Как это обычно бывает, идея посетившая столь неожиданно, столь спонтанно, вызывает бурю энтузиазма, планов по реализации, вдохновения и т.д. Кажется, вот оно, то, что все изменит, заставит взглянуть на мир по-другому, вырвет из кабалы и послужит пинком для дальнейших изменений. Чувство, которое ничто уже не сможет омрачить, и на душе становится как-то по-детски весело и спокойно. А затем, после первого похода в туалет, пары часов богатырского сна, 20 минут здорового онанизма, да похуй, любого действия, хоть на минуту возвращающего тебя в панцирь обыденности это чувство просто улетучивается, и поймать его снова почти невозможно. И невозможно опять так же в мгновенье наполниться приятным чувством непреодолимой решимости, готовности рушить собственноручно воздвигнутые догмы, взять и просто развернуться на 180 градусов. Вот тогда-то и становится тоскливо. По-настоящему тоскливо, тоскливо от невозможности что-то изменить, тоскливо от окружающего тебя уебанства и лицемерия, тоскливо от осознания того, что самый главный убеан и лицемер – это ты сам, тоскливо оттого, что уверен, что так и нужно, тоскливо оттого, что получаешь от этого удовольствие и живешь так изо дня в день…
А потом это проходит. Просто выключается, неожиданно, так же, как и нахлынуло. Возможно это механизм психологической защиты, чтобы уберечь социум от массовых самоубийств или, с другой стороны, появления пары-тройки тысяч Иисусов Христов, прошаривших, что можно делать на этом деньги.
И снова превращаешься в креветку, неторопливо ползешь по накатанной поколениями колее, покоряешь одобренные морально-этическим ГОСТом вершины, намечаешь новые цели, такие же пустые, как и предыдущие, такие же бессмысленные, как и у остальных…
Так получилось, что исторически в обществе утверждена следующая схема существования: [рождение] – [детство] – [обучение] – [карьера] – [достойное и обеспеченное существование], последние три этапа которой представляют собой безумную, с пеной у рта, гонку за фантомами долгой-и-счастливой жизни. И каждый этап непременно обязан научить человека быть еще большим хуйлом для достижения весомого результата на следующем отрезке жизни.
Можно конечно включить в общую схему еще множество этапов, как то: поиск спутника жизни, нарождение детей (обреченных стать такими же праздношатающимися по жизни моллюсками, как и ты), строительство дома, а так же болезненное лечение венерического букета, подаренного каким-нибудь трапом во время поездки в Таиланд и срок за хищение пары сотен тысяч долларов в какой-нибудь мультинациональной корпорации (в которой ты был, без сомнения, очень важным человеком, пока не спалился). Это не суть важно, конец-то все равно один. Участок на кладбище да добрая (и то не всегда) память.
Теоретически, человек в условиях демократического строя может выбрать для себя любой путь, игнорировать общепринятые нормы и идти за тем, за чем сам захочет. А зачем мы хотим идти? Да за тем же, зачем и тысячу лет назад: за деньгами и властью. Ибо полагаем, что галочки на этих пунктах сделают наши дни счастливее и заставят солнце светить ярче. Ошибочно это мнение или нет – какая разница? Факт, что мы готовы на все ради обретения призрачного счастья. Продаются все, цены разнятся. Вы бы убили за миллион рублей? А за миллион долларов? Миллиард? Как сказал один товарищ: «Не берет только Иисус. Руки прибиты».
И пишутся тысячи книг о том, как быстро и много заработать, как все это удержать и как грамотно потратить, штампуются техники совращения и подчинения, манипулирования «всем-для-всех». И мы покупаем все это дерьмо, стараясь приблизиться к мнимому идеалу, заполнить пустоту внутри и хоть как-то обосновать собственное существование.
А что остается? Что способно сделать нас счастливыми? Что способно заставить нас улыбаться, когда мы просыпаемся? Что способно заставить нас заметить, как красиво, как ОХУЕННО красиво в центральном парке осенью, как до дрожи в ногах приятно бесцельно шататься по городу в это время? Что способно заставить нас вспомнить то упоительное чувство, которое постоянно испытывал в детстве, часами бегая в ледяном городке зимой, перекидываясь снежками с друзьями, катаясь дотемна на снежной горке (которая тогда казалась просто цитаделью), не замечая тридцатиградусного мороза? Когда приходишь домой с ног до головы мокрый, с красной мордой, и с валенками, полными снега, а мама стоит и ругает тебя за то, что забыл зайти по дороге за хлебом. Но даже ругает она тебя любя, и от ее ворчания тебе немножко стыдно, но в то же время радостно, радостно оттого, что на дворе зима, оттого что сугробы по пояс и оттого, что дома так тепло, в то время как на улице такой мороз. Что может заставить нас снова испытать те чувства, которыми мы жили до того, как узнали, что значит быть пьяным или обдолбанным, до того, как узнали, что такое секс, до того, как оценили власть денег? Я не знаю. И от этого тоже временами становится по-настоящему тоскливо…
