И да, как считаете,;:;:---- кто сгорел, того не подожжешь?

бамп. палите стихи, сучки

Хвала отчаянью Полозковой погугли. Рыдал как сучка.

>>167461536 (OP)
Ахматову почитай, мне её творчество нравится

>>167461751
Сейчас скину тебе один

>>167461751

>>167461764
кидай

>>167461536 (OP)
Не проецируй нигер. Скоро ты будешь расстрелян люпфахте

>>167461536 (OP)
Вот тебе мои стихи:

Твой рэп
Сладкий хлеб

Держи Ахматову
Услышишь гром и вспомнишь обо мне,
Подумаешь: она грозы желала…
Полоска неба будет ярко-алой,
А сердце будет как тогда – в огне.
Случится это в тот московский день,
Когда я город навсегда покину
И устремлюсь к желанному притину,
Свою меж вас ещё оставив тень.

>>167461536 (OP)
От этого каждый раз плачу.

JE SUIS CHARLIE

Клоуны в лужах крови уснули,
Дойдя последней линии до.
Хулили Бога, а Богу – хули?
Бог не читает «Шарли Эбдо».

В мозги, как в масло, входили пули
Текло что-то липкое цвета бордо.
Во имя Бога? А Богу – хули?
Бог не читает «Шарли Эбдо».

Смерть для Бога – дело житейское.
- Журнал бы смешнее делать могли, -
Ворчал Создатель, по Елисейским
Шагая с плакатом Je Suis Charlie.

Его в толпе узнавали люди –
В ночнушке, с нимбом и бородой,
А он гордился, что завтра будет
На новой обложке «Шарли Эбдо»

>>167461857
Прости уж, но не понимаю, что в этом такого.
мимо

>>167461784
https://rutube.ru/video/5ac58b4f02e6fde894120dfa937b1ebf/

Мне подарили розовые розы
за то, что я свои угрозы
так срифмовал, что в горле ком.
Давайте лучше о другом;
стихи не стоят разговора,
и однозначно - большего позора,
чем быть ментом, наверно, нет,
и что через десяток лет
изменится картина мира,
... всё это было, было, было...
Всё те же счёты с жизнью, хоровод.
Но это говорит народ,
мешая прозу со стихом.
И пусть мы ходим под кнутом
в стране, которой больше нет,
но вот, что скажет вам поэт
- Россия больше, чем страна
и даже целый мир.
Ей место в сердце,
а на карте -
один мираж.
Мне выборгской сороки стук
куда роднее,
чем гимна ошалевший звук,
что снова пламенеет.
И те же морды говорят,
что этак, а что так.
Но бледно-розовый закат
словами не отменишь.
И розы на полу, в грязи
останутся цветами.
Рабы останутся людьми.
Менты - ментами.

02.25. 12.11.09.

>>167461784
https://www.youtube.com/watch?v=1GVlDslpLBA

>>167461857
Параша от чээсвэшной тупой пизды.

>>167461814
нахуй послан
>>167461853
съебал отсюда
>>167461857
ты тян?

Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.

Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.

Вот вам два стихотворения, которые кидаю в подобные треды:

(по книге Артуро-Перес Реверте "Баталист". Советую. Снайпер и военный фотограф на крыше)
Всё дело не в снайпере: это его работа,
он просто считает погрешность и дарит свет,
прицел, запах пота, и выстрел – восьмая нота,
и нет ничего романтичного в этом, нет.

Ни капли романтики в складках небритой кожи,
в измученном взгляде – страшнее всех параной,
он так – на винтовку, на спуск, на прицел похожий–
чудовищно сер, что сливается со стеной.

Поправка на ветер, ввиду горизонта – тучи,
движение пальца, родная, давай, лети,
он чует людей, как по подиуму, идущих,
и смотрит на них в длиннофокусный объектив.

Ребёнок ли, женщина, это не так уж важно,
холодные пальцы, холодная голова,
бумажный солдат не виновен, что он бумажный,
хорват же виновен, к примеру, что он хорват.

Все лягут в могилу, всех скосит одна перчатка,
по полю пройдётся прицельный железный серп,
бредущие вниз постепенно уйдут из чата:
серб тоже виновен, постольку поскольку серб.

Мы вместе на крыше. Мой палец дрожит на кнопке.
Я весь на пределе, поскольку ловлю момент,
когда же он выстрелит, жмётся в бутылке пробка,
он – главный на крыше, я – просто дивертисмент.

Снимаю глаза, чуть прищуренные, так надо,
снимаю движение взгляда, изгиб плеча,
ты здесь, в объективе, небритый хозяин ада,
сейчас заменяющий главного палача.

Ты Бог мой, мишень, ты мой хоспис, моя отрава,
моё хладнокровие, снайпер, готово сдать,
а я всё снимаю твоё – эксклюзивно – право
прощать и наказывать, путать и расплетать.

Ты в фокусе, снайпер, ты – фокусник под прицелом –
с прицелом в руках, с перекрестием на зрачке,
в момент фотоснимка ты перестаёшь быть телом,
карающий идол на крошечном пятачке.

Лишь десять секунд ты их гонишь, как мячик в лунку,
по пыльной дороге в колёсных стальных гробах;
модели твои – точно лица с полотен Мунка,
не знают о том, кем решается их судьба.

А он говорит мне с улыбкой, снимай, фотограф,
я знаю твой стиль, я журналы твои листал,
я тоже умею быть умным, красивым, добрым,
таким же, как все, без вживлённого в глаз креста.

Но помнишь, вчера на пригорке,
вон там снимал ты каких-то вояк, поедающих сыр с ножа?
Я палец на кнопке держал полминуты с малым.
Но я милосердней тебя. И я не нажал.

>>167462030
Хохол, привет

>>167462038
И второе.

Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.

>>167461536 (OP)
Ну раз Есенин зашел: Бродский, Лермонтов.

>>167462067
Примеры

О, мой Боже, как невинно
дети прутся с героина -
ангелочки двух-трех лет.
Сами лезут на коленки,
под иглу подставив венки
просят дозу, что конфет.

На приходе жарки чутки
томно нежатся малютки,
облепив меня впотьмах,
то подсунутся под мышку,
то подлезут под лодыжку,
то уткнутся в терпкий пах.

Говорю им: "Спойте, лоли,
быть на свете хорошо ли
наркоманкой-малышом?"
- Кайф! Ништяк! - щебечут пташки,
кто в носочках, кто в рубашке,
кто и вовсе нагишом.

Проступает жемчуг пота
в складках тел их, вот забота,
утоляй теперь их жар.
И хотя язык мой ловок
нет, видать, таких уловок,
чтоб закончился нектар.

Слившись в липком притяженье
мы дрожанье, копошенье,
ком из кожи и волос,
и на это все взирая
где-то в закуточке рая
мастурбирует Христос.

>>167462123
>>167462066
Вот тебе Бродский.

Правда, что Пушкин был объебам чарасом 24/7? А Лермонтов гонял тяжесть по венам?

Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.
Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.
Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.
Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.
Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.
Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Его зарыли после схватки.
Стоит звезда из жести там
И рядом тополь — для приметы…
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.
Письмо нам утром принесли…
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли —
Уж вы простите нам, солдатам.
Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.
Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем,
А старый, если и придет,
Вам будет все равно не нужен.
Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.
Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова…
Вот именно: «не утруждал»..,
Вы побольней искали слова.
И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.
«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»..,
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.
Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить, —
К несчастью, в жизни все бывает.
Но как могли вы, не пойму,
Стать, не страшась, причиной смерти,
Так равнодушно вдруг чуму
На фронт отправить нам в конверте?
Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам не нужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним там, с мужем ли, не с
мужем,
Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.
Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных,
В своей душе их не нашли —
Так заняли бы где угодно.
В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь —
Вам написали б эти строки;
Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли.
Поклон за душу их большую.
Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают — вы тому виною,
Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.
Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?
На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.
Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.
А бывший муж ваш — он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.
Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратясь с войны,
С другим вас под руку не встретит.
Лишь за одно еще простить
Придется вам его — за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.
Уж ничего не сделать тут —
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.
О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно —
Так я от имени полка
Беру его слова обратно.
Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.
По поручению офицеров полка

в жопу ебаться, сосать ли хуи?
подумай, тебе решать.
хризантемы уж давно отцвели
плачь, насилуй кровать

>>167462050
Для долбоебов объясняю. Это стих Лермонтова

>>167461536 (OP)
ПАМЯТИ МАРКА АВРЕЛИЯ

1. Трезвое и совершенно спокойное настроение
Никогда не приводит к появлению подтянутых строк.
А стихи надо писать со всем стремлением,
Как народный артист выпиливает треугольный брелок.

2. А тут идет дождь, и совершенно нет сил, чтобы
Сосредоточиться. Лежишь себе, лежишь на спине,
И не глядя ясно, что в соседнем доме окна желты,
И недвижный кто-то людей считает в тишине.

3. Но тоска очищает. А испытывать счастье осенью — гаже,
Чем напудренной интеллигентной старухе давать минет.
Отдыхай, душа. Внутренний плевок попадет в тебя же,
А внешний вызовет бодрый коллективный ответ.

4. Так и живешь. Читаешь всякие книги, думаешь о трехметровой яме,
Хоть и без нее понятно, что любая неудача или успех —
Это как если б во сне ты и трое пожарных мерились хуями,
И оказалось бы, что у тебя короче или несколько длинней, чем у всех.

5. Размышляешь об этом, выполняя назначенную судьбой работу,
И все больше напоминаешь себе человека, построившего весь расчет
На том, что в некой комнате и правда нет никакого комода,
Когда на самом деле нет никакой комнаты, а только Коммод.

6. Бывает еще, проснешься ночью где-нибудь в полвторого
И долго-долго глядишь в окно на свет так называемой Луны,
Хоть давно уже знаешь, что этот мир — галлюцинация наркомана Петрова,
Являющегося, в свою очередь, галлюцинацией какого-то пьяного старшины.

7. Хорошо еще, что с сумасшедшими возникают трения
И они гоняются за тобой с гвоздями и бритвами в руках.
Убегаешь то от одного, то от другого, то от третьего,
И не успеваешь почувствовать ни свое одиночество, ни страх.

8. Вообще, хорошо бы куда-нибудь спрятаться и дождаться лета,
И вести себя как можно тише, а то ведь не оберешься бед,
Если в КГБ поймут, что ты круг ослепительно яркого света,
Кроме которого во Вселенной ничего никогда не было и нет.

>>167462123
Маслаков хорошо Бродского декламировал. Поищи-послушай. В параше или хуяндекс музыке должны быть. От ~ 40 сек записи, до 7 минут.

Теркина наверни, Оп.

Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда...

Кому память, кому слава,
Кому темная вода, -
Ни приметы, ни следа.

Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лед,
Погрузился на понтоны
Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся
И пошел. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым.

Как плоты, пошли понтоны,
Громыхнул один, другой
Басовым, железным тоном,
Точно крыша под ногой.

И плывут бойцы куда-то,
Притаив штыки в тени.
И совсем свои ребята
Сразу — будто не они,

Сразу будто не похожи
На своих, на тех ребят:
Как-то все дружней и строже,
Как-то все тебе дороже
И родней, чем час назад.

Поглядеть — и впрямь — ребята!
Как, по правде, желторот,
Холостой ли он, женатый,
Этот стриженый народ.

Но уже идут ребята,
На войне живут бойцы,
Как когда-нибудь в двадцатом
Их товарищи — отцы.

Тем путем идут суровым,
Что и двести лет назад
Проходил с ружьем кремневым
Русский труженик-солдат.

Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минет ли в этот раз?

Налегли, гребут, потея,
Управляются с шестом.
А вода ревет правее -
Под подорванным мостом.

Вот уже на середине
Их относит и кружит...
А вода ревет в теснине,
Жухлый лед в куски крошит,
Меж погнутых балок фермы
Бьется в пене и в пыли...

А уж первый взвод, наверно,
Достает шестом земли.

Позади шумит протока,
И кругом — чужая ночь.
И уже он так далеко,
Что ни крикнуть, ни помочь.

И чернеет там зубчатый,
За холодною чертой,
Неподступный, непочатый
Лес над черною водой.

Переправа, переправа!
Берег правый, как стена...

Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна.

Было так: из тьмы глубокой,
Огненный взметнув клинок,
Луч прожектора протоку
Пересек наискосок.

И столбом поставил воду
Вдруг снаряд. Понтоны — в ряд.
Густо было там народу -
Наших стриженых ребят...

И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди теплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно...

Под огнем неразбериха -
Где свои, где кто, где связь?

Только вскоре стало тихо, -
Переправа сорвалась.

И покамест неизвестно,
Кто там робкий, кто герой,
Кто там парень расчудесный,
А наверно, был такой.

Переправа, переправа...
Темень, холод. Ночь как год.

Но вцепился в берег правый,
Там остался первый взвод.

И о нем молчат ребята
В боевом родном кругу,
Словно чем-то виноваты,
Кто на левом берегу.

Не видать конца ночлегу.
За ночь грудою взялась
Пополам со льдом и снегом
Перемешанная грязь.

И усталая с похода,
Что б там ни было, — жива,
Дремлет, скорчившись, пехота,
Сунув руки в рукава.

Дремлет, скорчившись, пехота,
И в лесу, в ночи глухой
Сапогами пахнет, потом,
Мерзлой хвоей и махрой.

Чутко дышит берег этот
Вместе с теми, что на том
Под обрывом ждут рассвета,
Греют землю животом,-
Ждут рассвета, ждут подмоги,
Духом падать не хотят.

Ночь проходит, нет дороги
Ни вперед и ни назад...

А быть может, там с полночи
Порошит снежок им в очи,
И уже давно
Он не тает в их глазницах
И пыльцой лежит на лицах -
Мертвым все равно.

Стужи, холода не слышат,
Смерть за смертью не страшна,
Хоть еще паек им пишет
Первой роты старшина.

Старшина паек им пишет,
А по почте полевой
Не быстрей идут, не тише
Письма старые домой,

Что еще ребята сами
На привале при огне
Где-нибудь в лесу писали
Друг у друга на спине...

Из Рязани, из Казани,
Из Сибири, из Москвы -
Спят бойцы.
Свое сказали
И уже навек правы.

И тверда, как камень, груда,
Где застыли их следы...

Может — так, а может — чудо?
Хоть бы знак какой оттуда,
И беда б за полбеды.

Долги ночи, жестки зори
В ноябре — к зиме седой.

Два бойца сидят в дозоре
Над холодною водой.

То ли снится, то ли мнится,
Показалось что невесть,
То ли иней на ресницах,
То ли вправду что-то есть?

Видят — маленькая точка
Показалась вдалеке:
То ли чурка, то ли бочка
Проплывает по реке?

- Нет, не чурка и не бочка -
Просто глазу маята.
- Не пловец ли одиночка?
- Шутишь, брат. Вода не та!
Да, вода... Помыслить страшно.
Даже рыбам холодна.
- Не из наших ли вчерашних
Поднялся какой со дна?..

Оба разом присмирели.
И сказал один боец:
- Нет, он выплыл бы в шинели,
С полной выкладкой, мертвец.

Оба здорово продрогли,
Как бы ни было, — впервой.

Подошел сержант с биноклем.
Присмотрелся: нет, живой.
- Нет, живой. Без гимнастерки.
- А не фриц? Не к нам ли в тыл?
- Нет. А может, это Теркин? -
Кто-то робко пошутил.

- Стой, ребята, не соваться,
Толку нет спускать понтон.
- Разрешите попытаться?
- Что пытаться!
- Братцы, — он!

И, у заберегов корку
Ледяную обломав,
Он как он, Василий Теркин,
Встал живой, — добрался вплавь.

Гладкий, голый, как из бани,
Встал, шатаясь тяжело.
Ни зубами, ни губами
Не работает — свело.

Подхватили, обвязали,
Дали валенки с ноги.
Пригрозили, приказали -
Можешь, нет ли, а беги.

Под горой, в штабной избушке,
Парня тотчас на кровать
Положили для просушки,
Стали спиртом растирать.

Растирали, растирали...
Вдруг он молвит, как во сне:
- Доктор, доктор, а нельзя ли
Изнутри погреться мне,
Чтоб не все на кожу тратить?

Дали стопку — начал жить,
Приподнялся на кровати:
- Разрешите доложить.
Взвод на правом берегу
Жив-здоров назло врагу!
Лейтенант всего лишь просит
Огоньку туда подбросить.
А уж следом за огнем
Встанем, ноги разомнем.
Что там есть, перекалечим,
Переправу обеспечим...

Доложил по форме, словно
Тотчас плыть ему назад.

- Молодец! — сказал полковник. -
Молодец! Спасибо, брат.

И с улыбкою неробкой
Говорит тогда боец:
- А еще нельзя ли стопку,
Потому как молодец?

Посмотрел полковник строго,
Покосился на бойца.
- Молодец, а будет много -
Сразу две.
- Так два ж конца...

Переправа, переправа!
Пушки бьют в кромешной мгле.

Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.

>>167461536 (OP)
Спасибо тебе за безумие за твоё
За то, что хотя никогда я не жил толково –
Ты любишь меня: ненормального, нетакого.
Вино наше – яд, хлеб нам выела спорынья.

Спасибо тебе – ежедневно и ежечасно.
Блаженны безумные, только, увы, несчастны,
Они одиноки в безумии – но не я.

А мне повезло: мне не надо прилично, чинно
Скрываться всю жизнь под нормальной чужой личиной,
И делая вид, что системы исправлен сбой.

И в мире, где все на рога надевают нимбы,
Где каждый второй притвориться хотел другим бы,
Великий мой дар – оставаться всегда собой:
С тобой,
и судьбой – ненормальной, неугомонной,
Вовек не гоняясь за славой и за мамоной,
И вслух презирая двуличие и враньё,
Смеясь, когда кличут меня дураком, балбесом,
Шутом, бунтарём, полудурком и даже бесом –
Да, я бесноват, и одежда моя – тряпьё,
Камнями избит, кровоточу, наколобродив!

Но я не один перед всеми ору, юродив –
Спасибо тебе.

Пусть слетается вороньё,
Вдвоем мы сильней, и сильнее безумство наше,
И страшно-нормальный мир нам уже не страшен.

Спасибо тебе за безумие за твоё.

>>167461536 (OP)
Первый залп был похож на пощечину,
второй разорвал плечо,
а от третьего стало в груди моей горячо.
И пока я лежал на земле и царапал ногтями ее,
и пока я сквозь крошку зубную выхаркивал имя твое,
и пока я не знал,
почему же я все-таки жив до сих пор,
твои братья с отцом
несли заступы, пару ножей и топор.
И веревку покрепче,
и крепкое слово, и сноп –
кукурузной соломы,
заткнулся навеки чтоб.
В поле пугало видно будет
со всех сторон.
Хрип особо звучит,
когда давит сапог гортань.
И вишу я в плаще,
с соломою изо рта,
и на черную шляпу садится мне князь ворон,
говорит он – «Ну здравствуй, дружок, я пришел поесть.
Что ты хочешь за левый глаз?
Полагаю – месть».
Кукурузное поле в ночи шелестит. Меня,
знаю я, ты в условленном месте ждала три дня,
все гадала – неужто
тебя обманул, сбежал?
Ты воткнула в любовь
сомнений стальной кинжал.
Как прийти, если ноги прибиты к доске? Мне жаль.
Моя грудь вороньем исписана, как скрижаль.
Кукурузное поле я кровью полил сполна.

А когда третьей ночью на небе взошла луна,
и когда моя тень
предо мною упала ниц,
я по-новому мир узрел
из пустых глазниц.
И почувствовав силу в соломе, решил – раз так,
значит, самое время соскакивать мне с креста.
И пошел я, глазами черен,
а телом сер,
и на поле нашел я
оставленный кем-то серп,
и вопили сверчки, заглушая мои шаги…
Я уже возле дома, родная.
Беги! Беги.
Помнишь, раньше мы прятались, милая? Но теперь –
я открыто стучу
в дверь закрытую, наконец.
Я стучу, и едва с петель не слетает дверь,
чтобы слышали братья, и слышал бы твой отец.
«Уходи!» – мне кричат. – «Нечистая, уходи!» –
и опять горячеет от пули в моей груди,
и дрожащей рукой кто-то давит опять курок,
но солома – не мясо,
и я пересек порог.
Моя грудь вороньем исписана, как скрижаль.
Мы с серпом собираем особенный урожай.
Крики, кровь, кто-то снова выстрелил
из угла,
только толку-то? Смерти же нету
у пугала!
Я крыльцо разломал,
чтобы было на чем распять…
Был один в поле сторож,
теперь будет целых пять.
Целых пять!
Тучи скрыли луну,
не видать ни зги.
Пять четыре три два….

Я искать иду, да.

Беги.

>>167462170
Сам придумал?

>>167461536 (OP)
Слышишь, серая шкура? Послушай, не слышит он!
Я же вижу, как ты по кончик хвоста влюблен –
про опасность забыл, как двинулся головой.
Ну, давай-ка, еще на месяц при всех завой!
Я же вижу, как ты глядишь на нее, дурак,
провожаешь до дома, слушаешь болтовню,
этот треп про музыку и философский мрак
про кино, равноправие, фото в журналах «ню»,
про модерн, постмодерн, политику, шмотки, шлюх …
Ты теряешь не только голову, но и нюх.

Не гуляй с ней ночами, не дожидайся луны,
не давай проникать в твои мысли, тревоги, сны,
а еще – не води даже близко ее от норы!
Ей с тобой интересно – до времени, до поры.
Но когда будут выть сирены между домами,
и захлопает ржавой пастью стальной капкан,
она бросит тебя и вернется обратно к маме,
перестанет есть мясо… На шее твоей аркан,
тебе колют снотворное, вяжут и тащат в клетку.
Где теперь твоя девочка, милая, твоя детка?
Где ее обещания – быть навсегда вдвоем?

Она будет ходить в музей или клеить марки.
В лучшем случае – раз посетит тебя в зоопарке.
Если в худшем – посмотрит на чучело на твое,
там, в музее… с другим, в один из деньков субботних,
говоря ему те же сопли из тех же фраз.
Может, ты и не знал, но отец у нее охотник,
и ему не хватает шкуры – твоей как раз,
положить на паркет вместо коврика у камина.

Он с большим удовольствием выстрелит тебе в спину,
и возможно, по-своему будет немного прав.
Твое место не здесь – в лесу, у дремучих трав,
где нет серого камня, бетона, метро и злобы,
где вода из ручьев, где птицы в ветвях кричат,
где не знают о лжи, и есть все условия, чтобы
жить спокойно с волчицей, воспитывая волчат.

Слышишь, серая шкура? Всю жизнь в человечьем теле –
станет тесно, и город – он все же не лес родной.
Да послушай, я вижу, глаза твои пожелтели,
ты не слышишь – все думаешь только о ней одной.
В общем, ладно, иди, иди к своей малолетке,
ты меня своим видом и так разозлил уже!

Только помни, ты с ней окажешься все же в клетке.
Пусть в трехкомнатной даже, на двадцать шестом этаже.
А потом, через годы, куря на балконе приму,
ты в тоске на луну завоешь, как выл не раз…

А луна не ответит – покатится молча мимо,
и исчезнет долой с твоих человечьих глаз.

>>167462318

Симонов, 1943

>>167462170
Симонов?

>>167462220
Это не отменяет того, что ты хохол.

>>167462220
Есть версия, что это фейк. Этот стих ведь раскопали лишь в 90-х годах 19-го века через 50 лет после его смерти. В черновиках и книгах у него не было таких стихов. Один мудель сказал, что типа Лермонтов на салфетке по дороге написал и ему отдал, и ему на слово поверили, хотя до этого он 50 лет нихуя не помнил про это.

>>167462227
Неплохо.

Прощай, немытая Марина,
Блядина, потаскуха,
Твой таз широкий,
И рожица твоя смазливая.

Быть может, за стеной Кавказа
Буду я чеченов убивать,
А потом подорвусь на мине,
И сдохну, нахуй.

>>167462368
Это Пелевин.

https://www.youtube.com/watch?v=SC-rN_zMm5g

>>167462439
Что-то слышал о нем. Спасибо, что напомнил, почитаю.

Вот от этого до сих пор слеза скупая наварачивается, тянки от этого очень растроганные становятся. Весь не буду выкладывать. Есенин

...

И хотел орел со злобою
Как стрела на землю кинуться,
Но змея его заметила
И под кочку притаилася.

Взмахом крыл своих под облаком
Он расправил когти острые
И, добычу поджидаючи,
Замер в воздухе распластанный.

Но глаза его орлиные
Разглядели степь далекую,
И у озера широкого
Он увидел лебедь белую.

Грозный взмах крыла могучего
Отогнал седое облако,
И орел, как точка черная,
Стал к земле спускаться кольцами.

В это время лебедь белая
Оглянула гладь зеркальную
И на небе отражавшемся
Увидала крылья длинные.

Встрепенулася лебедушка,
Закричала лебежатушкам,
Собралися детки малые
И под крылья схоронилися.

А орел, взмахнувши крыльями,
Как стрела на землю кинулся,
И впилися когти острые
Прямо в шею лебединую.

Распустила крылья белые
Белоснежная лебедушка
И ногами помертвелыми
Оттолкнула малых детушек.

Побежали детки к озеру,
Понеслись в густые заросли,
А из глаз родимой матери
Покатились слезы горькие.

А орел когтями острыми
Раздирал ей тело нежное,
И летели перья белые,
Словно брызги, во все стороны.

Колыхалось тихо озеро,
Камыши, склонясь, шепталися,
А под кочками зелеными
Хоронились лебежатушки

>>167461536 (OP)
В брошенных залах почившей славы
Давно потускнела лазурь алтарей,
В гробницах дыры проели травы
Что им проклятья седых царей?

Последний воин с железом ржавым
В руке пустился в последний путь,
Наследник древних суровых нравов,
Дитя кровавых времён и смут.

Он плюнул под ноги сытых внуков,
От пьянства свесивших животы,
И, старый меч подпоясав туго,
Ушел за северные хребты.

Там, слышал он, на вершине мира,
Где в небе синий горит огонь,
Стоит дворец ледяных сапфиров,
И в нём последний живёт дракон.

Он чутко спит на горе из злата,
Но старцу золото ни к чему -
Уж лучше шею склонить булату,
Чем позолоченному ярму.

Вот он стоит у ворот открытых,
Трясясь от ветра, как чахлый куст:
Герой и монстр – мотив избитый,
Но только замок покинут, пуст.

Под сводом вольно гуляет ветер,
Срывая лица с рельефов стен,
Колонны в мертвом небесном свете
На горы снега бросают тень,

Остыла, смерзлась гора златая,
Не помня жара бессмертных крыл,
Сапфиры, мертвенный свет глотая,
Сияют сквозь ледяную пыль.

В её подножье белеют кости,
Как знак ушедших навек времён,
Насмешка над долгожданным гостем,
Чудес последний предсмертный стон.

Склонившись низко в последнем жесте,
Старик вперёд протянул ладонь.
На стенах тени схлестнулись вместе -
Бесстрашный воин, живой дракон.

>>167461536 (OP)
На оп пике шизоид косящий под воланда. Как он там не нашел очередной резонатор гельмгольца?

>>167462525
Галоперидола прими

Войти
Track art
Wherever I May Roam
Metallica
Buy for 19,00 ₽
SUBSCRIBE
Subscribe to Google Play Music and listen to this song and millions of other songs. First month free.
Lyrics
And the road becomes my bride
And the road becomes my bride
I have stripped of all but pride
So in her I do confide
And she keeps me satisfied
Gives me all I need
And with dust in throat I crave
Only knowledge will I save
To the game you stay a slave

Rover, wanderer
Nomad, vagabond
Call me what you will
But I'll take my time anywhere
Free to speak my mind anywhere
And I'll redefine anywhere
Anywhere I may roam

Where I lay my head is home, yeah
And the earth becomes my throne

And the earth becomes my throne
I adapt to the unknown
Under wandering stars I've grown
By myself but not alone
I ask no one

And my ties are severed clean
The less I have the more I gain
Off the beaten path I reign
Rover wanderer
Nomad vagabond
Call me what you will
Yeah you will

But I'll take my time anywhere
I'm free to speak my mind anywhere
And I'll never mind anywhere
Anywhere I may roam
Where I lay my head is home, yeah yeah

But I'll take my time anywhere
I'm free to speak my mind
And I'll take my find anywhere
Anywhere I may roam
Where I lay my head is home, I swear

But I'll take my time anywhere
I'm free to speak my mind
And I'll redefine anywhere
Anywhere I may roam
Where I lay my head is home, carved upon my stone
My body lie, but still I roam, yeah yeah
Wherever I may roam yeah yeah

Божьих ангелов обитель,
Цвел в горах зеленый дол,
Где Разум, края повелитель,
Сияющий дворец возвел.
И ничего прекрасней в мире
Крылом своим
Не осенял, плывя в эфире
Над землею, серафим.

Гордо реяло над башней
Желтых флагов полотно
(Было то не в день вчерашний,
А давным-давно).
Если ветер, гость крылатый,
Пролетал над валом вдруг,
Сладостные ароматы
Он струил вокруг.

Вечерами видел путник,
Направляя к окнам взоры,
Как под мерный рокот лютни
Мерно кружатся танцоры,
Мимо трона проносясь;
Государь порфирородный,
На танец смотрит с трона князь
С улыбкой властной и холодной.

А дверь!.. рубины, аметисты
По золоту сплели узор -
И той же россыпью искристой
Хвалебный разливался хор;
И пробегали отголоски
Во все концы долины,
В немолчном славя переплеске
И ум и гений властелина.

Но духи зла, черны как ворон,
Вошли в чертог -
И свержен князь (с тех пор он
Встречать зарю не мог).
А прежнее великолепье
Осталось для страны
Преданием почившей в склепе
Неповторимой старины.

Бывает, странник зрит воочью,
Как зажигается багрянец
В окне - и кто-то пляшет ночью
Чуждый музыке дикий танец,
И рой теней, глумливый рой,
Из тусклой двери рвется - зыбкой,
Призрачной рекой...
И слышен смех - смех без улыбки.

Грязный снег чернее дерна. 
Рождество. Зима-злодейка 
Землю-маятник качает. 

Глядя в небо непокорно, 
На расшатанной скамейке 
Пьяный варвар засыпает. 

То на спину, то на плечи 
Тянут липы ветви-крючья, 
Слез сухих роняют клочья. 

Руки-ноги человечьи, 
А внутри душа паучья, 
Песнь наружу рвется волчья. 

То заборы, то канавы, 
Взгляд чужой буравит спину, 
Да железо жжет карманы. 

И не влево, и не вправо – 
Паутина, паутина. 
И луна как дно стакана. 

Где рождественская стужа? 
Как надломленная ветка 
Обломилось время года. 

Льдом покрывшаяся лужа, 
Или лестничная клетка – 
Всюду пьяному свобода.

— Я — Мармеладов. Сказать по секрету,
мне уже некуда больше идти.
Долго ходил я по белому свету,
но не увидел огней впереди.
Я заключаю по вашему взгляду,
что вам не чужд угнетенный народ.
Может быть, выпьем? Налить вам?
— Не надо.
— Как вам угодно. За вас. Ну так вот,
лик ваш исполнен таинственной славы,
рот ваш красивый с улыбкой молчит,
бледен ваш лоб и ладони кровавы.
А у меня не осталось причин,
Чтоб за лица неподвижною кожей
гордою силой цвела пустота,
и выходило на Бога похоже.
Вы понимаете?
— Думаю, да…
— Вот. А без этого — знаете сами.

Каждое утро — как кровь на снегу.

Как топором по затылку. Представить

можете это, мой мальчик?

— Могу.

— В душу смотреть не имею желанья.

Там темнота, как внутри сапога.

Словно бы в узком холодном чулане — мертвые женщины. Страшно?

— Ага. Что вы хотите? В чем цель разговора?

— Прямо так сразу?

— Валяйте скорей.

— Может, сначала по рюмке ликера?

— Вы надоедливы, как брадобрей.

Я ухожу.

— Милый мальчик, не злитесь.

— Мне надоел наш слепой разговор.

Может быть, вы наконец объяснитесь?

Что вы хотите?

— Продайте топор…
— …Что? Да зачем?

— Это мне для работы.
Символ одной из сторон бытия.
Вы, если надо, другой украдете.
Краденным правильней, думаю я?

— Так… А я думаю — что за намеки?
Вы ведь там были? За ширмою? Да?

— Знаете, вы, Родион, неглубоки,
хоть с топором. Впрочем, юность всегда
видит и суть и причину в конечном,
хочет простого — смеяться, любить,
нежно играет с петлею подплечной.
Сколько хотите?

— Позвольте спросить,
вам для чего?

— Я твержу с первой фразы —
сила, надежда, Грааль, эгрегор,
вечность, сияние, лунные фазы,
лезвие, юность… Отдайте топор.

— Мне непонятно. Но впрочем, извольте.

— Вот он… Сверкает, как пламя меж скал…
Сколько вам?

— Сколько хотите.

— Довольно?

— Десять… Пятнадцать… Ну вот, обокрал.

Впрочем, я чувствую, дело не в этих
деньгах. Меняется что-то… Уже
рушится как бы… Настигло… И ветер
холодно дует в разъятой душе.
Кто вы? Мой Бог, да вы в маске стоите!
Ваши глаза как две желтых звезды!
Как это подло! Снимите!
— Снимите
— Боже… Старуха… А руки пусты…

>>167462576
Он шизоид натуральный. Почитай про резонатор гельмгольца и че этот черт пиздел. Я с него не первый год уссываюсь. Это что то уррвня карикатуреых персонажей из 12 стульев ильфа и петрова.

Стихи любят только нарки. Правла, чтр сегодняшние реперы - Пушкины нашего времени?

>>167462889
правда*

Гитана! сбрось бравурное сомбреро,
Налей в фиал восторженный кларет…
Мы будем пить за знатных кабальеро,
Пуская дым душистых сигарет.
Мечта плывет, как легкая галера,
Куда-то вдаль плывет, куда — секрет!
Огня! огня! пусть вспыхнет хабанера, —
Взнуздаем страсть и унесемся в бред!..
Галоп мандол достигнет аллегрэтто,
Заворожен желаньем пируэта,
Зашелестят в потоке вздохи пальм…
Вина! вина! Обрызгай им, гитана,
Букеты грез… Тогда не надо тальм, —
Тогда помпезней культ нагого стана!..

>>167462889
Нет, они черви сегодняшние, Пушкин на стихах не зарабатывал, у него крепостных дохуя было и недвижимости, творил, чтобы побольше институток порвать.

"Слышал легенду,
Будто когда-то
Эту страну населяли гиганты.
Будто бы жили
Странной судьбою:
Были готовы к работе и к бою,
От недостатка
Хлеба и мяса
Бредили Марксом, Победой и Марсом,
Снежной тайгой,
Арктикой хмурой,
Яркими звёздами над Байконуром,
Пламенем жарким,
Бездной бездонной,
Строили шахты, плотины и домны.
И заблуждались,
И побеждали.
Ждали гостей из немыслимой дали.
Сквозь канонаду
Бойни кровавой
Мчались, чтоб рухнуть в высокие травы,
В снег почерневший,
В воду и в глину...
Алый свой флаг вознесли над Берлином.
Шли от колхозной
Луковой грядки
К Олимпиаде, Афгану, разрядке.
Шли сквозь шаблоны
И трафареты,
Шли, за собой увлекая планету,
Кровью писали
Добрую сказку.
Даже ошибки их были гигантски.
Верили, веру
В сердце лелея,
В непогрешимость речей с Мавзолея,
Знали, что правы
Серп их и молот,
Знали, что мир лишь на время расколот,
Что не навечно
Боль и печали...


Но измельчали. Увы, измельчали...
Их же потомки
Прячутся робко
В затхлой тиши кабинетных коробок,
Мыслят стандартно,
Далью не бредят,
Сводят безжизненно с дебетом кредит,
Мелко мечтают,
Думают редко.
В них ничего не осталось от предков."
© Алексей Гуськов.

>>167463004
Пушкин был натуралом? Ебануться

Из под покрова тьмы ночной,
Из чёрной ямы страшных мук,
Благодарю я всех богов,
За мой непокорённый дух.

Я попав в тески беды,
Не дрогнул и не застонал.
И под ударами судьбы,
Я ранен был, но не упал.

Тропа лежит средь зла и слёз,
Дальнейший путь не ясен, пусть.
Но всё же трудностей и бед
Я как и прежде не боюсь.

Не важно, что врата узки,
Меня опасность не страшит.
Я — властелин своей судьбы,
Я — капитан своей души.

Член опал на рассвете
Гейша захрапела
Мгновение для мысли

>>167463167
Оригинал лучше же.

Out of the night that covers me, 
Black as the pit from pole to pole, 
I thank whatever gods may be 
 For my unconquerable soul. 

In the fell clutch of circumstance 
 I have not winced nor cried aloud. 
Under the bludgeonings of chance 
My head is bloody, but unbowed. 


Beyond this place of wrath and tears 
Looms but the Horror of the shade, 
And yet the menace of the years 
Finds and shall find me unafraid. 


It matters not how strait the gate, 
How charged with punishments the scroll, 
I am the master of my fate, 
I am the captain of my soul. 

Потерялся серый пушистый кот.
Он до этого бухал целый год.
Встанет в полночь выпить 100 грамм и съесть варёное яичко
И машет сломанными лапами, изображая небесное птичко.
А то сядет напротив и пристально-пристально смотрит в глаза.
Знаешь, говорит, меня больше не держат мои тормоза.
А я ему: ты вчера упал с кровати и обоссался.
А он в ответ: это ничего, главное — не обосрался.
Потерялся серый пушистый кот.
Несмотря на статус участника боевых действий,
Он не имеет льгот.
Он мне как-то пожаловался, что совсем не знает отца.
Он просил мочегонное от отёков лап и лица.
А то говорит: сходи в больницу, выпиши для меня феназепам.
Никакого феназепама, гадёныш, я тебе не дам.
Ложись и спи, говорю, а то ты меня задолбал.
И вот наутро серенький котик пропал.
То ли пошёл на дым, то ли уехал в Надым.

>>167461536 (OP)
О, зачем влечешь меня в веселье,
В роскошь людных зал?
Я ли в скромной юношеской келье
Радостей не знал?

Как любил я лунными ночами,
В мирной тишине,
Грезить под скользящими лучами,
Точно в полусне!

Сном о счастье, чистом и глубоком,
Были все мечты.
И во тьме пред умиленным оком
Возникала ты.

Я ли тот, кто в шуме света вздорном,
С чуждою толпой,
Рад сидеть хоть за столом игорным,
Лишь бы быть с тобой!

Нет, весна не в блеске небосвода,
Не в полях она.
Там, где ты, мой ангел, там природа,
Там, где ты, - весна.

Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.

Все, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло,
Только этого мало.

Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало,
Все горело светло,
Только этого мало.

Жизнь брала под крыло,
Берегла и спасала,
Мне и вправду везло.
Только этого мало.

Листьев не обожгло,
Веток не обломало…
День промыт, как стекло,
Только этого мало.

>>167464464
О, зачем твоей высокой властью
Будущее видеть нам дано
И не верить ни любви, ни счастью,
Как бы ни сияло нам оно!
О судьба, к чему нам дар суровый
Обнажать до глубины сердца
И сквозь все случайные покровы
Постигать друг друга до конца!
Сколько их, кто, в темноте блуждая,
Без надежд, без цели ищут путь,
И не могут, о судьбе гадая,
В собственное сердце заглянуть,
И ликуют, чуть проникнет скудно
Луч далекой радости в окно.
Только нам прельщаться безрассудно
Обоюдным счастьем не дано.
Не дано, лишь сна боясь дурного,
Наяву счастливым грезить сном,
Одному не понимать другого
И любить мечту свою в другом.
Счастлив тот, кто предан снам летящим,
Счастлив, кто предвиденья лишен,-
Мир его видений с настоящим,
С будущим и прошлым соглашен.
Что же нам судьба определила?
Чем, скажи, ты связана со мной?
Ах, когда-то - как давно то было!-
Ты сестрой была мне иль женой,
Знала все, что в сердце мной таимо,
Каждую изведала черту,
Все прочла, что миру в нем незримо,
Мысль мою ловила на лету,
Жар кипящей крови охлаждала,
Возвращала в бурю мне покой,
К новой жизни сердце возрождала,
Прикоснувшись ангельской рукой.
И легко, в волшебно-сладких путах,
Дни текли, как вдохновенный стих.
О, блаженна память о минутах,
О часах у милых ног твоих,
Когда я, в глубоком умиленье,
Обновленный, пил живой бальзам,
Сердцем сердца чувствовал биенье
И глазами отвечал глазам!
И теперь одно воспоминанье
Нам сердца смятенные живит,
Ибо в прошлом - истины дыханье,
В настоящем - только боль обид.
И живем неполной жизнью оба,
Нас печалит самый светлый час.
Счастье, что судьбы коварной злоба -
Изменить не может нас!

>>167464647
Душа в огне, нет силы боле,
Скорей в седло и на простор!
Уж вечер плыл, лаская поле,
Висела ночь у края гор.
Уже стоял, одетый мраком,
Огромный дуб, встречая нас;
И тьма, гнездясь по буеракам,
Смотрела сотней черных глаз.
Исполнен сладостной печали,
Светился в тучах лик луны,
Крылами ветры помавали,
Зловещих шорохов полны.
Толпою чудищ ночь глядела,
Но сердце пело, несся конь,
Какая жизнь во мне кипела,
Какой во мне пылал огонь!
В моих мечтах лишь ты носилась,
Твой взор так сладостно горел,
Что вся душа к тебе стремилась
И каждый вздох к тебе летел.
И вот конец моей дороги,
И ты, овеяна весной,
Опять со мной! Со мной! О боги!
Чем заслужил я рай земной?
Но — ах!— лишь утро засияло,
Угасли милые черты.
О, как меня ты целовала,
С какой тоской смотрела ты!
Я встал, душа рвалась на части,
И ты одна осталась вновь...
И все ж любить — какое счастье!
Какой восторг — твоя любовь!

>>167461536 (OP)
>послушал Есенина
Пиздец, ну и мрази нынче пошли.

Владимир Путин молодец!
Политик, лидер и борец
Страну с колен он поднял
Перед западом прогнуться не дал

>>167461536 (OP)


Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать.
Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.
В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско,
солнце оставило в волосах выцветшие полоски.

Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа снова зовет купаться.
Надо спешить со всех ног и глаз — вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвёртый класс — то есть почти что старый.

Шорты с футболкой — простой наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара — листья совсем как тряпки.

Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька — он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна.
Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно.
Вечер начнётся, должно стемнеть. День до конца недели.
Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент, нынче — ни то, ни это.

Хлеб получёрствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме.
Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.

Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше.
Просто сестрёнка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.

Вроде, они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс.
Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье.
Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.

Пусть это будет большой секрет маленького разврата,
каждый был пьян, невесом, согрет, тёплым дыханьем брата,
горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона,
все друг при друге — и все одни, живы и непокорны.

Если мы скинемся по рублю, завтрак придёт в наш домик,
Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях.
Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку.

Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда не деться.
Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве.

Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,
я начинаю считать со ста, жизнь моя — с единицы.
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
«Двадцать один», — бормочу сквозь сон. «Сорок», — смеётся время.

Сорок — и первая седина, сорок один — в больницу.
Двадцать один — я живу одна, двадцать: глаза-бойницы,
ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку,
кто-нибудь ждёт меня во дворе, кто-нибудь — на десятом.

Десять — кончаю четвёртый класс, завтрак можно не делать.
Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.
Восемь — на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

Храбришься ты: мол, смерть - пустяк,
Пока она сторонкой ходит.
Но вот она тебя находит,
И гонор твой тотчас иссяк.
И леденящий смерти страх,
Как червь, в твою вползает душу.
И беспощадно сразу рушит
Систему слов в никчемный прах.
И слов поток теперь иной.
Бесценной жизни продолженье,
Хотя бы на одно мгновенье,
Ты просишь дать любой ценой.
Сейчас настанет твой конец.
И распадутся жизни звенья.
И не способен сам Творец
Остановить времен теченье.
В лицо небесному Царю
Скажи такое многократно:
Что жизнь мне дал - благодарю,
Вдвойне - что взял ее обратно.

Опять в Твери весна и осень
Не поделили временные рамки.
И хуй поймёшь - на улице плюс восемь,
А детвора давно уж расчехлила санки.

Я в непонятках - что ж это за время -
То дождь, то снег пиздячит медленно и нудно,
А мы вновь понесём все то же бремя -
Пойдем бухать под Новый год в сугробах скудных...


сочинил, пока в троллейбусе ехал, лул

>>167465090
>>167465143
Заебись за душу взяло.

https://www.youtube.com/watch?v=9th7J0JalTA

Бамп

Будет ласковый дождь, будет запах земли,
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах,
И цветение слив в белопенных садах.
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор,
И никто, и никто не вспомянет войну -
Пережито - забыто, ворошить ни к чему,
И ни птица, ни ива слезы не прольет,
Если сгинет с Земли человеческий род,
И весна, и весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет.

ебашил по памяти так что за знаки препинания сори

>>167461536 (OP)
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.

Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный...

"Слушай, слушай,-
Бормочет он мне,-
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.

В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.

Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою".

"Счастье,- говорил он,-
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.

В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство".

"Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай".

Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой.
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Ночь морозная...
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.

Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.

"Слушай, слушай!-
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится.-
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.

Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет "она",
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?

Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.

Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...

И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою".

"Черный человек!
Ты прескверный гость!
Это слава давно
Про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу...

. . . . . . . . . . . . . . . .

...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И - разбитое зеркало...

До сих пор я пишу стихи.
Это глупо. Но ты считала, что мило.
Помнишь, я говорил, что хочу проебать свою жизнь?
Кажется, получилось.
До сих пор я пишу тебе.
Как-то так вышло: других тем больше нет.
И каждым стихом я ломаю себе хребет.
Ломаю себе хребет.
В общем так, ни хорошо и ни плохо...
Забей. Это всё просто слова.
Естественно, я хочу, чтобы ты сдохла.
Но храни тебя Бог. И будь счастлива.

>>167467278
Обосрался с этого графомана

Вымерзаю насквозь, оттого, что такая погода.
От того, что мы врозь, оттого, что все время метет. -
Время года - зима - очень долгое время года.
И под камень лежачий вода не течет, ибо - лед.

Вымерзаю насквозь, до костей, до дрожащего звона,
Заунывного стона истошного ветра в трубе.
До нижайшего "до", до предсмертного обертона, -
Звука лопнувших струн, до бездонной тоски по тебе.

Белый снег чем то похож на твои ладони.
Зимний лес видит сны, просыпаться не хочет.
Если смотреть на тебя,
Долго смотреть на тебя,
Можно наверно понять, что такое горечь...

Лунный свет чем то похож на твою улыбку.
Бродит Ночь, в темные окна смотрит печально.
Если смотреть на тебя,
Долго смотреть на тебя,
Можно, наверно, понять, что такое отчаянье...

Отблеск звезд напоминает взгляд твой скользящий -
Так, свысока, смотрит на всех холодная полночь.
Если уснуть в эту ночь,
Пытаться уснуть в эту ночь -
Можно наверно понять что такое беспомощность...

Есенин же хуесос, писал хуйню для девочек. Что-то уровня Егора Крида, если на наше время спроецировать.

>>167467405
>>167467216
нахуй иди

Кривда уверенным шагом сегодня идет по земле. 
Кровопийцы устраиваются на тысячелетья. 
Насилье вещает: «Все пребудет навечно, как есть». 
Человеческий голос не может пробиться сквозь вой власть имущих
И на каждом углу эксплуатация провозглашает: «Я хозяйка теперь»

А угнетенные нынче толкуют: 
«Нашим надеждам не сбыться уже никогда». 
Если ты жив, не говори: «Никогда»! 
То, что прочно, непрочно.
Так, как есть, не останется вечно. 
Угнетатели выскажутся - -
Угнетенные заговорят. 
Кто посмеет сказать «никогда»? 
Кто в ответе за то, что угнетенье живуче? Мы. 
Кто в ответе за то, чтобы сбросить его? Тоже мы. 
Ты проиграл? Борись. 
Побежденный сегодня победителем станет завтра. 
Если свое положение ты осознал, разве можешь ты с ним примириться?
И «Никогда» превратится в «Сегодня»!

>>167461536 (OP)
Продолжай читать классику. Главное всяких Бродских не трогай. Это говно, и совсем не заставит грустить.

>>167461712
Лол. Примитивнее некуда.

>>167461751
Норм, но не супер. Лучше более талантливых читать.

ненавижу все эти праздники:
рты кабаков раскрыты,
из рекламных плакатов дразнятся
эфемерное счастье и сытость.

здесь совсем не осталось людей:
поразуверовали в богов и идеи,
поедали друг друга в блокадном Ленинграде,
голосовали за Путина и распинали Христа
за тридцать ебаных рублей.

отправляйте культ у банкомата,
кайфуйте от причастности к абсолюту.
мы разменяем на пластид и автоматы
всю вашу валюту!

>>167461536 (OP)
На завтрак я сегодня хавал темную энергию, укутавшись в незримую материю вселенной и запивая молоком гравитационных волн, разлитых звездами, которых давно нет.
Я перевариваю боль вселенной, я здесь живу веками, во тьме построенной из сгустков атомов, рожденных смертью света и сотканных в агонии случайных встреч.
А теперь я должен сидеть и смотреть на твое тупорылое ебало..?

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели
Ослепительны и легки,
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые
Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.

И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

Если тред будет жив, когда я вернусь, вкину сюда единственного нормального поэта, а не вашу самопальную хуету.

>>167467527
http://rupoem.ru/brodskij/nynche-vetreno-i.aspx
Зря ты так. Это Бродского и оно заставляет грустить(

>>167461536 (OP)
Хочешь поныть?
Эдуард Асадов, почти все его стихи. Но самые проникновенные это - Незабудка, О ненависти и любви.
Бродский - письма римскому другу

За окном декабрь с голыми ветвями,
Чёрными ветвеями не укрытыми снегом,
С шумом дождя и осенними днями,
В лужах земля, под грязью пегой,

Зима потералась на дорогах сибирских

Тебя не травили ипритом,
Траком танка не давили,
Ты не тонул в океане открытом,
И с неба не падал в могиле,

Не зарывал огонь минометный,
Не жгли настоящим огнём,
Тебя не рубили лопатой сапёрной,
И в живот не кололи штыком,

Тебя не забывали назад отступая,
Не теряли наступая в бой,
И расстрельных очередь седая,
Тебя не вела за собой,

Тебя не ловили в перекрестье прицела,
Из тебя не тащили осколки,
Жить или нет не решал все цело,
Не считал остатки от скольких,

Не звенело в ушах от кантузий,
Но услышал еслиб оглох,
Красный смех от иллюзий,
Душа запомнит на слух.

Вечер большого дня
Он устает, конечно, but nothing special,
Молод, а дослужился уже
До вице-
Да, он успешен, конечно,
Он так успешен,
Что не находит времени
Удавиться.

Вечером он заходит, находит столик,
Просит "мне как всегда, но в двойном размере",
Так и сидит один и уходит только,
Если его выгоняет Большая Мэри
Или не Мэри, но Анна
По крайней мере,
К Вере и Сью он относится крайне стойко.

Да он успешен, он, черт возьми, успешен,
Днем бесконечно пашет, а ночью пишет,
Только глаза закроет, как сразу слышит,
Что из углов выходят, как на поверке,
Тотчас все эти армии черных пешек,
Все эти тетки с боками прогорклых пышек,
Те, кого он придумал, стоят и дышат,
Дышат и плачут. Он поднимает веки.

Слышь,- говорит одна - с добрым утром, отче,
Вот - говорит, посмотри, я измяла платье,
Оно мне стоило тысячи дальнобоев,
Один меня полюбил - отпускал в слезах аж.
Папа, - говорит, - я устала очень
Мне надоело быть этой старой блядью,
Этой звездой просроченного Плейбоя
Папа, я хочу на горшок и замуж.

Другой хватает его и кричит: "Всю зиму
Я обивал пороги ее парадных,
Я одевался так, как она просила,
Я уже сто страниц не курю ни крошки.
Слышишь, будь мужиком, не тяни резину,
Слышишь, давай, придумай меня обратно,
И напиши туда, где она простила,
Я ее никогда, никогда не брошу."

Третий говорит: "Вот тебе приспичит,
Тебя прикольнет, порадует, позабавит,
Тебе наверное весело. Мне вот грустно..."

Он открывает пачку, ломает спичку,
С третьей он прикуривает, зубами
Стискивает муншдтук до глухого хруста.

Он говорит: "Хотите мятных пастилок?"
Гладит их плечи, сжавшиеся в комочек,
Гладит их платья, севшие из-за стирок.
Шепчет, касаясь губами холодных мочек,
Я не могу, не могу не могу спасти вас,
Я не могу, не могу, не могу помочь вам,

Я не могу, не могу, не умею, хватит,
Надо было вас всех убивать в начале..."

Жена выходит из спальни в одном халате,
Хмурится: "Я услышала - здесь кричали..."

Он обнимает ее и целует в самый
Краешек губ и тихо легко смеется.
Он чувствует, как внутри у ней сердце бьется.

Мэри они придумали вместе с Анной.
От Мэри ему сегодня не достается.

>Поплавский
Душа пуста, часы идут назад.
С земли на небо серый снег несется.
Огромные смежаются глаза.
Неведомо откуда смех берется.

Все будет так, как хочется зиме.

Больная птица крыльями закрылась.
Песок в зубах, песок в цветах холодных.
Сухие корешки цветов голодных.

Все будет так, как хочется зиме.

Душа пуста, часы идут назад.
Атлас в томленье нестерпимой лени
Cклоняется на грязные колени.
Как тяжек мир, как тяжело дышать.
Как долго ждать.
>Бродский
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не способен заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.

>>167461536 (OP)
оп - хуй
мать его - шлюха
вот такая вот
малоприятная штука

а отец его - девка с членом
принимает в себя елду ослиную
а потом лечит очко жопным кремом
сыну рассказывая пасту длинную

что

оп - хуй
мать его - шлюха
вот такая вот
малоприятная штука

а отец его - девка с членом
принимает в себя елду ослиную
а потом лечит очко жопным кремом
сыну рассказывая пасту длинную...

>>167472837
Раунд

>>167472800
>Герман Гессе
К нам на небо из земной юдоли
Жаркий дух вздымается всегда --
Спесь и сытость, голод и нужда,
Реки крови, океаны боли,
Судороги страсти, похоть, битвы,
Лихоимцы, палачи, молитвы.
Жадностью гонимый и тоской,
Душной гнилью сброд разит людской,
Дышит вожделеньем, злобой, страхом,
Жрет себя и сам блюет потом,
Пестует, искусства и с размахом
Украшает свой горящий дом.
Мир безумный мечется, томится,
Жаждет войн, распутничает, врет,
Заново для каждого родится,
Заново для каждого умрет.

Ну, а мы в эфире обитаем,
Мы во льду астральной вышины
Юности и старости не знаем,
Возраста и пола лишены.
Мы на ваши страхи, дрязги, толки,
На земное ваше копошенье
Как на звезд глядим коловращенье,
Дни у нас неизмеримо долги.
Только тихо головой качая
Да светил дороги озирая,
Стужею космической зимы
В поднебесье дышим бесконечно.
Холодом сплошным объяты мы,
Холоден и звонок смех наш вечный.

>>167467278
БляяЯ)) это не стихи, а просто набор слов же) Так любой давуничеченский сможет. Кекнул короче)