Всем похуй, да?

>>445586
Они там сложным образом ебут друг в друга в жопы, а все эти итоговые списки — это что-то вроде выкинутого после собственно ебли презерватива.
К по-настоящему интересной литературе это всё не имеет никакого отношения.

Наш "Букер" — своего рода франшиза знаменитой британской литературной премии. Он вручается с 1992 года и с финансовой точки зрения (победитель получает 1,5 млн рублей) находится на втором месте в рейтинге книжных наград: выше только "Большая книга" с 3 млн.

У "Букера" довольно четкая цель — он определяет лучший русскоязычный роман года. То есть жюри своим выбором дает понять, каким должен быть современный русский роман. Врученный вечером 1 декабря "Букер-2016", который достался Петру Алешковскому за роман "Крепость", отвечает на этот вопрос следующим образом.

Во-первых, толстым: в "Крепости" 600 страниц.


Во-вторых, не про Москву: действие разворачивается в вымышленном Деревске, в котором внимательный читатель узнает Торжок, и его окрестностях.

В-третьих, это должна быть книга одновременно и о современности, и историческая: действие "Крепости" происходит в наше время, но героя посещают видения из XIII века о монгольских ханах.

В-четвертых, это роман о неудачнике: на первой же странице главного героя увольняют с работы и от него уходит жена.

В-пятых, это роман о фанатике в лучшем смысле слова: археолог Мальцов безумно влюблен в свою работу и старинную крепость города Деревска.

В-шестых, это роман о профессии, отчасти даже производственный: Алешковский — историк по образованию, участвовал в раскопках и про археологию с историей пишет со знанием дела.

В-седьмых, это роман о противостоянии человека и системы: против Мальцова и власть, и крупные деньги. Напоминает фильм Андрея Звягинцева "Левиафан"? Да, всем напоминает.

В-восьмых, роман должен быть написан без малейшей жалости к читателю. Тут сложноподчиненные предложения переплетаются друг с другом в сложный клубок, а, чтобы читателю мало не показалось, автор использует не самые распространенные в современном русском языке выражения: "Нищета фистуляла утиными шажками в кожаных поршнях, от ношения которых пятки растаптывались вширь, как неподкованные копыта, а вросшие в дикое мясо ногти толщиной в пятак люди приучались терпеть до последнего, пока хромота не заставляла расщедриться на полушку для мучителя-лекаря, что вырывал ногти в темной каморке на базаре с громким хеканьем малыми копытными щипцами".
В тексте тесно от метафор: "Ее щеки покраснели, маленькие груди, похожие на два граната, выпирали из майки, как войско, готовое сорваться в атаку. Она откидывала лезшую в глаза прядь одним резким движением, как конь, в нетерпении бьющий копытом".

И наконец, в-девятых, это роман, в котором все либо белое — собственно Мальцов, либо черное — по сути, все остальные, которые или жулики, или карьеристы, или не понимают.

Вот так выглядит русская проза образца 2016 года по версии "Русского Букера". К счастью, она не вся такая. Наверное, с точки зрения далекого от премиальных дел читателя, фаворитом из шорт-листа выглядела не "Крепость" Алешковского, а "Зимняя дорога" Леонида Юзефовича, документальный роман, который рассказывает о последнем эпизоде Гражданской войны в России и о двух его героях — белом генерале Пепеляеве и анархисте Строде. Или, скажем, казались неплохими шансы изысканной саги Сухбата Афлатуни (псевдоним прозаика Евгения Абдуллаева) "Поклонение волхвов".

Но это с точки зрения читателя. Если же оценивать шансы на "Букера" изнутри, то здесь работает другая арифметика. Важно, например, сколько раз автор попадал в шорт-лист. Скажете, что это не очень честно? Ну так в жюри тоже сидят люди. Бывает, что у каждого свой фаворит и, переругавшись, члены жюри выбирают того, кто давно стоит в очереди. Для Алешковского это уже четвертая попытка. Обычный бог любит троицу, букеровский бог предпочитает цифру 4.

Если резюмировать, то "Крепость" — тяжеловесная, старомодная, наивная, безыскусная, но честная проза без намека на эксперимент или хоть какую-нибудь литературную инновацию. За автора, который давно шел к награде, можно только порадоваться. Но у премий есть одна печальная особенность: людям нравится их получать и у книги-лауреата могут появиться клоны, а у автора — подражатели. От прекрасного будущего, в котором все пишут "Крепости", становится грустно.

>>445601
>маленькие груди, похожие на два граната, выпирали из майки, как войско, готовое сорваться в атаку
Блядь. Если бы я такую хуйню в книге увидел, я бы её дропнул и сжёг.

Пользователи фейсбука начали делиться своими «любимыми» цитатами из «Крепости», а критик Константин Мильчин и вовсе заявил, что роман написан без малейшей жалости к читателю. Вот несколько цитат.

Слеза, сочившаяся из-под воспаленных век, попав на конец сигареты, шипела и фыркала, как кошка, получившая щелбан по носу, а трескучая искра, соскочив с сигаретного кончика, норовила впиявиться в штаны и добраться, прожигая в слежавшейся вате тлеющую змеиную дорожку, до интимной глубины и жестоко укусить еще не отмершие вконец тайные уды страдальца.

Ее щеки покраснели, маленькие груди, похожие на два граната, выпирали из майки, как войско, готовое сорваться в атаку. Она откидывала лезшую в глаза прядь одним резким движением, как конь, в нетерпении бьющий копытом.

Литовский мальчишка-конюх замешкался с лошадьми на водопое. Тени их тянулись по страшной воде прочь от берега, ноги неестественно выросли и стали тонкими, словно у карамор. Лошади жадно пили воду, от их морд расходились по воде колышущиеся круги. Длинноногие создания покачивались на этой затейливой стиральной доске, кони-чудовища казались забрызганными каплями солнечной крови. Они мерно брели, не удаляясь ни на шаг, словно несли на себе невидимых пока всадников Апокалипсиса.

Смола покрыла его голову и плечи, стекала на грудь и густела, превращая его в живой сталагмит, в подобие трилобита, чей хитиновый экзоскелет застыл в известняке, став его микроскопической частью с тех пор, когда вся земля в здешних широтах еще была теплым морем. Скрюченный наподобие эмбриона, он не испытывал ни холода, ни голода, и нет-нет да вспыхивали перед глазами непонятные искры, и ему казалось тогда, что он сидит около костра, и лицо начинало ощущать ласкающий его жар.

Нищета фистуляла утиными шажками в кожаных поршнях, от ношения которых пятки растаптывались вширь, как неподкованные копыта, а вросшие в дикое мясо ногти толщиной в пятак люди приучались терпеть до последнего, пока хромота не заставляла расщедриться на полушку для мучителя-лекаря, что вырывал ногти в темной каморке на базаре с громким хеканьем малыми копытными щипцами.

>>445610
Я не могу такую бессмысленную и затейливую хуйню читать уже. Всегда ожидаю последующее землеебство или что-то в подобном роде.

А почему Юзу Алешковскому не дали? "Николай Николаевич" шыдевр жи.

Начал читать эту Крепость, осилил где-то 50 страниц на телефоне. Говно какое-то, думаю дропнуть.
Кто читал, скажите, будет ли дальше ИНТЕРЕСНО?

>>445229 (OP)
Юрий Лоза опять в пролёте снова?

>>445715
Поясни, с чего у тебя подгорело?

>>445737
С Юрия Лозы, очевидно же.

>>445604
Аналогично. И еще редактора стоило бы выебать и расстрелять.