Коля расцвёл от предстоящего веселья, и они с режиссёром стали планомерно напиваться, общаясь о самых разных вещах. Наконец, когда состояние Коли достигло предела искренности, сыктывкарец спросил в лоб:
— А вот что ты думаешь… об однополой любви?
Коля растерялся, но честно ответил:
— Я ничего… не против… Но я… Это не для меня. Хотя многие великие люди…
— Величайшие! — поднял палец вверх режиссёр.
— Да… Фрейд считал, что все от природы — и туда и сюда… А там уж — как сложится…
— Фрейд — великий гений! — воскликнул режиссёр. — Но… Вот если ты мне нравишься, что мне теперь делать? Коля смешался, затем уверенно заявил:
— Ну… Я сожалею, но я люблю женщин!
— Ну, а если минет — какая тебе разница?
Коля задумался.
Вдруг импульс удальства пронзил его разум, уничтожая осторожность и сметая заложенные воспитанием и опытом устои. Колю обуял неожиданный азарт, и он ощутил восторг приближения возможности полной свободы. Он резко выпил, привстал и храбро отчеканил:
— Минет можно.
Через пять минут Коля лежал в комнате со спущенными штанами и трусами, а режиссёр сосал его член. Коля смотрел и видел его горящие огнём свершающегося счастья глаза сквозь полумрак; сыктывкарец крепкими пальцами поглаживал Колин живот, причмокивая; отстранялся на миг, чтобы обозреть торс Козлова, будто желая убедиться, что это в самом деле происходит; вожделенно шептал: «О, мой Давид! О, мой Давид!» — и вновь продолжал. Его щёки наждачно тёрлись о Колины ляжки, когда он кидался целовать его яички, словно губы любимой. Козлов в начале не испытывал ничего, но когда режиссёр провёл языком по уздечке головки, пощекотав отверстие канала, а потом заглотил почти всю мотню, Колю охватило мощнейшее наслаждение, и он излил в глотку режиссёра обильную порцию своего горячего семени. Тот поперхнулся, закашлялся, отпрянул, затем проглотил сперму и благодарно пробормотал:
— Спасибо!..
«Что я наделал! — в ужасе подумал Коля Козлов. — Я что теперь — пидор?!»
— О, мой Давид, о, мой Давид… — заворковал режиссёр, устремляя свои руки к паху Коли.
— Всё! — вырвалось у Козлова. — Я сказал! Пошёл на хуй!
Режиссёр отскочил, будто ударенная камнем собачка, лёг на свою постель и тяжело задышал. Когда на следующее утро Коля проснулся, его уже не было.
Я натурал, но хуй стоит колом