими «химерами», ну облучённые с чужим костным мозгом, нам все реакции отторжения смоделировали! А про оперативную технику я вообще молчу.
Короче всё готово. Но… Но очень большое «но» остаётся. Через Минздрав такое провести было невозможно, даже через их 4-е Главное Управление. И досада, кроме политической, вторая главная препона — юридическая. Ну вопрос, когда человека мёртвым считать. Сердце бьётся — значит жив, а когда сердце мертво — так на что нам такое сердце! Подбил меня Колесников с ним на денёк в Москву съездить, на приватный разговор к начмеду в Министерство Обороны. А тут пальма первенства уже утеряна — как раз в те дни "супостаты мотор пересадили". Речь идёт по сути о повторении достигнутого. А ведь в СССР как, раз не первый — значит и не надо. Что с луной, что с сердцем. В Управлении же и резко рубить не охота, и напрасно рисковать не желают. Ситуация — ни да, ни нет. Хлопцы, разок попробуйте, но из тени не выходите, мы тут наверху за вас не отвечаем. Получится — к орденам и звёздам, нет — к неприятностям.
Тогда придумали мы бюрократическую процедуру, которая помогала эти ловушки обойти. Несколько потенциальных реципиентов подобрала Госпиталка, всех протестировали. Дело ВПХ за малым — добыть донора. Мы даже придумали как нам через Боткинскую с ним «прыгать», тогда ни технологии, ни контейнеров для спецтранспортировки органов и в мыслях ещё не существовало. Кому донорское сердце больше подойдёт — тому и пересадят. Так вот, был у нас документ с печатью ЦВМУ за подписями Начмеда и Главного Хирурга. Было в том документе упомянуто 11 фамилий на 12 пунктов под подпись.
Десять военных, ну кто к «донорству» будет приговаривать, одна — пустой бланк (это на согласие от ближайшего родственника "покойника"), и последняя, самая малозначительная подпись вообще считай лаборанта — подтвердить оптимальную совместимость донор-реципиент при "переводе на казнь" в Госпиталку! Ну не совсем, конечно, лаборанта — я специально пробил должность в лаборатории клиники. Ну там иммунология-биохмия всякая, и мгновенно взял туда молоденькую девочку сразу после университета. Нет хоть одной подписи — и «донор» автоматически остаётся в нашей реанимации до самого «перевода» в Патанатомию.
По понятным причинам намерение держим в тайне и ждём «донора». Через пару недель происходит «подходящий» несчастный случай. Считай рядом с Академией, сразу за Финбаном, пацан 17 лет на мотоцикле влетает головой в трамвай — прямо в ту гулю, что для вагонной сцепки. Скорая под боком — пострадавший наш, профильный, доставлен в момент. Прав нет, но редкость — в кармане паспорт. Посмотрел я этого травмированного — категория уже даже не агонирующих, а отагонировавшихся. Травма несовместимая с жизнью. Но на ЭКГ все ещё работающее сердце! Голову кое-как сложили, с кровотечением справились и быстро на энцефалограмму. Там прямые линии — красота мёртвого мозга. Говорю сотрудникам — боремся с возможной инфекцией, в башке то точно некрозы пойдут! Ну нельзя же сделать хирургическую обработку травмы мозга в виде ампутации полушарий под ствол, а там всё побито! И конечно реанимационное сопровождение и интенсивная терапия по максимуму — тело сохранять живым любой ценой, пока мы наш "адский документ" не подпишем.
Первым делом согласие родственников, без него всё дальнейшее бессмысленно. Одеваюсь в форму, беру для контраста с собой молодого офицера и пожилую женщину, чтобы легче было уболтать любого, кто окажется этим ближним родственником. Мчимся по адресу в паспорте куда-то на Лиговку.
Заходим. Комната в коммуналке, на полу грязь страшная, на стенах засохшая рвота, вонь вызывает головокружение, из мебели практически ничего, похоже живут там на ящиках. Оказывается, что существует только один ближайший, он же единственный родственник — его мать. Человеком её уже было назвать сложно — полностью спившееся, морально деградировавшее существо. Такого я ещё не видел — её главный вопрос был, а можно ли НЕ забирать тело, чтоб не возиться с похоронами. К сыну похоже она вообще не испытывала никаких положительных эмоций, а истерика и вопли моментально сменились откровенными намёками, что по этому поводу надо срочно выпить. Я послал офицера купить ей три бутылки водки. Документ она подписала сразу, как услышала слово водка! Получив подпись мы с брезгливым осадком пулей вылетели из той клоаки.
Но ещё более интересную новость я узнал чуть позже, когда в клинику прибыл тот офицер, что был послан за спиртным для "ближайшего родственника".

Он столкнулся с другими обитателями той коммуналки и узнал некоторые подробности о самом «доноре» — крайне асоциальный тип, хулиган, исключался за неуспеваемость из школы и ПТУ, хоть и молод — сильно пьет, страшно избивает свою мать! Короче, яблоко от яблони… А ещё через десять минут, как по звонку свыше, в клинику пришёл следователь и принёс ещё более увлекательную информацию — мотоцикл «донора» краденный, точнее отобранный в результате хулиганского нападения, а сам «донор» и без этого уже под следствием не то за хулиганство, толи за ограбление. Похоже, что за всю жизнь единственное хорошее дело «донору» ещё только предстоит — и это отдать своё сердце другому.
Быстро все обзваниваются — собираем заключительный консилиум бумаги под «приговор» подписывать. Все ставят подписи — сомнений ни у кого нет.
Только одну подпись не можем пока поставить — анализы не готовы, времени не достаточно их завершить. В Госпитальной Хирургии идёт подготовка операционной, а у нас ответственной за лабораторию велено сидеть на работе, пока результатов не будет. Ну вот наконец и это готово — иди, ставь свою последнюю подпись! Тут эта девчушка и говорит, мол по документу на момент подписания я обязана совершить осмотр! Тю, ты ж дура, думаю. А десяток академиков-профессоров, совершивших осмотр и разбор полдня назад, тебе не авторитет!? Ну вслух ничего такого не говорю, пожалуйста, идите.
Смотрите себе тело под аппаратом, только не долго.
Она и вправду недолго. Пошла, взяла ЭЭГ, а мы ему энцефалограммы чуть ли не непрерывно гнали — как не было, так и нет там ничего. Мозг — аут!
Стетоскоп достала — вот умора, да её в клинике со стетоскопом ни разу не видели. На что он ей вообще? И что она там выслушивать будет — «утопил» ли дежурный реаниматолог его или пока нет? Да мне уже всё равно — счёт, пожалуй, на часы идёт. Что-то она там потрогала, что-то послушала, толком ничего не исследовала — курсант после санитарной практики лучше справится. А потом поворачивается ко мне и так это тихо-тихо, но абсолютно уверенно говорит:
— Он живой. Не подпишу я…
Девочка, ты деточка! Да ты хоть представляешь какие силы уже задействованы?! Отдаёшь ли ты себе отчёт, что ты тут человек случайный — почти посторонний? А понимаешь ли ты, что городишь ты нам полную чушь — кровь в пластиковом контейнере тоже живая, а вот человек — мёртвый. Тело есть, а человека в нём нету! Короче ругали мы её, просили, убеждали, угрожали увольнением. Нет, и всё. И ведь сама по себе не упрямая, а тут ни за что не соглашается. Мол если я ноль — то и делайте без моей подписи. Сделали бы, да не можем мы без твоей подписи.
На утро собрались все главные действующие лица. «Донор» терпит? Да пока терпит — ни отёка легких, ни инфекции, кое-какая моча выделяется.
Стараемся, ведём этот "спинно-мозговой препарат" как можем. А может потерпеть, если Колесников в Москву слетает и переутвердит новый документ? Не знаю, надежды мало. Короче день мы решали лететь или не лететь. Потом полетели. Что-то сразу не заладилось. А там выходные. Восемь дней волокита заняла. А «донор» терпит! Горжусь — во мужики у меня в клинике, мертвеца столько ведут.
Наконец назначен новый консилиум с «вердиктом». Только не состоялся он — ночью на энцефалограмме кое-какие признаки глубокого ритма появились. Всё — дальше по любому не мертвец, а человек. Зовём спецов с Нейрохирургии — пусть погадают. Много они не нагадали — ведите как сможете, прогноз неблагоприятный. О том, что это был кандидат в доноры сердца — табу даже думать. Обеспечиваем секретность, как можем.
Долго он был в нашей реанимации. Сознания нет (а я тогда был уверен, что и не будет), но мозг ритмы восстанавливает. Попробовали отключить искусственную вентиляцию лёгких. Без ИВЛ дышать пытается! Дальше — больше. Перевели в Нейрохирургию. Там ему много чего сделали, но ничего радикального — всё как у нас, что природа даст, то и прогресс. В контакт вступает, что-то старается глазами показать, мычит — говорить пыжится, шевелится.
Уже порядком восстановившись из Нейрохирургии он попал в Психиатрию. Наверное для учебного процесса психо-органический синдром демонстрировать. А там вроде вот что было — перечитал все книжки, и всем надоел. Ну кто-то и подшутил — сунул ему вузовский учебник по высшей математике. А ещё через полгода комиссия и первая (!) группа инвалидности. А ещё через полгода ещё комиссия — пацана в ВУЗ не берут! Молит-просит — дайте вторую. Что он закончил, я не точно не знаю, по слухам Московский Физтех. Пять лет за два года. Если это не легенда — то на экзамены ходил так — один экзамен в день. Сегодня сдаю ну там математику за первый семестр, завтра сопромат за пятый, послезавтра ещё что-то за девятый. Заходил на любой экзамен вне зависимости от курса. А к концу второго года что-то такое придумал — короче моментально целевое распределение в какой-то сверхсекретный "почтовый ящик". Ну а финал ты сам сегодня видел.
Колесников год ходил грознее тучи — полностью подробностей не знаю, но похоже кое-что просочилось на самый верх в ЦВМУ и выше в МО. Вроде сам маршал Гречко об этом узнал — может как байку в бане кто ему рассказал, а может в сводке прошло, типа вон в ВМА пытались сердце пересадить, да ничего не вышло. Видимо посчитали там наш подход к решению проблемы авантюрным, направление быстренько прикрыли. Особисты и люди из Главпура нас самого начала предупреждали — какая-либо информация только в случае полного успеха. Боялись видно, что вражьи голоса злорадно запоют — в Советском Союзе провалилась попытка пересадки сердца, а вот у нас в Мире Капитала с пересадками всё ОКэй, как зуб вырвать. Нам последствий никаких — пострадавших то в этой истории нет, да и вообще полная картина известна единицам, и с каждым годом этих «единиц» меньше и меньше становится… Люди, подписавшие этот конфузный документ молчат, а сам документ мы уничтожили — всё равно он силы без той подписи не имел, чего макулатурой архивы забивать? Всё вроде тихо-спокойно… Забывается потихоньку. Но одна тайна всё же мне покоя не даёт. Невозможно это, ну абсолютно исключено и совершенно не научно. Но факт…
Знаешь, никто ему не мог сказать, что он «донором» был. Мы с Колесниковым все варианты перебрали. Некому было рассказать. А он знает! Притом знает всё с самого начала. Даже как под ИВЛ трупом лежал.
— Ну вы же сами говорили, учёный не простой, ну там КГБ вокруг всякое. Они же ему и сказали! — предположил я.
— Глупости! Не получается так.
— Ну а тётка эта?
— Нет, нет и нет! Парадокс, что он вообще её знает. А ещё больший парадокс, что всю дальнейшую историю эта иммунологша знает только со слов самого «донора»! Я ведь от неё избавился сразу после отказа подписаться. Два года спустя разыскал её — меня сильно совесть мучила. Предложил вернуться в клинику, посоветовал хорошую тему для диссертации. Она никогда не интересовалась судьбой «донора» — история в её изложении была очень простой: «донор» умер, тему закрыли, генералов надо слушаться. Так она и считала, пока «донор» уже в теперешнем виде не явился к ней ровно в тот же день, как она сказала, что он живой. А сам «донор» знает только то, о чём говорилось в его палате. И значить это может только одно: когда у него на энцефалограмме прямые линии ползли, ОН ВСЁ СЛЫШАЛ!!! Слышал и помнил…
Дерябин взял кусочек сахара и обильно полил его валерьянкой: — Ладно, поздно уже. Иди спать и не болтай много!

Отрывок первый[править]

...безумие и ужас.
Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге, — шли десять часов непрерывно, не останавливаясь, не замедляя хода, не подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который сплошными массами двигался сзади нас и через три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами. Стоял зной. Не знаю, сколько было градусов: сорок, пятьдесят или больше; знаю только, что он был непрерывен, безнадежно-ровен и глубок. Солнце было так огромно, так огненно и страшно, как будто земля приблизилась к нему и скоро сгорит в этом беспощадном огне. И не смотрели глаза. Маленький, сузившийся зрачок, маленький, как зернышко мака, тщетно искал тьмы под сенью закрытых век: солнце пронизывало тонкую оболочку и кровавым светом входило в измученный мозг.
Но все-таки так было лучше, и я долго, быть может, несколько часов, шел с закрытыми глазами, слыша, как движется вокруг меня толпа: тяжелый и неровный топот ног, людских и лошадиных, скрежет железных колес, раздавливающих мелкий камень, чье-то тяжелое, надорванное дыхание и сухое чмяканье запекшимися губами. Но слов я не слыхал. Все молчали, как будто двигалась армия немых, и когда кто-нибудь падал, он падал молча, и другие натыкались на его тело, падали, молча поднимались и, не оглядываясь, шли дальше, — как будто эти немые были также глухи и слепы. Я сам несколько раз натыкался и падал, и тогда невольно открывал глаза, — и то, что я видел, казалось диким вымыслом, тяжелым бредом обезумевшей земли. Раскаленный воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние ряды людей на завороте, орудия и лошади отделились от земли и беззвучно, студенисто колыхались — точно не живые люди это шли, а армия бесплотных теней. Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе ружья, на каждой металлической бляхе зажгло тысячи маленьких ослепительных солнц, и они отовсюду, с боков и снизу забирались в глаза, огненно-белые, острые, как концы добела раскаленных штыков. А иссушающий, палящий жар проникал в самую глубину тела, в кости, в мозг, и чудилось порою, что на плечах покачивается не голова, а какой-то странный и необыкновенный шар, тяжелый и легкий, чужой и страшный.
И тогда — и тогда внезапно я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок голубых обоев и запыленный нетронутый графин с водою на моем столике — на моем столике, у которого одна ножка короче двух других и под нее подложен свернутый кусочек бумаги. А в соседней комнате, и я их не вижу, будто бы находятся жена моя и сын. Если бы я мог кричать, я закричал бы — так необыкновенен был этот простой и мирный образ, этот клочок голубых обоев и запыленный, нетронутый графин. Знаю, что я остановился, подняв руки, но кто-то сзади толкнул меня; я быстро зашагал вперед, раздвигая толпу, куда-то торопясь, уже не чувствуя ни жара, ни усталости. И я долго шел так сквозь бесконечные молчаливые ряды, мимо красных, обожженных затылков, почти касаясь бессильно опущенных горячих штыков, когда мысль о том, что же я делаю, куда иду так торопливо — остановила меня. Так же торопливо я повернул в сторону, пробился на простор, перелез какой-то овраг и озабоченно сел на камень, как будто этот шершавый, горячий камень был целью всех моих стремлений.
И тут впервые я почувствовал это. Я ясно увидел, что эти люди, молчаливо шагающие в солнечном блеске, омертвевшие от усталости и зноя, качающиеся и падающие, — что это безумные. Они не знают, куда они идут, они не знают, зачем это солнце, они ничего не знают. У них не голова на плечах, а странные и страшные шары. Вот один, как и я, торопливо пробирается сквозь ряды и падает; вот другой, третий. Вот поднялась над толпою голова лошади с красными безумными глазами и широко оскаленным ртом, только намекающим на какой-то страшный и необыкновенный крик, поднялась, упала, и в этом месте на минуту сгущается народ, приостанавливается, слышны хриплые, глухие голоса, короткий выстрел, и потом снова молчаливое, бесконечное движение. Уже час сижу я на этом камне, а мимо меня все идут, и все так же дрожит земля, и воздух, и дальние призрачные ряды. Меня снова пронизывает иссушающий зной, и я уже не помню того, что представилось мне на секунду, а мимо меня все идут, идут, и я не понимаю, кто это. Час тому назад я был один на этом камне, а теперь уже собралась вокруг меня кучка серых людей: одни лежат и неподвижны, быть может, умерли; другие сидят и остолбенело смотрят на проходящих, как и я. У одних есть ружья, и они похожи на солдат; другие раздеты почти догола, и кожа на теле так багрово-красна, что на нее не хочется смотреть. Недалеко от меня лежит кто-то голой спиной кверху. По тому, как равнодушно уперся он лицом в острый и горячий камень, по белизне ладони опрокинутой руки видно, что он мертв, но спина его красна, точно у живого, и только легкий желтоватый налет, как в копченом мясе, говорит о смерти. Мне хочется отодвинуться от него, но нет сил, и, покачиваясь, я смотрю на бесконечно идущие, призрачные покачивающиеся ряды. По состоянию моей головы я знаю, что и у меня сейчас будет солнечный удар, но жду этого спокойно, как во сне, где смерть является только этапом на пути чудесных и запутанных видений.
И я вижу, как из толпы выделяется солдат и решительно направляется в нашу сторону. На минуту он пропадает во рву, а когда вылезает оттуда и снова идет, шаги его нетверды, и что-то последнее чувствуется в его попытках собрать свое разбрасывающееся тело. Он идет так прямо на меня, что сквозь тяжелую дрему, охватившую мозг, я пугаюсь и спрашиваю: — Чего тебе?
Он останавливается, как будто ждал только слова, и стоит огромный, бородатый, с разорванным воротом. Ружья у него нет, штаны держатся на одной пуговице, и сквозь прореху видно белое тело. Руки и ноги его разбросаны, и он, видимо, старается собрать их, но не может: сведет руки, и они тотчас распадутся.
— Ты что? Ты лучше сядь, — говорю я.
Но он стоит, безуспешно подбираясь, молчит и смотрит на меня. И я невольно поднимаюсь с камня и, шатаясь, смотрю в его глаза — и вижу в них бездну ужаса и безумия. У всех зрачки сужены, — а у него расплылись они во весь глаз: какое море огня должен видеть он сквозь эти огромные черные окна! Быть может, мне показалось, быть может, в его взгляде была только смерть, — но нет, я не ошибаюсь: в этих черных, бездонных зрачках, обведенных узеньким оранжевым кружком, как у птиц, было больше, чем смерть, больше, чем ужас смерти.
— Уходи! — кричу я, отступая. — Уходи!
И как будто он ждал только слова — он падает на меня, сбивая меня с ног, все такой же огромный, разбросанный и безгласный. Я с содроганием освобождаю придавленные ноги, вскакиваю и хочу бежать — куда-то в сторону от людей, в солнечную, безлюдную, дрожащую даль, когда слева, на вершине, бухает выстрел и за ним немедленно, как эхо, два других. Где-то, над головою, с радостным, многоголосым визгом, криком и воем проносится граната. Нас обошли!
Нет уже более смертоносной жары, ни этого страха, ни усталости. Мысли мои ясны, представления отчетливы и резки; когда, запыхавшись, я подбегаю к выстраивающимся рядам, я вижу просветлевшие, как будто радостные лица, слышу хриплые, но громкие голоса, приказания, шутки. Солнце точно взобралось выше, чтобы не мешать, потускнело, притихло — и снова с радостным визгом, как ведьма, резнула воздух граната. Я подошел.

Вообще с копаниной мистики связано бывает много. Почему "бывает" - иногда человек годами этим занимается и ничего такого с ним не происходит, на все рассказы только головой качает да посмеивается. А придёт момент, и понимает сам, как оно бывает. А может, так и не поймёт. И неизвестно, что из этого к лучшему.
Про то, как вещи, с убитых снятые, проблемы доставлять начинают - слышали, наверно, все. Иногда у человека, если он такую вещь при себе носит, -кольцо там, медальон или значок какой - вся жизнь начинает наперекосяк идти. Иногда бывает, хозяин по ночам во сне донимает, вернуть требует, если каска с черепа снятая скажем, или предмет на полке стоят. А бывает, что и ничего не бывает. :) Хотя, наверно, не все рассказывают.
Но не всегда всё так мрачно, хотя здесь пожалуй как нигде верна поговорка "как аукнется - так и откликнется".
Бывает, погибшие знать о себе дают, когда и понятия-то еще не имеешь, что лежит тут кто-то. А чаще не тут, а в стороне, где и искать-то не собирался или просто бы не додумался. В основном, при работе с металлоискателем человек в наушниках работает. И бывает, что голоса в наушниках звучать начинают. И не просто там, невнятное что-то, а чётко так. Был однажды случай - опять голос сквозь наушники. Такое ощущение, что женщину режут. Кричала раза три. В последний раз коротко так. Звук метрах в 50-70, а лес стоял прозрачный, видно достаточно. Первая мысль - маньяк что ли! Ясное дело при подходе - никого! Зато на хвое лежит фрагмент русской каски. Позвонил вокруг - еще кусочек, маленький совсем. Потом подковку нашел, типа с ботинка, только гораздо меньше. Показал коллегам, говорят - это ты санитарку нашёл.
Другой случай - ковырял пулеметное гнездо наше. Вокруг колпaки от гранат немецких а в гнезде все всмятку: патроны, зап.части, штык гнутый. Видно - забросали! Тут в "уши" стон прорвался. И сразу кость на лопате - типа предплечье и больше ничего. Как это всё с электромагнитными полями соотносится и уживается - понятия не имею, но, видимо, соотносится как-то.
Однажды копали и чувствую - ктото смотрит в спину пристально. Уже темнело, поворачиваюсь - вроде как солдат за кустом, аж мурашки по коже! Пошли на то место - никого нет, поискал вокруг того места - солдата и нашел.
Сны, бывает, неожиданные снятся. Обступили меня как-то во сне со всех сторон наши бойцы в форме 1941 года. У всех рты закрыты, а я слышу их голоса. Разговаривают они со мной как-то. Суть их слов сводилась к тому что мы мол где-то искали их яму, были рядом и когда до них оставалось совсем чуть-чуть мы свернулись. Просили довести начатое дело до конца. Проснулся я в холодном поту. Утром иду к другану с которым тогда копал, и давай мы с ним вспоминать, где мы искали яму и не нашли. В итоге сошлись на мнении, что раз бойцы были в форме 1941 года, то одно такое место получается. Тогда нам один местный рассказал историю, как он забор ставил вокруг своего огорода и наткнулся на останки нашего бойца. Бойца шевелить не стал, а столб вкопал рядом. Показал он там тот столб и место, где попал на бойца. Забили мы там шурф и на глубине 0,5м в глине нашли чугунную сковороду и какие-то птичьи кости. Посмеялись мы весной над дедком и пошли себе дальше. И вот в сентябре мы решили еще раз наведать этот огородик. Приехали, спросили разрешения полопатить огород. Разрешл. Взяли пол-метра вглубь огорода от места где весной подцепили сковороду. И с первого же шурфа попадаем на останки бойца. Берем вправо на уровне, где попали на бойца - пусто. Ну думаем - один он тут лежит бедолага. Аккуратно выбираем его, а под ним лежит еще один, а строго под тем третий, а из под третьего бойца с глубины 1 м. вправо и вниз пошла основная яма. Подняли мы на том огороде 25 наших парней.... Вот вам и вещие сны...
Однажды в лагере, разливая в кружки чай из котелка по кругу, уже вечером, налил себе и котелок дальше передаю, на кружку дую и держу котелок в руке отведённой. и только хотел спросить, что он там, заснул, мол - нездоровая тишина вокруг костра напрягла. Справа никого не было, я передавал котелок в пустоту. Но я чётко знал, что кто-то сидит рядом, причём давно, потому и не глядя сунул ему чай.
Бывает, информация о конкретном месте в сны врывается. Устроились мы на ночлег, в окопе прямо, укрылись плащпалатками. Ночью приснился странный сон, я вижу бой который проходил именно в этом месте, вижу в какой ячейке был пулемётчик, в каких бойцы, где какая артиллерия. На утро начал копать по воспоминаниям сна и не ошибся.
Как-то раз ночью вылез человек из палатки - приспичило. Отошел от лагеря, пока шёл обратно - ему, так сказать, стало не по себе - у развилки, рядом с невысокими кустами, стояла призрачная фигура человека. Ночь выдалась не особо тёмная, и неподвижный тёмный силуэт явно выделялся на фоне ночного пейзажа. Силуэт не двигался. Он бегом до палатки и юркнул в мешок. Опасаясь насмешек, никому ничего не сказал. Прошёл день. На следущую ночь, ок.4 утра ситуация повторилась. Первый же взгляд в сторону - тёмный силуэт неподвижно стоял на своём месте, как бы глядя на лагерь. Парень вполз в палатку и нещадно затормошил друга.. "Видишь!..." "Да!" Долго копать не пришлось. На глубине около полуметра свернувшись в позе эмбриона, в остатках обгоревшего, промасленного комбинизона, в шлемофоне, лежал советский танкист. Видимо, горящему парню удалось выскочить из подожжёного танка.
Бывает, наоборот, начинаешь копать в окопе и возникает такое неприятное чувство, будто могилу кого-нибудь раскапываешь на кладбище, даже копать дальше перестаешь. Если такое ощущение присутствует, то часто дальше точно кости идут.
Отдельная тема - поведение природы, когда бойца поднимаешь. Весь день светило солнце, и тут - откуда не возьмись, дождь. Очень локально так, над тем куском местности, где работаешь. потом - снова ясно всё. Однажды даже град пошёл, когда танкиста собирали. У танка башню сорвало и его взрывом выбросило. Собрали, что осталось, и только вроде закончили - как сыпануло. А дождь - так это вообще обычное дело. Думаешь - всё, обратно по мокрой колее не выедем, а смотришь - дальше сухо всё, никакого дождя и не было. Вроде как последние следы человека с земли смывает.

>>385473
>>385416
Как же проигрываю с подробного рода хуйни.

>>385377
Это же ПалачНик, а так пасты годные

Бамп годноте

Извиняюсь за косность языка, редко пишу чего, но тут случай представился.

Служил в армейском госпитале, города Омска, удачно пристроился, вначале по компам помогал, потом санитаром, там службу и провел. Попал туда очень странно, вначале приехал на флюорографию, но место так понравилось, что сразу захотелось обратно и вот, всеми фибрами пожелав туда вернутся, совершенно необычный случай вернул меня обратно, а там мне сразу же предложили остаться.
Госпиталь этот слухами оброс конкретно, о чем слышал, расскажу и что сам испытал. Сам госпиталь был основан еще при царе, туда свозили раненных с войны, там же в центре было и кладбище, очень удобно. Именно в этом госпитале лежал Достоевский, когда писал свои "Записки из Мертвого Дома". На месте кладбища нынче стоит церковь, а также центральное отделение, здания, по-сути, на костях возведены, т.к. перерывали все это солдаты, а они, как известно, не очень тщательны.Ну это все предыстория...
Медсестры госпиталя и некоторые сотрудники боятся лишний раз выходить по-ночам, от них часто можно услышать жалобы на движущиеся силуэты, пару раз видели незнакомцев, не откликавшихся на обращения. Одну из медсестер преследовал человек однажды, он просто шел за ней, когда она его окликала, он останавливался, но ничего не отвечал, а через некоторое время скрылся, после этого случая медсестры одни почти не ходят ночью.
Мой предшественник - санитар из центрального отделения рассказал однажды, как ночью видел старика со старухой в своей комнате (точнее душевой, т.к. места для санитара не было, приходилось расстилать вечером на кушетке, возле двух душевых кабинок). Он проснулся оттого, что кто-то пинал кушетку, на которой он спал, открыв глаза, увидел в углу старика, пересрал он наверное жутко, но тут краем глаза заметил еще и старуху в темных одеждах, что стояла у его ног, в итоге он забился под одеяло и так пролежал какое-то время, трясясь, позже, набравшись смелости, выглянул и никого не увидел.
Когда он дембельнулся, я занял его место, никаких старух не встречал, но пару раз меня будили, стуча пальцем по голове или свистя в ухо, все разы я чуть было не просыпал. Вообще, не смотря на все рассказы, в госпитале я себя чувствовал очень хорошо, его энергетика буквально убаюкивает. Зимой туда слетались грачи, вороны и другие птицы, они буквально кружат над этим местом, затмевая небо, в зимние праздники, когда в городе особенно тихо, крик ворон слышно даже из зданий.

Будете в Омске, советую посетить это место, попасть туда можно через внутренний двор церкви.

>>385716
Поисковая мистика это отдельная тема, которая не вскрывалась особо на сначе. Тред что-ли создать? И чужих, и даже своих стори имею, есть что рассказать.

>>387617
Пили, очень интересно было бы почитать.

>>385369
>Сидел я около 10-ти минут
Врешь, сидеть в вонючем, страшном месте столько невозможно, максимум минуту. А если мучает запор, то лучше посрать когда сильнее приспичит. Дальше крохи доверия пропали, извини. Вы, графоманы, всегда прокалываетесь на чем-то. В следующий раз сочиняй правдоподобнее.

>>385376
Сначала идет описание реального места и действия, наблюдаемого рассказчиком, это видно по а не скажу. Но вот далее...
>занеся топор обеими руками
Твой Ваня долбоеб? Он же слышал только непонятный звук и не видел ничего. Зачем заносить топор на звук? Твой Ваня не может быть отличным, он странный. Короче малоправдоподобно.

>>385377
>что-то человекообразное. Худой торс, длинные руки и ноги, большие глаза, большой рот.
Огромная графомания и такое мизерное описание НЕХ - ты издеваешься? Это ни разу не правдоподобно, потому что если бы ты реально видел НЕХ, то описал бы ее во всех подробностях, поскольку это ключевая тема рассказа. Короче в следующий раз сочиняй лучше, а лучше вообще не сочиняй - обманывать не хорошо.

>>387666
Шерлок Холмс в треде.

>>385901
>Омск
Что, опять? Что-то уже не первый раз тут Омск фигурирует.

А вот страшилок не особо. А пока запилю стори из моей срочной службы.
Служил я в бригаде связи. Точнее мое подразделение являлось отдельной воинской частью. Но мы стояли там на полном довольствии и жили в бригадной казарме. И техника наша естественно стояла в их парке.
И однажды после вечерухи мне старшина говорит:
- Лысый пиздуй в парк, дежурного я предупредил он тебя пропустит. Вот тебе ключи и печать с пластилином. Гараж откроешь, вскроешь одну из машин и в кунге заберешь два огнетушителя. Затем технику закроешь, опечатаешь и закроешь ворота гаража. Их тоже опечатай не забудь ебаный в рот. Понял? Тогда алга блять.
Ну я и пошел. Иду значит. Остановился у мусорки покурил по фишке. И зашел в парк. Дежурный мне сказал мол печати взял? Я ответил да. Ну он взял у меня 6 сиг и пропустил. Подхожу к боксу. А темнота пиздец. Хоть глаза выколи. Пытаюсь дверь открыть. Нихуя не видать. Зажигалкой с горем пополам посветил и вскрыл наконец. Захожу включаю рубильник дежурного освещения и загорается красная лампочка. Нахожу нужную машину открываю ее и слышу странный звук. Цок, цок. Я немного напрягся. Но потом подумал хули, гараж железяк много от ветра что то зашевелилось..Залез в кунг и опять. Цок,цок. Причем что самое странное звук поначалу был как бы ниоткуда , а затем стал ближе и ближе ко мне приближаться. Я уже порядочно обосравшись начинаю вылазить и закрывать двери. Закрыть то их ума дохуя не нужно, но вот опечатать уже сложнее. Причем пластилин старшинский сука успел уже замерзнуть.И опять цок,цок. Тут надо немного отступить мне после второго раза звук этот показался странно знакомым. И я понял где я его слышал. В госпитале блять. От подбитых железом каблуков кирзачей которые носили дембеля ЖДВ. Приехавшие догаситься крайние недели до дембеля. Я немного расслабился но потом, снова напрягся. В бригаде никто блять, никто не носил кирзу. Все в берцах гоняли. И тот то началось самое интересное.
Начал мигать свет и этот цокот начал приближать непосредственно ко мне. Причем как будто перебежками. подбежит, отбежит. Я уже на похуй леплю пластилин в крышку хуярю печать и сваливаю. Добегаю до ворот и э то ебучий цокот начинает гнатся за мной. Внезапно я останавливаюсь как вкопаный и пиздарики не шелохнутся. Тут этот цокот останавливается и медленно начинает ко мне приближаться. С каким то странным хрипящим звуком. Вот тут то мне и пришел пиздец. Если бы не дежурный который вышел посмотреть не пизжу ли я там солярку. Его крик вывел меня из этого оцепенения и я побежал. Да так что аж пятки в жопу влипали. Что дальше было смутно помню. Прапор потом рассказывал ты мол белый как сметана вылетел из бокса меня чуть не сбил. Забежал в дежурку и двери закрыл. Че то матом орал. Успокоил он меня хорошей пиздюлиной. И чаем. Потом рассказал что я мол не первый такой. Оказалось что там в начале нулевых дембель за пару недель до дома повесился. Подруга мол написала что он ей нахуй не нужен больше. А он радовался кольцо ей уже купил .Вот и вздернулся.
Что это на самом деле было хз. Но рассказал как мог
связист кун
2013-2014

>>385389
>контрактник
>обзывает кого-то омежкой
))

>>385377
Было уже где-то

Бамп

>>385376
> тихое детское пение
Как же заебала эта хуйня. Самый наверное заезженный штамп.

>>387666
> сидеть в вонючем
Любой запах "приедается" за пару минут. Даже запах твоей мамаши.

>>387666
Двачую, если ему давило на клапан, то в такой обстановке можно просраться с грохотом секунд за 30. Как-то раз у бабки в деревне так же поперся срать ночью, 2-3 раза потужился и меньше чем за минуту сделал все дела.

>>385376
Меньше графомании, меньше. Сразу палишься, сказочник.

>>385369
>даже не вытерев жопу
Так история не закончилась, пили дальше, как и где подмывался.
>я естественно оказался пиздоболом
Ну естественно, надо было ему под нос свое немытое дупло ткнуть, сорт оф пруф.

>>387766
В Симпсонах.

На тему треда вспомнилась одна из любимых паст, пробирающая меня до мурашек.

>Служба есть служба, ничего не поделаешь, должен сохранять спокойствие даже тогда, когда надо уже нервничать. Иногда вопросов было больше чем ответов.
Было лето, середина июля, жарища. Половина служивших были на хозяйственных работах, когда часть подняли по тревоге. Все заняли свои места, в бункер забежал командир, явно взволнованный:
— Слушай приказ, солдаты! Тревога боевая, но нет повода для паники, это не война... Срочно слушать Тихий океан, о всех передачах докладывать.
Бункер «листал» частоты, то и дело натыкаясь на гражданские.
— Слышу передачу! Шифрование союзное! Передаёт бортовой номер...
— Проверить сигнал!
— Тащ. командующий, номера нет в списке кораблей...
— Слушать дальше! Вывести сигнал на динамики!
Дед обернулся через плечо: странный приказ, не по уставу...
— Есть устойчивый сигнал!
— Всем тихо! — проорал командир.
Передача велась на чистом русском. Транслировались координаты и сигнал о помощи.
— Приём! Приём! Это Союз! Веду бой! Прошу помощи у авиации.
— Приём! Приём! Это Союз! Мы запустили ракеты! Визуально подтверждаю детонацию боевой части! Взрывная волна пришла на 14 секунде после вспышки. Повреждения термические, минимальные, по правому борту. Потери команды — 12 со стороны вспышки.
Командир напряженно слушал.
— Меня кто-нибудь слышит? Это атомный линкор Советский Союз! Прошу помощи! Веду б... — передача скрылась в волне шума.
Вы спросите что странного в этой истории? Линкор проекта 23 Советский Союз не построен вообще и уж точно не был атомным. Не меньше вопросов оставили слова «про вспышку».

>>388838
>Не меньше вопросов оставили слова «про вспышку».
Обычный спецбоеприпас. Больше вопросов у меня оставили все остальные слова - ну не выражаются так в радиообмене, хоть ты в ебенячье будущее телпортируйся. Алсо, паста - паста со "Встречного катаклизма" бай Березин.

>>388838
> потери команды 12
Хули команда шароебилась на палубе? Кого в таком бою понадобилось бы считать потери? Да и передача открытым текстом это бред какой-то
мимо-с-военача

>>385369
ПРАПОР ПОСТРОИЛ СОРТИР С КРИПОТОЙ
@
СОЛДАТЫ СРУТ МАКСИМАЛЬНО БЫСТРО
@
НАЧАЛЬНИК ЧАСТИ ДОВОЛЕН
@
СОЛДАТЫ ВМЕСТЕ С ГОВНОМ ОТКЛАДЫВАЮТ И КИРПИЧИ
@
ЕЩЕ И ВЫГОДНО

>>388844
>>388852
Who you gonna call? Warmachiners!

>>385709
нахуя я это читал? нихуя не понятно. это связанно со следующим постом? а то опять прочту и хуй пойму что.

>>385376
>Стояли мы в лесу, вроде где-то около Омска
Дальше не читал.

>>385724
Лол, поясните че это за хуйня?

>>397492
https://mrakopedia.org/wiki/%D0%94%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B8%D0%B9_%D1%83%D0%B7%D0%B5%D0%BB