Алексей сидел у монитора и нервно курил. Вообще-то он понимал, что нервничать из-за очередного интернет-слива глупо. В его жизни их было уже предостаточно, и пора бы привыкнуть. Если, конечно, называть жизнью жалкое интернет-существование. Ну да иного у Алексея и не было.Нет, конечно, он имел работу. Три дня в неделю он надевал фартук и вставал на кассу в ближайшем макдональдсе. Вкупе с маминой пенсией этого хватало на квартплату и дешевую еду. За десять лет он более-менее научился сносить удивленные взгляды покупателей, а также насмешки подростков-сослуживцев. Особенно унизительно было принимать распоряжения от двадцатилетнего менеджера, но Алексей на все случаи жизни имел одно проверенное средство: он внутренне отключался от внешнего мира и с отсутствующим выражением лица мечтал о своих любимых аниме-персонажах.В тот день все не задалось с самого утра. В метро была давка, и ему пришлось стоять вплотную к молодой девушке. Краснел Алексей так, что это вызвало сначала недоумение, а потом и открытый смех окружающих. В самом деле — зрелище было презабавное. Даже сам по себе Алеша был крайне комичен — грязные патлы цвета жидкого дерьма, пухлые угреватые щеки и неровная щетина. Добавьте к этому дешевую одежду и никогда не чищенные ботинки из кожзаменителя.Выходя из метро, Алексей постарался нарочито бодро взбежать по ступенькам, но споткнулся на самой последней и чуть не упал на виду у двух девочек, по виду школьниц. Пытаясь игнорировать смех в спину, Алеша мелко затрусил по направлению к ненавистному макдаку, придерживая живот руками.Добрался до места он с опозданием. Менеджер не сказала ничего, но от ее взгляда Алексей поежился и захотел провалиться сквозь землю. Пытаясь разрулить вопрос, он сам предложил отработать день, работая в зале, а не за кассой.Это была его очередная ошибка. Как назло, заведение располагалось в самом центре, и частыми посетителями были наглые хачи, которых Алексей боялся до усрачки. Каждый раз, подходя к столику, за которым сидели кавказцы, он сжимал очко, что, впрочем, давалось с некоторым трудом из-за того, что наш герой любил побаловаться с большим фаллоимитатором, заказанным им по интернету.За обедом просроченными гамбургерами Алексей снова почувствовал неприятные покалывания в сердце. Но что он мог поделать? Питался он в основном дешевыми полуфабрикатами, на другое не было денег. Один раз он пытался наивно убить двух зайцев сразу, сев на диету — похудеть и сэкономить денег на ухаживания за девушками. Алексей почему-то думал, что, избавившись от девственности, он кардинально изменит свою жизнь. Тот факт, что у него уже давно не стояло даже на самое жесткое цп-порно, он гнал из головы.Кое-как отработав день, Алексей отправился домой. В метро ему наконец-то повезло — попалось свободное место. Усевшись и привычно подоткнув под сиденье ноги, чтобы, не дай бог, не помешать кому-нибудь, он закрыл глаза и принялся мечтать о том, как войдет в квартиру, включит компьютер и на несколько часов перенесется в волшебный мир Двача — единственное место, где он мог хоть иногда заставить людей поверить в свою нормальность.За этими мечтаниями он пропустил нужную остановку. Возвращение заняло еще полчаса, но это Алексей уже и не воспринимал как неудачу — на фоне всего остального это было незначащей мелочью.Войдя домой, Алексей бросил беглый взгляд на календарь. Что… не может быть. Ему сегодня исполнялось тридцать лет! Да, 30 полновесных лет в дерьме и позоре. И никто не поздравил. Хотя с чем поздравлять? С ним даже разговаривать-то старались только по необходимости.Этот факт породил в голове Алексея ворох неприятных мыслей. Он просрал свою жизнь… Просрал настолько обидным способом, насколько это вообще возможно.Размышляя таким образом, он дошел до компьютера и, не снимая уличной одежды, плюхнулся на подобранный им на помойке засаленный офисный стул, не имеющий одного подлокотника, но еще вполне рабочий. Привычным движением Алексей ткнул в кнопку включения питания. Он бы держал компьютер включенным круглые сутки, но электричество приходилось экономить.Тему для создания на Дваче ему долго выбирать не пришлось. «Дорогой Двач! Мне тридцать лет. Я помню, как десять лет назад создавал здесь аналогичный тред. У меня не было ни гостей, ни подарков. У меня и сегодня нет ни гостей, ни подарков. Мне было двадцать лет тогда, я был тощим и патлатым. Сегодня я жирный и лысею. Пожалей меня, Двач. Мне плохо.»Яростно стуча по клавишам, он не заметил, как в комнату тихо вошла мать.-Сынок… что ж ты не разделся-то.Алексей окинул ее беглым взглядом и хотел было уже привычно ответить матом, но что-то его остановило. Седые волосы матери, ее молящий взгляд, морщинистое лицо…-Алешенька… сегодня ж день рожденья у тебя, сыночек… извини, я не смогла купить тебе ничего. Пенсии совсем не хватает. Извини меня…Тут мама не сдержалась и глухо зарыдала. Алексей хотел было ее утешить, но что он мог сказать? Мама, прости меня за загубленную жизнь? Мама, прости меня за то, что я просидел на Дваче безвылазно десять лет подряд?Сначала он считал себя ньюфагом… прошел год. Потом два. Три. Он втянулся. Двач стал его жизнью.-Да ладно, мам… ничего. Мне ж не надо все равно ничего.Он произнес эти слова нарочито грубым тоном. Алексей вообще много раз задумывался, что с ним будет, когда мать умрет. Ведь она уже была такой старой и дряхлой… В последнее время она уже почти не выходила из дома.Кое-как спровадив плачущую маму из комнаты, он с тяжелым сердцем вернулся к своему треду. Чтение накопившихся ответов его не порадовало. Некий острослов успел за это время накатать целый графоманский рассказик под названием «Смерть задрота», где в красках описывал будущее Алексея через десять лет. Язык в рассказе был, наверно, еще кривее, чем в Лешиных школьных сочинениях, но суть была ухвачена верно.Разволновавшись, Алексей принялся было печатать ответ, как внезапно почувствовал, как пальцы его не слушаются. Это ощущение напомнило ему о том, как в вузе он подрабатывал грузчиком, после чего не мог даже поднести ко рту ложку. Но ведь сегодня он ничего не грузил! Почему же тогда руки холодны и безжизненны? И почему так болит сердце… Больше, чем обычно…Он попытался встать. Невероятным волевым усилием ему это удалось, хотя при этом грудь защемило волной жуткой боли. Сдерживая крик, Алексей потянулся к грязному стакану со вчерашней водой. Поводя из стороны в сторону дрожащей головой, он попытался вспомнить, где лежит аптечка. По лбу струился ледяной пот.Разгребая руками, почти мертвыми ниже локтя, гору хлама на полу, он таки нашел ее. «Это инфаркт… нужен валидол!» — пронеслось в его голове. Кое-как рванув молнию в сторону, Алексей лихорадочно начал рыться в горе просроченных годы назад лекарств. Внезапно все его тело прорезал такой разряд боли, что он не сдержался и заорал во весь голос. В коридоре раздалось шарканье материнских тапок, и через несколько секунд она уже стояла на пороге.-Сынок! Что с тобой?! — от шока ее голос словно помолодел. -У…мираю.. — кое-как выдохнул Алексей леденеющими губами. Зрение начало меркнуть. Последнее, что пронеслось в его голове, было: «Это воистину эпичный фейл, господа!» Через три недели милиция, вскрыв по жалобам соседей провонявшуюся квартиру, нашла в ней два чудовищно раздувшихся, уже полностью разложившихся трупа.
Бамп
Душевная паста
Боюсь так просрать свою жизнь, но не знаю даже в какую сторону начать меняться
Итак, анон, как начать вылезать из этого дерьма хоть чуточку?
Ну и что тут страшного? Мамаше страшнее наверно, растила пидараса из последних сил, в поганой россиюшке, в вечной нищите, сама не жила, а все ради ребёнка, а ребёнок подох нахуй и она тоже как поганая тварь. Мораль сей истины такова, что не нужно рожать детей в пидорашке и других обоссаных недостранах. Если бы у Алёша была бы в ваших гейропах, то даже при всех раскладах, было бы социальное жильё и пособие по безработице и еда от которой не подох бы. А сейчас, обычный рядовой пидорах, вкалывает чтобы получить 15к в месяц, и купить фальсификат, который приведёт его к такой же кончине практически. Но пидораха ещё заводит семью, берет кредиты, ипотеки, и пытается выживать, а потом его блядь жена находит хуй поуспешнее ну и т.д.
>>150511455Иди гнить в /po/рашу
>>150511502Да
Школьник Вася проснулся от писка будильника. Продрав свои гнойные тусклые глазенки, он обреченно поежился и откинул одеяло. Нашарив на полу тапки, он отправился в ванную.«Ну я и урод» — думал Вася, глядя в зеркало. Это было правда, рожа у него была премерзкая.Чистя зубы, Вася ободрал десну и долго полоскал рот водой, чувствуя отвратительный привкус своей тухлой крови.— Ты освободишь ванную или нет?! — раздался из коридора визг матери. Вася вздрогнул. Маму он боялся до усрачки. В случае чего она могла и ремнем наподдать как следует.— Мам, я есть не хочу, можно я не буду завтракать? — заискивающе спросил Вася, выйдя из ванной.— Поогрызайся мне еще! Я старалась, готовила, а этот засранец еще барина из себя строить будет! Жри давай! — бурно возмущалась Васина мама. Ее огромные жирные отвислые груди дрожали от негодования.Давясь пригорелой пшенкой, Вася тоскливо смотрел в окно. Видно на самом деле было разве что фонари — что поделать, зима. Наружный градусник показывал минус сорок два градуса. В принципе, это было бы ничего, если бы Васе не приходилось каждое утро торчать полчаса на автобусной остановке. Причиной тому были утерянные его старшим братом запасные ключи. Ради Васи новую копию делать в семье никто не собирался, а выходили из дома все как раз на полчаса раньше, чем Васе надо было.Напялив на свои прыщавые дряблые ляжки нижние штаны, он снова вздохнул. Носить излишне теплую одежду его опять-таки заставляла мать. Из-за этого он жутко потел по дороге в школу, и его дразнили Вонючкой одноклассники. Каким-то уважением в классе Вася не пользовался. Его еще звали Васей-пидарасей и Залупоглазым.Взгромоздив на плечи пятнадцатикилограммовый рюкзак, Вася внезапно екнул от ужаса. Он вспомнил, что забыл сделать домашку по черчению. Тут надо сказать, что училка его просто ненавидела, но до этого он как-то умудрялся получать тройки, что избавляло его от побоев матери, сопровождавшимся мерзким смехом старшего брата.«Что теперь делать?!» — лихорадочно думал Вася, тупо передвигая ноги по направлению к остановке.«Мама опять же мне интернет отключит» — понимал он. Да, опять сидеть месяц без интернета, а это значит — месяц без Двача…Тут надо сказать, что Двач был единственной отрадой в беспросветной жизни Васи. Вечером он постил в /б/, а утром хвастался перед одноклассниками, зарабатывая себе хоть немного уважения. По крайней мере, он не был козлом отпущения… им был вечно сопливый лопоухий Вова Холоднов.На остановке в такой ранний час уже отирались какие-то жуткого вида гопники, орущие бессвязным матом и отхлебывающие из сиськи Очаковского. Вася их боялся до усрачки и поэтому пристроился за столбом в нескольких десятках метров от остановки. Конечно, так у него был нехилый шанс не успеть вскочить в автобус, но опять получить пиздюлей от гопоты и потом собирать разбросанные учебники со всей проезжей части, слушая матюги водителей, он не хотел.Прошло полчаса. Автобус все не подходил. Вася уже отморозил все, что можно. Топчась на месте, он нечаянно поскользнулся и шумно распластался прямо на тротуаре. Гопники пьяно заржали и направились к нему. Вася побежал, мелко семеня ногами, укутанными в уебанские совковые заплатанные штаны. Гопота грозно закричала вслед: «эй, куда, сука помойная, ты блядь щас пизды получишь гнида!», но резко оборвали свои угрозы. Обернувшись, Вася увидел подходящий к остановке автобус. Изо всех сил стараясь его настигнуть, он видел, что водитель держит двери открытыми. Когда же Вася к ним подбежал, они захлопнулись. Гопники неслышно заржали за стеклами.Пришлось Васе ждать еще полчаса. К тому времени, как подошел новый автобус, он уже рыдал — от холода, а также от предчуствия того, как ему придется стучаться в дверь класса и у всех на глазах пробираться на свое место.В итоге все вышло даже хуже, чем он ожидал. Училка по русишу, идущему в тот день первым уроком, была озлоблена тем, что Рома Петров не выучил домашку, но тут как раз подошел Вася, и вызверилась она на него. Рома, улыбаясь жирными губами, сел на место, а Вася получил жирный кол в дневник. Едва не плача, он пошел на свое место, по пути успев заметить, что козел отпущения Вова Холоднов сегодня не пришел. А это значило, что макать головой в унитаз сегодня будут Васю…На первой же перемене Вася забился в сторону, моля бога о том, чтобы о нем не вспомнили. Все же вспомнили. Высокий наглый Борис Соколов, подходя к Васе с группой товарищей, гнусно ухмыльнулся и спросил:— Слышь, ссыкуха, что выбираешь: портфель в окно или голову в дерьмо?— Да уйдите вы! Я директору пожалуюсь! — трусливо огрызнулся Вася.— НЕПРАВИЛЬНО!! — заржал Боря.Схватив Васин рюкзак, неоднократно отстирываемый его матерящейся мамой от мочи одноклассников, он рванул молнию и, распахнув окно, вытряхнул содержимое портфелся прямо на рабочих, чинящих асфальт под окнами. Последовавший за этим мат снизу заставил Васю внутренне зарыдать — ведь свое барахло собирать придется ему.Схватив Васю за ноги, ржущая ватага поволокла его по направлению к лестнице. На нижнем — втором — этаже располагались классы малолеток: тредьеклашек и второклашек. Боря Соколов знал, что после нескольких таких променажей головой по полу презирать и унижать Васю-ссыкуху будут даже самые мелкие. Конечно, обычно всё это проделывалось с Вованом Холодновым, но сегодня-то его не было. Впрочем, по сообщению училки по русишу, его не будет еще очень долго — он схватил ангину, как сказала позвонившая в школу мать Вовы. Это значило, что отныне Вася оказался в аду — и, весьма вероятно, опущенным на всю свою школьную жизнь.Пока Борины шестерки, дико ржа, волокли Васю за ноги, сам Борян бегал по школе и собирал зрителей.«ПОЦАНЫ, ЗАЛУПОГЛАЗОГО ЩАС В УНИТАЗ ОПУСКАТЬ БУДЕМ!!» — кричал он, и уже через минуту за ним собралась нехилая гомонящая толпа.Для акта опущения выбрали самый просторный туалет, и даже так в нем не поместились все желающие поглядеть на то, как Вася потеряет последние остатки уважение школьников.— Кто-нибудь посрать может? — радостно осведомился Боря, обводя взглядом толпу.— мм.. Ну, я! — пробасил жирный, как слон, Леша. Происходящему он был рад буквально до усрачки (ХАХА), ведь все это для него значило заметное повышение в рангах школоты. К тому же ему и правда хотелось срать…
>>150511455Мы тут вообще о жизни говорим
Отложив знатную плюху, он застегнул штаны и солидно направился на зрительское место. К этому времени Вася жалостно забился, предвкушая, что с ним хотят сделать. Впрочем, получив пару ударов по ребрам и в солнечное сплетение, он ошеломленно затих, открывая рот, как рыба.«Это какой-то сон» — думал Вася, видя омерзительно грязный и вонючий унитаз, приближающийся к его лицу.Он забился еще сильнее, но рука Боряна держала крепко. Через секунду прыщавое лицо Васи почувствовало горячее дерьмо — колбаски Леша откладывал воистине королевские.Вася беззвучно заплакал. Почему беззвучно? Ну не мог же он открыть рот, когда по губам размазывалось тухловатое дерьмецо!Очевидно, это понимал и Борян, потому что вскоре Вася почувствовал нестерпимую боль в правой ягодице. Вы же не забыли, что сегодня у его класса было черчение? А где черчение — там и циркуль!Заорав во весь голос, Вася таки хлебнул говна полным ртом. Смех толпы к этому моменту сотрясал потолок.Борян уже просто загибался от дикого ржача. Ему даже пришлось отпустить визжащего и плюющегося говном Васю. Толстяк Леша чувствовал себя героем дня, глядя на то, как несчастный жует ЕГО говно.— Не переживай, это типа не хуже твоих бутеров, что мама делает! — крикнул он баском. В толпе некоторые уже упали на пол со смеху.Вася попытался пойти на прорыв и убежать, но непрерывно ржущий Борян метко пнул его в грудь. При этом Вася, плюнув дерьмом, попал ему прямо на дорогой кожаный ботинок. Толпа мгновенно затихла.— Ну ты, сука, попал… — грозно произнес Борис, оглядывая загубленную обувку.Ты, гнида… к тебе ласково отнеслись, можно сказать, а ты вот как отвечаешь, сука дрисная… — приговаривал Борян, осыпая воющего, уже сходящего с ума Васю, пинками, в том числе и по голове — все равно ботинки уже загублены.Расстегнув штаны, он достал хуй и, поднатужившись, облил Васю небольшой порцией вчерашней, еще вечерней желтой несвежей мочи. Резкий аммиачный запах заставил толпу поморщиться, но некоторые снова тихо заржали. Вася уже даже не плакал, а просто сидел на полу и тихо выл.Схватив Васю за шиворот, разъяренный Борян отволок его к окну второго этажа и, свободной рукой ловко открыв еще не законопаченное поролоном на зиму окно, поднатужившись, перекинул Васю за подоконник. Он, в принципе, не собирался на самом деле его кидать, но обезумевший Вася в последнем порыве смелости укусил Бориса за руку. Дико заорав, тот отпустил его и уставился на огромный укус — повреждена была вена.Снизу снова послышался мат рабочих.— Блядь, этот сученыш меня укусил! — орал Борян, яростно пиная батарею.— Вот, возьми пластырь! — предложила первая красавица класса, Марина.— Угу… — мрачно буркнул Борян, небрежно заклеивая укус.Директор Александр Станиславович мирно сидел в своем кабинете и готовился подписывать квартальный отчет горсовету, как вдруг почувствовал запах говна.«Блядь, я не обосрался случаем?» — испуганно подумал он, ерзая жирными ягодицами и принюхиваясь.Тут дверь кабинета распахнулась.ТАКОГО Александр Станиславович еще не видел никогда. Голый, вымазанный дерьмом и уличной грязью, весь в кровоподтеках, некий малолетний паршивец стоял на его ковре.Потеряв дар речи, директор просто молча слушал оскорбленные маты уличных рабочих и ржач толпы на заднем фоне.— А… что произошло… — медленно соображал Александр Станиславович, уже, впрочем, протягивая руку к телефону и папке с личными данными учеников пятого «Б» класса — сказывалось безошибочное чутье.— Анна Владимировна? — медленно начал директор, соображая, как бы поделикатнее донести эту новость до Васиной мамы.— Тут, видите ли… как бы выразиться… ваш сын голый и избит. Неизвестно кто избил. Нет, свидетелей нет. Да, подъезжайте! Поскорее причем. У меня тут весь ковер в говне, я извиняюсь за подробности… — мрачно закончил разговор Александр Станиславович, с омерзением принюхиваясь к непередаваемому аромату Лешиного кала и уже предвкушая переезд в тесный кабинет завуча минимум на месяц — пока запах не выветрится.«Этот гондон у меня до самого одиннадцатого класса будет колы иметь по всем предметам» — с яростью думал директор, глотая валидол.Вы думаете, Васю больше не били? Ошибаетесь! Замарав все сиденье в вызванном его мамой такси, он вызвал такой родительский гнев, что орал от боли, пока жирная рассвирепевшая бабища хлестала его ремнем с армейской пряжкой.— Подонок!!! Я ради тебя с работы отпросилась!! Что ж ты творишь, стервец!! Лучше бы я аборт сделала! — визжала она, проходясь ремнем по заднице своего непутевого сына. Вася выл в тональности Ля-минор очень необычным тембром — одним из пинков взбешенный Борян выбил ему правый клык.Визжал он, впрочем не столько от боли, сколько от радостного смеха старшего брата и тяжелого взгляда отца. Отцу тоже пришлость сегодня отпрашиваться с работы, и он был в бешенстве, хоть и не показывал этого.— Ты что творишь, паскудник? — медленно и тихо начал он, не двигаясь с места.— Ты думаешь, мы твои выходки терпеть будем? Ошибаешься. У нас есть способы. — как-то загадочно завершил свою угрозу отец и странно улыбнулся. Вася ничего не понял.Уже вечером, когда Вася в темноте лежал в кровати, все еще ощущая привкус говна во рту, он услышал звонок телефона. Вслед за этим последовал неразборчивый бубнеж и изумленное «ЧТО?», выкрикнутое матерью.Дверь в комнату распахнулась, шумно ударившись об стену. Щелкнул выключатель, и свет ударил Васе в глаза.— Ты. Хоть. Понимаешь. Что. Ты. Натворил. — по слогам произнесла Анна Владимировна, уставившись на Васю страшным взором.— Сейчас звонили Борины родители. Он в реанимации. Свидетели говорят, что это ты его укусил. У него заражение крови. — медленно говорила мама, уставив руки в бока и не отрывая взгляда от Васи.— Мы тебя предупреждали, — внезапно в комнату вошел отец.— Твои выходки нам осточертели. Извини.На следующее утро Вася, оцепенев, сидел в обшарпанном коридоре нового для него учреждения, держа онемевшими руками вонючий рюкзак со сложенной в него одеждой. Отныне в его жизни не будет ни Двача, ни даже Боряна с Лешей.Родители сдали Васю в детдом.
Тяжелая жизнь у нас, господа /b/итарды
В маке у менеджеров хорошая зарплата,даже в мухосранске.
Охуиильные пасты, лейте еще.
>>150511862Герой нашей пасты на кассе работал
Лучший ирокез в классе был у Сани Пузанова. Ставил он его сахарным сиропом с раствором брилиантового зеленого. Иногда добавлял пиво. Но не часто, пиво Пузан предпочитал выливать внутрь головы, а не наружу. В итоге получался перламутрово-зеленый полуметровый гребень над выбритой башкой. Это было феерично.Но лысые виски бесили всех учителей в школе, поэтому в основном Саня ходил с распущенными волосами. Грязные жирные белобрысые пряди веревками свисали ему на плечи – панком Саня был настоящим и почти никогда не мылся. Девчонки отказывались сидеть с ним рядом, потому что от него воняло и он пукал на уроках.Был Пузанов второгодником. В наш восьмой "а" перешел не снизу из седьмого, как мы все, а сверху. Точнее, это мы его догнали в его классе. Их, второгодников, было сразу человек пять-шесть, но Пузанов был самым старшим. Потому что второгодником он был хроническим. Дважды второгодник советского союза, как называла его Евгения Павловна, наша математичка.Корнями Пузан уходил в классическую лимиту. Его родителей по какому-то очередному комсомольскому набору привези на АЗЛК (Автомобильный Завод Ленинского Комсосмола, был такой в Москве, "Москвичи" выпускал, сейчас уже и не помнит никто, наверное, эту марку), да так они в общаге и осели. Неблагополучная семья, мать и отец алкоголики. Вообще странно, что их не лишили родительских прав, а детей не отправили в интернат. Выглядел он как умственно отсталый. Собственно, он и был умственно отсталым.Еще у него был брат. Пузан-младший. Саня был поумнее.Учился я тогда в Текстилях. Это был район «лимиты» и понаехавших на АЗЛК работяг. Район не самый престижный в Москве, школа наша считалась далеко не самой передовой в районе, а уж класс-то явно был отнюдь не самым лучшим в школе. Двоечники, алкшня, безотцовщина, беспризорщина, нищеброды и шпанюга подзаборная. Дети рабочих кварталов. В пионеры не приняли примерно половину, а в комсомол, который к тому моменту уже развалился, и так бы не пошел никто. Включая отличников, которых мы, банда телогреечников с камчатки, хотя и уважали, но всячески растлевали.Отношения с бОтанами у нас были великолепные. Возможно потому, что Серега Протченко, самый круглый отличник и главный бОтан, занимался штангой и в плечах был вдвое шире любого из нас. А возможно, просто потому, что класс у нас был какой-то человечный все же. Не было вот этого желания затравить, забить, заклевать. "Чучело" - это не про нас. У бОтанов была своя движуха, у нас своя, но отношения между группами были крайне дружелюбными и мы все равно оставались одним классом.Движение телогреечников тогда разрослось в полную силу. Конец восьмидесятых. Рокеры, панки, любера, хайлафисты, мажоры и проч. и проч. и проч. Романтическое время.Мы были телогреечниками.Самым шиком считалось носить синюю телагу, кирзачи и шапку-пидорку. Или «петушок». Мне и сейчас, спустя двадцать пять лет, такая форма одежды кажется чем-то привлекательной. Очень она какая-то… пацанская. Есть в ней какой-то свой, рабочий, мужицкий шик.Но был в этом, конечно же, и протест против правильных колонн чистеньких пионеров с ровными галстучками в ряд, и причастность к шпане замоскворецкой конца сороковых, откуда все мы, в общем-то, и были родом.В таком наряде на уроки приходила половина класса, и школа временами напоминала не то сиротский приют, не то колонию для малолетних. Второе - больше.Наиболее продвинутые носили на всю спину надпись шариковой ручкой «Слейер» или "Гр.Об", или "Айрон Мейден", "Джудас Прист", "AC/DC" и тому подобное.Это были шедевры логотипов. Сегодняшним дизайнерам, со всей их техникой, в счастливом сне не приснится то, что делали люди с обычной шариковой ручкой при наличии таланта, любви и искренней веры в своих богов. К настоящему мастеру очередь стояла месяцами.Саня Пузанов вообще был центром нашей компании. Не лидером, нет. Чтобы мы признали его таковым, ему не хватало ума. А именно - центром. Тем, что называется "немного смазки". И когда его не было, точнее, когда он задерживался, потому что дня, чтобы он не пришел - не было, компании чего-то недоставало. Это чувствовали все. И все ждали Пузана. Не помню его ни разу не веселым. Без него не было смысла.
>>150512601Вместе с культурой телогреечников развивалась и культура подвалов. Любера делали в своих подвалах качалки, мы - волосатые - сносили туда матрасы и мафоны, чтобы пить паленую водку и нюхать "Момент" из целофанновых пакетов. Я нюхал момент, бустилат, ацетон, бензин, курил шалу, шишки, пластилин, глотал прокопан, релашку, аминазин, димедрол с пивом, колол кетамин, винт, розовый винт, и даже один раз попробовал герыч. После чего понял, что овчинка выделки не стоит и завязал с наркотой. Но с тех пор я точно знаю: наркомания - не болезнь. Нельзя ей взять и заразиться просто так, случайно. Чтобы стать наркоманом, нужно целенаправленно и усиленно скалываться как минимум месяцами, если не годами.Войны «подвал на подвал» являлись неотъемлемой частью этой культуры и время от времени одна из бригад налетала на подвал другой, громила его, все ломала, а если это были любера (не дай бог), то и всех избивала по-жесткому. По районам тогда можно было ходить очень осторожно, потому что все было поделено чуть не по метрам, и звиздянок могли навешать уже в соседнем дворе. Впрочем, до заточек и цепей у нас все же не доходило. Во всяком случае я лично не помню таких моментов.Наш подвал был у самого выхода из метро, в самом первом подъезде. Окна мы заложили кирпичом, оставив лишь маленькую отдушину не столько для воздуха, сколько для сигнализации – если из отдушины выбивается свет, значит, подвал жив и там кто-то есть. Впрочем, в подвале кто-то был всегда. Не припомню момента, чтобы он стоял пустой.В самую дальнюю камору мы провели свет, накидали на пол, который никто никогда не убирал, автомобильных сидений со свалки, каких-то бомжатных матрасов, и диванных подушек. К потолку подвесили лампочку. К проводам подкрутили мафон. Двухкассетник. Чтобы можно было писать.Пили водку, нюхали клей и слушали музыку.Саня Каневский тогда работал в ларьке прямо у метро, и с водкой у нас проблем не было. Как, впрочем, и у Сани с работой - малолеток тогда не то чтобы разрешалось брать на нелегальную торговлю паленой водкой из незарегестрированной точки, но все вопросы решались пятью рублями наряду ППС на лапу.Любера заезжали в город по двум направлениям - по Рязанке и по Вологоградке. А поскольку жил я на Рязанке, а тусовал на Вологоградке, осторожным приходилось быть вдвойне. У зажатого ночью люберами волосатого парня была только одна надежда на спасение - "Ночные Волки""Ночные Волки" поначалу тусовали через полтора дома от меня. На Новохохловской. Начиналось все там. С люберами они бились постоянно. Как правило, побеждали. Поскольку были сплоченнее и внутренне более целостнее. Но пару раз, когда любера приезжали чуть не всем городом, месилово, говорят, было жуткое.Прохожим они всегда помогали. Пару раз спасли так моих знакомых. Считались у нас реально защитниками.Хирург тогда был молодой и глупый и еще защищал людей от бандитов.Это потом он повзрослел и понял, что наоборот - гораздо выгоднее.Добрые бородатые пузатые дядьки в черных рогатых немецких касках с кастетами и мотоциклетными цепями…Чуть дальше, в "Закарпатских узорах" гуляла братва. Наравне с "Метелицей", это был один из самых криминогенных ресторанов. Стрельба там была обычным делом. Трупы "авторитетных людей" выносили регулярно. Один раз мы с Арканом и сами попали в перестрелку. Вышли из школы - а по улицам пули летают. И прохожие жмутся к стенам. А в телефонной будке лежит окровавленное тело.Правда, было это уже позже, в лихие девяностые.
>>150512633Увлекались мы панком. Егор был для нас всем. Абсолютным Богом без каких бы то ни было ограничений. Тексты его заучивались наизусть, хотя их никто тогда и не понимал - я и сейчас еще только начинаю приходить к пониманию его строк, которые он пытался до нас донести - орались под гитару до хрипоты в глотках и помутнения в глазах и переписывались из рук в руки с аккордами или без."Кино" было примерно на этой же ступеньке. Янка тоже."Сектор газа", "Х/З" и "Волосатое стекло" уже рангом пониже. Это была такая попса от панка.Э.С.Т и "Черный обелиск" вполне."Бахыт-Компот" слушали интеллектуалы с претензией на снобизм."ЧайФ", "Алису" и "ДДТ" считали уже за ширпотреб."Коррозия Металла" как осталась трэшем, так была им и с самого начала. Хотя отдельно Паук сам по себе котировался за отжиги. Или, как это называлось тогда, "за гон". Гнать, делать прогоны - считалось классно.Саня Карпачев был старше меня на год. Он первым из нашего класса попал в Чечню. Мы потом встречались с ним, пили на стадионе АЗЛК, куда в школе бегали смотреть спидвей, а теперь сидели на этих трибунах нашего детства и Саня рассказывал мне про штурм Грозного, в который он попал с самого начала, с первых дней, рассказывал про самую жопу, самую мясорубку, и мне запомнилось его выражение "как пацаны в подвале кишки на кулак намаывают".Был Саня роста выше среднего. Большеголовый такой. Весь какой-то угловатый и нескладный, С раскоординацией движений.Моя мама работала в нашей же школе. Учительницей русского и литературы. Поэтому Саню она встретила у метро раньше меня. И сказала, что он маленький и злой. И это лучшее определение, которое я слышал пацанам нашего поколения, попавшим в Чечню.Маленькие и злые. Как я и сказал, был Саня совсем не маленький, но и в моей памяти он остался именно таким - маленьким и озлобленным на весь мир.Саня Овчинников. Еще один второгодник. Здоровенный добрый амбал. Жил на отшибе, повзрослел раньше всех, раньше всех перестал с нами тусоваться и что с ним, я не знаю.Димас Маркин. Последний раз я видел его еще до армии. Раскачался, стал здоровенным и плечистым, стригся почти под ноль, носил черную кожанную куртку и ездил на черном бумере. В общем, классический представитель классической бригады середины девяностых. Занимпался рэкетом и бандитизмом.Саня Гугин. Пошел работать на мясокомбинат. Тогда почти все ходили работать на мясокомбинат. Был еще АЗЛК, но на мясокомбинате можно было тащить мясо и в нерабочее время убивать крыс, за которых платили бешеные деньги, чуть не по три рубля за хвост. Профессию обвальщика и мясника в нашем районе давали два ПТУ и еще одно давало профессию жестянщика и автослесаря, и девяносто пять процентов пацанов из моего класса стали либо мясниками либо жестянщиками. Саня Гугин пошел по мясной линии. Уже на первом курсе от сырого мяса заболел «рожей свиньи» - профессиональное заболевание обвальщика, экзема между большим и указательным пальцем. Сейчас переписываемся – очень редко – в одноклассниках. В свои тридцать пять Саня вглядит на сорок пять.Мой класс - дети лимиты. Текстили. Бродвей. Рабочие кварталы. Шпанюга. Алкашня и наркоши.Легендарная "Колыбельная для бедных" Севы Емелина именно про нас: "спи сынок спокойно, не стыдись ребят, есть на малохольных райвоенкомат. Редкий русый волос, мордочки мышей. Сколько полегло вас, дети алкашей? Дети безработных, конченных совков. Сколько рот пехотных, танковых полков"?Но, как ни странно, при всем при этом мы не были быдлом. Не были гопниками. У нас были - идеалы. У нас была - вера. У нас были свои устремления. Свои боги. Свои взгляды на мир, на жизнь и на будущее. Мы понимали границы дозволенного, мы, как и всякие другие язычники, уважали людей других взглядов с их другими богами.
>>150512670Что такое рай в моем представлении?Рай - это костер ночью в лесу. Ты идешь к нему знакомой тропинкой, виляя между деревьев. Тебе не надо смотреть под ноги. И свет тебе тоже не нужен, чтобы пройти по ней. Ты знаешь её до сантиметров, до каждого поворота, до каждого ствола на пути. Твои ноги сами заучили все изгибы, столько раз ты уже был здесь.И вот впереди, между деревьев, начинает мерцать огонек. Сначала еще не совсем отчетливо, словно лампочка вдалеке, но потом все увереннее и увереннее, стволы уже не в состоянии скрыть свет от него, листва уже не в состоянии заглушить гул неразборчивых голосов и песни гитары, и ты уже на подходе видишь, как их много сидит вокруг огня, всех тех твоих, кого когда-то оставил ты там, но к кому обязательно вернулся здесь.И вот ты выходишь на полянку. И они все замечают тебя. Я рады тебе. И ты рад им тоже.И ты рассматриваешь их лица, и вспоминаешь, и узнаешь, и улыбаешься в ответ, и присаживаешься к ним тоже.Они молодые. Такие, какие остались в твоей памяти.Все те, кто был дорог тебе в той твоей прошлой жизни.И прерванные и недосказанные разговоры теперь обязательно будут закончены, и в ваших спорах обязательно родится истина, и вы опять будете вместе, и будете вместе уже всегда, и никто никогда уже не уйдет, и вы обязательно скажете друг другу то, что так нужно было сказать, но так сказать никто и не успел или не смог, и водка никогда не закончится, и разговоры никогда не закончатся тоже, и утро никогда не наступит в этом вечном ночном лесу. И костер никогда не погаснет.И костер никогда не погаснет…Там, где реки текут в небо.Еще лет семь назад я время от времени приходил в этот наш двор. Выходил из метро. Сворачивал налево. И по привычке - каждый раз! - смотрел на отдушину в заложенном, в том числе и моими руками, окне подвала. И каждый раз у меня чуть не перехватывало дыхание - а вдруг? А вдруг в этот раз свет в отдушине будет гореть?И я спущусь в подвал. И увижу там всех наших. Зяку. Димаса. Саню Овчинникова. Леху Кирюшина. Карпачева. Наташку Шевелеву. Юрку Быковского. Макса Павлова. Отличницу и красавицу Оленьку Баринову. И мы будем сидеть, и пить, и разговаривать, и будет играть магнитофон, и Летов будет петь священные для нас тексты, и наши боги еще не предадут нас и…И все будет по-прежнему.Но свет за эти годы так ни разу и не загорелся. Подвал был мертв. Впервые и сразу - окончательно.Тогда я шел дальше, в наш двор. Вглядываясь в лица встречных. Надеясь еще встретить своих, но одновременно уже и не желая этого.Садился за наш столик - тогда стоял наш еще, именно тот самый, за которым сидели и мы, еще с нашими выцарапанными ножом надписями, которые я узнавал - и смотрел.И пил. И вспоминал.
>>150512699Смотрел в окно Макса Павлова. И видел отца Макса. Его отец так и сидел и пил на кухне – все тот же отец, ни на грамм не изменившийся, он и тогда уже был высохшим стариком, все на той же кухне, все ту же водяру, все в той же крохотной квартирушке все той же убогой хрущевки все с тем же вонючим зассанным подъездом. Единственное, что не изменилось за те пятнадцать лет.Смотрел на окно Сани Гугина. На окно Оленьки Бариновой. Она была отличницей.Был еще Зяка. Сначала его звали Кузя, потому что фамилия у него была Кузякин, а потом он стал Зякой.Его окно выходило в этот двор тоже.Как и окно Юрца Быковского, который все прятался-прятался от армии да так и пропал с концами из моей жизни.Сидел, вспоминал, пил.Поначалу мне еще хотелось выть. Потому что это было то самое место, в котором непрерывность моей жизни была разрублена. Стерта в порошок. Тот самый двор, в который я столько раз пытался вернуться, не понимая еще, что вернуться уже никуда нельзя, что с войны не возвращаются, что военный билет - это билет в одну сторону и тех, кого я знал, все равно уже больше нет, а из тех, кто остался, мне все равно говорить больше не с кем, потому что их нет уже тоже, а главное - нет и меня самого, того меня, который и ушел из этого двора улыбаясь и маша им рукой, ушел и больше никогда уже не вернулся - а тот лысый старый циничный мужик, который сидит сейчас за этим столом и пьет эту водку и пытается связать воедино разворванную нить своего прошлого и своего будущего и воет от того, что сделать этого никак у него не получается - это уже не я.Возвращаться на плаху всегда тяжело.Но потом прошло и это. Я понял, что война отобрала у меня не только мое будущее, но и мое прошлое.И это перестало уже беспокоить меня.А потом я и сам перестал возвращаться в этот свой двор.А Саню Пузанова убили. В армии. Дембеля забили. До смерти.
Вот такие вот истории
>>150512723Откуда это?
Бамп, пили еще
бамп
>>150511547У меня от этой пасты ВРЁТИ, извините.Сына облили мочой и избили - тут любой родитель, особенно быдловатый, первым делом пойдет разбираться с обдичиком или родителями обдичика. Просто потому, что это унижение всей семьи. Любой отец, особенно каноничный быдлан, первым делом полезет бить ебало Борису и его родителям, а уже потом будет разбираться с сыном.
Паста-тред
