Последние слова последней книжки про Фандорина. Даже если еще будут, они будут по времени раньше этих слов.
Вдруг голос, очень знакомый, но уже не вспомнить чей, зашептал Фандорину на ухо сказку, под которую когда-то было так страшно засыпать: «В черном-черном городе, на черной-черной улице, в черном-черном доме…»
Столько книг, столько людей, а в конце - абзац, короткий абзац про детские "страшилки", которые они ночью рассказывают шепотом. Последний всплеск фольклора в России, чуть-чуть еще плеснуло на анекдотах в 90-е и все, фольклор кончился. Начались тексты, интернеты, каждый новый текст фиксируется и каменеет, есть "оригинал", с которым сверяется каждая копия.
И Акунин, вроде бы принижая себя, я так, глупый мальчик, который пересказывает где-то слышанные истории, которого утром разбудит пионервожатый и он побежит умываться и чистить зубы зубным порошком у фонтанчика, в тот же самый миг возвеличивает себя до всей культуры, которая вышла из фольклора и заменила его собою, замкнулась в какую-то колоссальнюу полупрозрачную змею, котрая из последнего вздоха фольклора создает саму себя, а потом сама же этот вздох душит, но до того, как вознинуть самой.
я так про каждую книжку могу думать, честно. Над детективами еще норм, а если что серьезное, что угодно посложнее беллетристики, меня прям накрывает так, что я сижу с выпученными глазами, как пикрелейтед, и охуеваю. Я Улисса двадцать страниц прочитал, помню, меня в больницу увезли, я настолько охуел
СПГС-80лвл-кун
