реквест пасты про механизмы

>>133412283
Говорят, на Бартоломеевой Жиже, под болотом, лежит кость. Лежит и гудит. Старая кость, живая. Кто её в теле носил, умер давно, а она всё никак. Большая, сказывают, через всё болото наискось.
Кто её услышит, спокойно спать не сможет до конца дней, а прислушаться надумает — с ума сойдёт. Блаженный Бартоломей в тех краях поселился, чтобы смирением и кротостью на позор выставить страхи перед костью, и год там отшельничал.
Когда же на следующую весну, как снег потаял, пошли люди навестить его, так он убил их и сожрал, и когда солдаты пришли и зарубили его, то нашли за жилищем его алтарь, а на алтаре кадавра, что он из костей складывал. Кости были человечьи, но складывал он из них подобие звериное. Кадавр был больно страшен, солдаты порушили его и сожгли, вместе с телом блаженного, а сами бежали оттуда

>>133412755
Годно. По мотивам Чёрной церкви?

>>133412755
Туру ту ту ту, фиу!

Тред мертвый, как болото. В принципе, все логично

>>133413393
Болота оживают ночью.

>>133413367
>>133413369
Я всю пасту не кидал, ведь /б/ратья тексты длиннее 3 абзацев за вайп примут

>>133413449
а вот это гарно. Но круче НИИ-треда этот не будет

>>133413460
Закидывай остальное, раз уж начал.

>>133413492
На болотах никогда не было многолюдно, но они существовали давным давно и будут гнить ещё тысячи лет.

Вот вам Светлое озеро, было когда-то рядом с моим детским лагерем.

>>133413581
Поздняя осень рухнула на лес, придавила. За ночь последние листья облетели, как хлопья ржавчины. Палая листва подёрнулась инеем, бурьян на полянах тоже. Лес стоял мёртвый и окостеневший, бесцветный, как пеплом присыпанный. Тревожно и мерно свистели птицы, утонувшее в пасмурном небе солнце едва светило сквозь ветви. Оно казалось размытым, бесформенным, словно медленно растворялось в густых холодных тучах, подтекая водянистой розоватой кровью.
Он как раз думал о том, мертва ли эта, в красном, или ещё нет, и подбирал в памяти подходящий заговор, когда услышал далёкий, мычащий стон впереди.
— Ынннаааааа…
Звук разлёгся в холодном воздухе, потерялся меж стволов. Как будто дурной гигант шлялся лесом. По спине пошли мурашки. Неблизко, прикинул Лют, но глазом бы увидел, если б не дым, шиповник и густой тёрн. В этих зарослях Лют исцарапал уже всю куртку — к Бартоломеевой Жиже не вела ни одна дорога.
Хоть бы не сам Костяной. Вдруг чего.
Он остановился, не снимая руки с рукояти пистолета, и тут же дёрнулся от чьего-то прикосновения.
Это конь, которого он вёл в поводу, механически сделал ещё шаг, толкнул мордой в плечо и только тогда встал. Не ткнулся мягко, как обычно кони, а упёрся, как в стену. Лют подозревал, что с конём что-то не так. Он или почти слеп, или очень туп.
— Хххххыыыыыннн…
Пока далеко. И вроде бы не движется. Может, просто зверь какой, подумал Лют. Болеет или что. Он отпустил деревянную рукоять, обернулся.
Конь, гнедой, старый, с седой мордой, смотрел куда-то сквозь лес. Поперёк седла лежала девушка, накрытая серым Лютовым плащом. Из-под линялой ткани торчал край алого платья. Лют подошёл и, оглядываясь, поправил плащ так, чтоб красного не было видно, но девушки не коснулся. Голова её свешивалась с седла, рядом с сумой и мечом, притороченным к луке. Белые волосы обгорели, бледные щёки были перемазаны сажей. Она походила на мёртвую. Или и правда умерла, пока они добирались. Он уже не мог отличить.
Лют много чего повидал за свои тридцать лет, но в такие места его занесло первый раз.
Близился вечер, собирался снег. Дым, повисший в ледяном воздухе, вливался в нутро с каждым неглубоким вдохом, душил, ел глаза. От него начала тупо и тошнотворно болеть голова.
Запах был мерзкий, страшноватый: как будто горела где-то там не листва, не дрова, а тряпки, волосы, кости. Отвратительный дух, как на площади после казни. Он много раз видел такое — костёр, сдирающий плоть до костей, бескровная казнь, когда кипящая, варёная в жилах кровь за кровь не считалась.
Лют побаивался идти дальше. Не столько из-за стона, сколько из опасения выйти к пепелищу. Вдруг там не дом Буги, а обугленные брусья. От этих мыслей в руках поселилось какое-то невыносимое, безысходное ощущение, похожее на приступ сырой лихорадки. Больше он не знал куда идти.
Лют выдохнул и двинул вперёд, опасаясь, что конь откажется следовать за ним, но тот шагнул вслед, хоть и запоздало. Это был не Лютов конь, он принадлежал той, что лежала сейчас на его спине. Спешился Лют полчаса назад, когда лес пошёл слишком густой.
Дальние деревья, белые тополя, казались призраками самих себя. Ягоды тёрна синели ярко в этом бесцветном лесу.
Начался уклон, видно, к болоту. Позади, вдобавок к дыму, стал собираться туман, и вскоре мир сузился, утонул во всём этом мареве, оставив лишь Люта, девушку и коня.
— Мыыыыыыхххх… — Тяжело, обморочно, страдальчески.
— В железном лесе, на каменном плесе, — завёл Лют, выставив вперёд мизинец и указательный палец, — на чёрном песке в белом сундуке сидит дева Маева, кто ей доброе слово скажет, того не тронь. — Голос его дрогнул, Лют сглотнул и продолжил:
— Ни меня, ни коня, ни верного друга, я Маеву не лаял, не ругал, и меня чтоб никто не пугал, чур меня, чур меня. — Лют поискал глазами солнце, но легче не стало. Оно, казалось, и вправду кровоточило, в лес медленно сочилась грязно-розовая мгла. Голова кружилась, из раздражённых глаз текли слёзы.
— В железном лесе…
Лют понял, что слышит тихое, хрипящее дыхание где-то впереди. Он хотел вынуть пистолет и понял, что страшится убрать сложенные из пальцев рога. Он привык полагаться на лезвие или пулю, но только если это Костяной, зверина, то что ему до Лютова оружия.
— На каменном плесе…
— На чёрном песке, в проклятущем сундуке. — Это был не его голос, а чей-то ещё, низкий и надтреснутый, и он поперхнулся от ужаса. Короткие волосы встали дыбом.
Тут что-то всхрапнуло прямо в полусотне шагов, порыв ветра отнёс дым, и Лют обнаружил себя на открытом месте. Впереди, в низине, он увидел огороженный частоколом двор и каменный дом с заросшей крышей, но мельком: он смотрел не туда.
Под аркой деревьев, правее, шагах в десяти стояла дебелая старуха, и в закатных сумерках Лют сначала различил лишь силуэт, очертания, подумав с ужасом и облегчением одновременно: дошёл.
— Каждый фетюх с заговором пнётся. Небось и рога вперёд выставил, падло. — Старуха добавила ещё ругательство, и Лют понял, что старое поверье, будто колдуний можно отогнать бранью, врёт.
— Я…
— Хлеб-то принёс? — прогудела она надбитым колоколом.
— Принёс, — ответил Лют. Он знал, с чего надо начинать разговор, когда ищешь такой помощи. Только опыта у него не было.
Она шагнула к нему, и он отступил на такой же шаг.
Лют слышал, как выглядит Буга, которую почитали ведьмой, знал все эти истории. Будто она убила свою мать, выпустила ей кровь при родах. Будто родилась она с длинными чёрными волосами, которые так и не выпали.
Слышал, что при старом царе её топили в реке, а она не тонула, и тогда ей на шею повязали жернов, и руки взяли в колодки. Что рыбы отъели ей лицо, но самую большую она будто поймала зубами за хвост, и та таскала ведьму по реке, пока верёвка на жернове не стёрлась о дно, а колодки не осклизли настолько, что Буга смогла вытащить свои шестипалые руки.
Тогда она выбралась из реки и убила эту рыбу, а её зубы забрала себе и хранила, а когда от старости её собственные высыпались, вставила себе рыбьи.

>>133414124
Может, это была только страшная сказка, но у старухи не оказалось глаз. На изрытом, словно после тяжёлой оспы, лице темнели два провала: веки были открыты, но глазные впадины пустовали. Жёсткие седые ресницы обрамляли их, ниже собрались синюшные морщинистые мешки, в углах век загустела жёлто-розовая сукровица, застекленевшие дорожки её блестели вдоль крыльев носа. Вся левая скула её была голой до кости, нижняя губа считай отсутствовала, комковатая сизая полоска, оставшаяся от неё, не прикрывала полупрозрачных, острых рыбьих зубов и бледных дёсен ущербной, скошенной назад челюсти. Кончик длинного носа, серый и мёртвый, шелушился, в обгрызенных ноздрях виднелись глянцевые красные сосуды. Седые, как дым, с моховой зеленцой волосы она откинула за спину. От старухи пахло псиной, дубовыми листьями и сушёным мясом.
— Что заткнулся? Знал, к кому шёл?
— Держи хлеб. — Лют как мог взял себя в руки, расстегнул суму и отдал холщовый мешок с утренним, мягким ещё караваем ведьме.
Его смущало, что он до сих пор не видел, кто там мычал в дыму. Стон пока прекратился, но во дворе, по ту сторону частокола, кто-то тихо болезненно дышал, Лют мог поклясться.
Пока старуха мяла и нюхала хлеб, как-то набок изгибая шею и тыкаясь в мешок слепым лицом, Лют огляделся.
До двора оставалось рукой подать, даже странно, что он не увидел его раньше. Морок, не иначе, подумал Лют и поёжился.
В глубине круглого, огороженного кривым частоколом пространства, стоял высокий каменный дом под замшелой круглой крышей. Над крыльцом на неё намело землю, там выросло рябиновое деревце, тянулось сломанной рукой к грязному небу. Через пальцы веток прядями тёк дым — серый, густой, он не поднимался вверх, а струился из почерневшей каменной трубы вниз по горбу крыши. Лют никак не мог отвлечься от запаха жжёной кости, к которому примешивался теперь и противный сладкий дух гнили: на частоколе висели черепа, бараньи, кабаньи, конские, но это не были белые чистые кости. Одни замшели, другие покрывала чёрно-зелёная слизь, бурая кровь, запёкшаяся или засохшая.
Наверное, зачем-то так было надо.
— Чем топишь, хозяйка? — спросил Лют, морщась. Его уже мутило от запаха дыма, а осклизающие на колах головы грозили совсем задушить.
Розовато-серое морщинистое нутро давно заживших глазных впадин чуть сжалось, словно Буга сощурилась.
— Всё в ход идёт, — сказала ведьма, смерив его невидящим взглядом пустых пазух. Он видел осевшую на голой скуле изморось.
Лют выдохнул и задержал дыхание. Он боялся, что, если сейчас вдох с запахом дыма потревожит гортань, его стошнит прямо на хозяйкины башмаки.
Он опустил взгляд, чтобы не видеть дыр в её лице, и с удивлением обнаружил, что Буга обута в железные латные сапоги.
— Не жарко?
— Я свои семь пар не сносила, — ровно, но с какой-то тоской ответила ведьма. Лют не стал ничего спрашивать. — Пошли. — Буга махнула иссушённой рукой в перстнях, на которой Лют и вправду увидел шесть пальцев, и посеменила ко двору
— Хлеб-то принимаешь?
— Ещё что есть?
— Обижаешь. В сумах.
— Тогда принимаю. Во дворе поговорим.
Лют пошёл следом, конь опять замешкался. Солнце садилось, короткий закат отгорал торопливо. Проявилась луна. С дыханием выходил пар. Зима стояла совсем близко, казалось, подними голову — увидишь исполинский силуэт, белые косы. Взглянет — замёрзнешь, дунет — заметёт.
Буга отворила массивную, визгливую калитку, и Лют вошёл в ведьмин двор.
— Мыыыыррррр…
Из-под забора, с груды какого-то замшелого тряпья, звякнув цепью, поднялось чёрное существо. В первую секунду Лют принял это за человека, но когда оно шагнуло в его сторону на четвереньках, он понял, что это крупный, ногастый чёрный пёс. Тот помотал головой, просыпаясь, задышал хрипло.
Так это пёс храпел, подумал Лют. Упаси боги.
— Сиди, скотина! — рявкнула ведьма.
Пёс виновато опустил тупую короткую морду, повесил свалявшийся хвост и сел в тряпьё, перевернув пустую, заросшую грязью миску. Лют не стал на него смотреть — он на секунду поймал взгляд, и что-то в этом взгляде ему сильно не понравилось.
Конь даже ухом на пса не повёл.
Буга развернулась к нему.
— За чем пожаловал, людолов?
— Деваха одна дымом надышалась. Вытащить бы. — Лют хотел промолчать, но всё же спросил:
— Как угадала?
— Вас за версту слышно. Одёжа кожаная, дублёная хорошо, чтоб не скрипела, кожа чернёная, по запаху чую. Порох ещё. И страх. Вроде оборужен, а боишься. Знаю я такой запах, и за мной приходили.
— За тобой? — удивился Лют. — На ваших же наши давно не охотятся, закон вышел. Последний ловчий по ведьмам был Барвин, да и тот пропал не упомнишь когда.
— И Барвин, пёс, заходил. Знала я его. А ты кем промышляешь?
— Ворьё ловлю. Татей. Извергов людских.
— Что-то плохо ловишь, Маэв, Изуверка, ещё не всех детей за три года у вас переела? Не слыхала, чтоб её нашли да на кол посадили.
Лют закаменел лицом. Хотел что-то сказать, дёрнул углом рта и смолчал.
— Давай деваху, людолов. Погляжу. ­— Слепая ведьма усмехнулась.
Лют ослабил верёвки, скинул плащ коню на шею и стащил девушку с красном с седла. Он мог бы поклясться, что она не дышала. И одежда, и кожа её были холодны.
Ведьма подошла, принюхалась.
— Ты знаешь плату.
— Знаю. Плачу не я, платит она.
— А она согласна?
— Она сейчас почитай вещь, а значит, я за неё говорю. — Лют знал, как надо отвечать. Он понимал читать и писать и за жизнь многому научился, работа обязывала. Но с ведьмой говорил впервые, и колдовства раньше никогда не видел, только россказни слыхал. Пробирал страх.
— Её не спросишь. Коли ты ответчик, с тебя помощь.
Лют замялся.
— Не бойся, — сказала ведьма, и ему стало как-то совсем не по себе.
— Всё я сделаю сама. Ты только силой поможешь, и на посылках побудешь. Принести, подержать, разделать мясо.
— Мммясо? — Лют сделал шаг назад. Девушка на руках была неприятно тяжёлой.
— Да не её ж, дурак. Жертва нужна. Ты знаешь, чем платить, нет? — Буга начала злиться. — Не будешь помогать — проваливай!
— Помогу, если надо. Куда я денусь. — Люту не нравилось это обещание, но по-другому выполнить свою работу он не мог. — Я отдаю коня, так? И то, что ты попросишь от неё самой. Кровь, зубы, да?
Буга кивнула, продолжая нюхать воздух.
— Только сразу скажу — не язык, — попросил Лют. — Мне нужно спросить её, и мне нужно, чтоб она ответила, когда я спрошу. Это правда, что… Если её.. вытянуть… То она не сможет врать какое-то время?
— А чего не язык. Пусть напишет, чего тебе надо, — остро осклабилась ведьма.
— Я не знаю, умеет она или как.
— Не бойся, не соврёт. Если Костяной её в лес не уволочит, если она глаза откроет, ещё время будет не вся. Как блажная. Потому и врать не сможет, никто ещё не мог. Потом, конечно, оклемается, но это кто через минуту, а кто через месяц.
Лют кивнул. Он начинал замерзать без движения. Темнело, пошёл редкий снег, ему хотелось торопиться, действовать, только бы убраться отсюда поскорее, хоть среди ночи, хоть когда, хоть с девкой, свободной или в кандалах, хоть без.
— Мне язык и не нужен. Я забрала бы волосы, да чую палёными пахнет. Коротки небось? Я возьму глаз.
— Зачем тебе глаз? — спросил Лют. Хотел сказать ещё, что тут везде палёными волосами несёт, раз она ими, видно, топит, да прикусил язык.
— Вставлю себе и буду видеть хоть полдня. А пока буду видеть — позову себе коз диких, стадо-то моё волки повытаскали в этом году, сарай пустой стоит. Ну да нет уже и тех волков, кончились. — Буга облизнула ошмётки губы, словно вспоминая вкус. — А без глаза не помню я слова, как живого зверя приманивать.
— А если я прочитаю? — простодушно предложил Лют.
— Я те, падло, прочитаю! — прикрикнула ведьма.
— Глаз один?
— Один. Работа как раз на эту плату. Лишнего я не беру.
Буга обошла вокруг него, принюхалась. Руки уже затекли держать холодное тяжёлое тело.
— Дым чую, — сказала ведьма. Лют возвёл очи горе. — Смерть чую, навряд помогу. Конь плохой. Не деваха, давно женщина. И марена. Она в красном, да?
— Да, — ответил Лют. — Так всё плохо?
— Тут, у частокола, не разберу, всё смертью пахнет, да и дымом, — сказала Буга.
Ну да, подумал Лют, наконец-то дошло.

Давненько ваши треды не видел, люблю балота.

— Пошли в дом. Коня тогда… Управишь. Конь плохой.
— Вроде шёл нормально.
— Шёл, шёл, дошёл. Дальше ему не идти. А ты ступай за мной. Да не вздумай оружие в дом тащить! Чужого железа нельзя. Меч на седле оставь, никому он тут не нужен. А пистоль давай. Гляди-ко, вот в поленницу засуну.
Лют молча согласился. Даже перетерпел ведьмину лапу, пока она вслепую вынимала пистолет. Тот был заряжен, капсюль вставлен, для выстрела оставалось только взвести курок. И спустить его.
— Осторожно, — сказал Лют.
— Обучена, — огрызнулась Буга, засовывая оружие в дрова. Лют вздохнул.
Они вошли в тесные сени, а после — в просторную, но захламлённую комнату. Тепло, с изумлением подумал Лют, тут тепло!
Было темно, только в очаге пылал огонь.
— Клади, — Буга указала на широкий, низкий стол из горбылей срезом вверх. Он был весь в жиру, аж лоснился, янтарно-жёлтый в пламени, по краям грязный. Лют с облегчением положил тело и осмотрелся.
Под высоким потолком проходили круглые брусья балок, маленькие оконца смотрели на две стороны света, каменный очаг занимал четверть комнаты, рядом стоял ещё стол, поменьше и повыше, с неприглядным железным инструментом и стопкой тряпок. На стенах были там и тут набиты полки с глиняными и редко стеклянными бутылями и пузырями; а где было ничем больше не занято — сушилась трава. Над окном висела здоровенная, с человечью, сухая рыбья голова без зубов.
Ведьма разрезала красное платье, не церемонясь. Отрезала полосу от подола длинным, как раз свиней колоть, обоюдоострым ножом. Остальное бросила в огонь. Она ворочала голое тело легко, без усилий, как соломенную куклу. Делала всё споро, как зрячая.
Запахло жжёной тряпкой.
Без одежды девушка казалась старше. По бледной коже ползали блики открытого пламени, во впадинах и под боками плескались чернильные тени. На плече Лют увидел татуировку, перо. Такое ставили, если кто хорошо умел на ножах. У Люта пера не было.
Ведьма сунула Люту охапку свечей.
— Зажги. Расставь где придётся.
Она сняла со стены верёвку, обвязала лентой, отрезанной от платья, концы вправила в жгут, обвила хитрой петлёй девахе вокруг шеи, конец верёвки засунула ей между зубами, сжав пальцами щёки, чтоб открыть рот. Нёбо, успел заметить Лют, было бледным и опухшим, засохшая слюна хрустнула коростой.
Ко второму концу верёвки ведьма привязала ржавый замызганный крюк, перекинула верёвку через балку, словно для казни.
— Вот сейчас проверим, будет толк или нет. Держи её за плечи.
Буга взяла со стола что-то похожее на остро отточенную железную ложку, свободной рукой подняла девушке одно, другое веко, поднесла нос к каждому глазу, понюхала.
Приставила ложку к внешнему краю правого глаза, нажала. Потекла кровь.
— Течёт, — сказала Буга довольно, проведя носом над виском девушки.
Лют взмок.
— Ну она и не дёрнулась, — сказала ведьма, вынимая ложку из раны. Капли упали на стол, оставили дорожку.
— Держи-держи, — велела Буга, увидев, что Лют собирается убрать руки с голых липких плеч. — Сейчас я слова почитаю, а ты пока коня зарежешь. Потом глаз. А сейчас не отпускай, мне палец надо.
Лют закусил губу. Он проливал кровь, приводил людей на казнь, но никогда ещё не видел такого деловитого расчленения живого тела.
Буга же взяла тот самый длинный нож, отвела левый мизинец девушки в сторону и, натянув рукав на ладонь, нажала на лезвие. Влажно хрустнуло, и тело под руками Люта слабо дёрнулось. Потекла, расширяясь лужицей, кровь. Ведьма сунула девичью руку в какую-то тряпку, прямо срезом пальца, даже не замотала. Палец полетел в огонь.
— Чтоб Костяной запах знал, — сказала Буга окаменевшему Люту. — Видишь, дрогнула, тать. Может и вытянем. А на дворе прямо смертью пахло. Надо же.
Лют промолчал.
— Теперь ступай коня резать. У двери висит тряпка, постели ему под брюхо. Отведи его в лес за избу, прямо за вон то окно. — Ведьма указала длинным корявым пальцем. — Там камень. Поставишь его на камень, кинешь тряпку. Горло перережешь. Как упадёт, выпустишь кишки на тряпку. Мяса нарежешь с коня хорошего, кости только не трожь, мясо тоже к требухе бросишь, тряпку узлом завяжешь. Сумеешь?
— На козу охотился.
— Стукнешь в окно, я тебе веревку выкину, мешок этот с требухой на крюк нацепишь, а коня так и брось. Возвращайся тогда да будешь эту держать, пока я глаз достану. А тогда как раз и Костяной придёт. Можно его из костей собрать, да зачем, когда целый конь есть, со шкурой даже. Его тело пусть и берёт.
Лют выдохнул, с каким-то щелчком вдохнул. Вон оно как.
Подошёл к двери, взял тряпку.
— Эту? — спросил в спину Буге, которая высунула голову в окно, в тёмный лес. Солнце село, чащу затопили синие сумерки.
Ведьма обернулась через плечо, тусклый свет залёг в морщинах, и её лицо стало похоже на древний камень, лик неизвестного каменного светила, чужой луны.
Лют сглотнул и, скинув ледяной крюк, вывалился на крыльцо.
Дым стелился низом, заливал двор, густой, комковатый, как какая-то белая жижа, драконова блевотина с запахом сгоревших костей и сырых испарений.
Было холодно, и после жирной избяной духоты Лют всё-таки почувствовал облегчение.
Он отправился к коню, выбравшись из-под стекавшего с крыши дымного водопада. Тот, оказалось, стоял где оставили, не шевелясь. От этого стало как-то жутко.
Поднялся ветер, в лесу стоял шорох и стук, драное покрывало облаков сползало с луны, какой-то выпуклой, объёмной сквозь дым. Она походила на стеклянный фонарь, и казалась нереально маленькой и близкой. У Люта кружилась голова, и ему казалось, что луна падает. Он опасливо косился на неё.
А может, это земля подрагивала, от гула древних, глубинных костей.
Люту вдруг представилось, что у земли тоже может быть скелет, титанические кости и бездонная красная плоть, океаны крови в подземных руслах под ногами, и его и впрямь чуть не стошнило.
Страшный пёс забился в свою косую конуру, лапы его торчали из густой чёрной тени на лунный свет и мелко дрожали. Он тяжело, хрипло дышал в темноте, в положении лап всё время угадывались линии скрещенных руки и ног, и так просто было представить себе в этой синей тьме черты искажённого человеческого лица.
Луна и дым шутили дурные шутки. Запах разложения ощутимо усилился, когда Лют подошёл к коню.
Меч висел у седла, как и прежде. Но Лют, протянув к нему руку, оторопел.
В свете луны конь казался страшным. Губы его обвисли, зрачки не расширились, как полагалось ночью, и оставались неподвижными. На шкуре появились пятна. На застывшей морде отпечатался костенелый столбнячный оскал.
Конь был мёртв. Это не мешало ему стоять, но он был мёртв, и, как вдруг понял Лют, мёртв уже давно, с самого утра.
Он наклонился, и, дрожа, заглянул под брюхо.
Проникающая рана там, где печёнка. Такое он умел отличать.
Шёпотом скуля заговор, Лют бросился в дом обратно.
Буга обернулась к нему, тень её двинулась на стене, и Люту показалось, что чёрный силуэт отстал на секунду.
Блики прошлись по кости скулы, железным швам под челюстью. Нос, казалось, ещё удлинился.
Мокро чавкнули дёсны, блеснули в темноте игольчатые зубы давно мёртвой рыбы.

Всё здесь мертво, а жива ли сама Буга, подумал затравленно Лют. Ночь душила его, это место душило. Казалось, стопами он чувствовал слабую, неразличимую дрожь под полом.
— Конь… конь… он…
— Убежал?
— Он мёртвый. Он стоит на ногах, но, по-моему, он мёртвый уже давно. Он мёртвый сюда шёл, — чувствуя слабость под языком и дикую тошноту, выдохнул наконец Лют. Колени его подгибались, руки сделались ватными.
Ведьма заворчала. Потом взяла верёвку, перевернула тело девушки на живот и связала ей руки за спиной. Потом так же — ноги. Лют стоял, его била дрожь. С ним случалось разное, и сам он всякое творил, но то были понятные, человеческие вещи, будь то охота, погоня, драка или казнь. А сейчас другое, нелюдское, страшное давило его, навалившись на плечи, на голову.
— Погоди, людолов… — Буга подошла ближе, накрыв его тенью. Люту показалось, что тень ледяная.
— Она одета в красное, а в красном казнят убийц или отравителей. Она задохнулась в дыму. Не на пожаре. Ты с казни её увёз, прежде, чем она сгорела, так?
— Так, — беззвучно шепнул Лют.
— А коня, чтоб служил и после смерти, я знаю только у одной хозяйки. Это изуверка Маэв. Ты чего мне сразу не сказал?..
Низкий голос ведьмы перерос в угрожающий рык, Лют вдруг заметил, что в шестипалой лапе ведьма держит тот самый свинокол.
— Если б я знал про коня, — Ответил Лют сбивчиво. — Я откуда знал. Я искал Маэв, раз знаешь её, знаешь за что. Детей убивать и есть, и девок, и парней молодых, это даже не всякая ведьма будет, ты-то не станешь?..
Буга мёртво промолчала. Лют потерял последнюю уверенность в своих словах, но продолжал:
— А я не был уверен, что она это. Думал, Костяной вытянет, и спрошу. Я её выследил, почти наверняка. В Доре её поймали, под именем Слоан, на воровстве. И всё бы ничего, но убила она стражника, когда её вязали. Сама знаешь, она мало того что изверг, так дурная и дюжая. Говорят, отец её не человек.
— И без тебя слыхала, с кем её мать путалась. Ну?
— Её почти сожгли, когда я её нашёл. Коня загнал, так спешил, когда услышал, что похожую деваху в Доре жечь собрались. Ну я царский ловчий, кто мне откажет в такой глуши, Дор считай деревня. Забрал её, конь её сам привязался, он за углом просто стоял. — Лют проглотил липкую слюну и продолжал:
— Теперь думаю, подробностей-то я не знаю, может она на коне пыталась бежать, его стража и свалила. А он за хозяйкой пришёл. Не знаю, как всё было, только он точно мёртвый. А ты откуда знаешь, что у Маэв конь так заговорен?
— Я заговаривала.
— А… — Лют растерялся. — Я думал ты как-то с ней не ладишь?
— Мне до ваших людских распрей ничего. Только вот за Маэв и отец её может заявиться, если её обидим. Тут, на болотах, мёртвые кости спокойно не лежат.
— Мне так же всё равно до ваших нелюдских. Ты обещала, ты делай.
— А на кой тебе её вытягивать-то, людолов, коли её казнить хотели? Разница-то, под каким именем? Я тебе точно говорю, конь её, она это. Белобрысая ж?
Лют вздохнул.
— Да. Я б оставил её гореть, но... Два года назад в Мохаер она зашла на крайнюю улочку, попросилась в дом, попить воды. Дома была только нянька и две девочки, четырёх лет и семи. Няньку потом нашли, без ступней и ладоней, кровью изошла. Косточки дитячьи нашли прямо там, в очаге. Но только от одной косточки, понимаешь?
Голос Люта дрожал, но слёз не было. Он никогда ещё не плакал с тех пор, как кончилось детство.
— Вторую не нашли никогда. Говорят, в тот день их видели вдвоём на тракте, а потом видели бродяг, шедших из Тирки в Белолес. У них была похожая девочка.
Это были дочки моего друга. И я хочу знать, где вторая. Может, она продала её бродягам. Может, малая сбежала. Тела никогда не нашли. Я хочу спросить её. Ты же не можешь задать вопрос мёртвой?
— Никак.
— Тогда вытяни её.
— Ладно. Придётся мне уплаты с неё не брать, палец посчитаю и хорош. И то раз обещала да начала, да кусок взяла. Провались ты, падло людолов.
Лют промолчал.
— А дальше ты с ней как?
— По закону надо будет казнить на площади. Но там посмотрим. Что скажет.
— Лады. Ступай делай как я сказала, мёртвый он, живой, кости в нём, шкура сверху. Если Костяной мёртвой кониной побрезгует, тогда глядеть будем. Чтоб ты неладен был, впутал меня.
Лют снова вышел на двор. Совсем стемнело, злая луна смотрела в упор.
Он подошёл к коню, протянул дрожащую руку и взял меч. Потом расседлал его, отставил сумки с едой для ведьмы в сторону. Перепоясался, подобрал тряпку, взял недвижного, как статуя, коня за повод и повёл вокруг дома. В темноте он старался не оборачиваться. Конь шагал за ним.
Из окна почти не падал свет, луна закатилась за драные тучи, но плоский белый камень Лют нашёл без труда.
Шорох и стук в лесу сделался громче. Лют, непрестанно оборачиваясь, поставил коня на камень, расстелил липкую смрадную тряпку, и понял, что, если просто перережет коню горло, то ничего, наверное, не случится.
Тот стоял, безучастный. Люту внезапно стало дико жаль его. Он со всхлипом втянул воздух, вынул меч и размашистой дугой опустил лезвие коню на шею. Чавкнуло мясо, конь без звука рухнул на колени, и Лют, закричав, в несколько лихорадочных ударов отрубил ему голову.
Крови не было. Она, видно, давно свернулась.
Туша завалилась на бок, и, зажимая рот рукой, Лют разрезал дважды мёртвому коню брюхо. Хорошо, было темно, он видел только мокрые блики. Невыносимо смердящее нутро вывалилось, где на тряпку, где мимо, и Лют понял, что сначала надо было нарезать мяса, потом уже вынимать кишки.
Он закатал рукава и взялся за нож, стараясь не думать, в чём таком холодном и липком лазят его руки, за что тянут, что, неподатливое, тягучее, сальное, режут.
Потом он откатился в сторону, и его всё-таки вырвало. Он утёрся рукавом, не выпуская ножа, вернулся к туше. Ему показалось, что безголовый конь легко двинул ногой. Задыхаясь от ужаса, то горячего, то ледяного, Лют, моля, чтобы этот кошмар никогда, никогда, никогда не повторился, отрезал куски мяса с бедра и бросал к кишкам. Они влажно шлёпались, Лют сплёвывал кислую слюну после каждого такого звука — не мог глотать.
Потом он вытянул края тряпки из-под тяжёлого коня, затянул завязки. Несло невыносимо, Лют не знал, какое создание согласится это жрать. Нож кое-как вытер, а меч с омерзением выбросил в лес. Не стоило, но этим оружием он уже ничего не смог бы сделать.
Стукнул в окно. Высунулась Буга, повела носом.
— Ну и дух. Всё заблевал, ещё железом насорил, падло. Ну цепляй крюк да иди сюда, я читать буду, давай оттудова, пока Костяной в коня не вошёл.
Лют не помнил, как вернулся. Долго полоскал руки в лохани с ледяной водой, на которую ведьма кивнула, но отмыться так и не смог — от задубевших пальцев в белом жирном налёте несло смертью. Почему в жаркой избе вода была ледяной, он даже не думал.

Ведьма глухо бубнила. Лют слышал, что она говорит, но понимал мало.
— …Нетрог сидит на звезде Торб, Сторог сидит на звезде Анамнель, Красный да Чёрный вьются вокруг звезды Полора, но она гаснет или погасла уже. Железная Голова сидел на звезде Земле, пока не пал…
Лют сел на пол и просто ждал. Он впал в пустой дремотный ступор. Голова раскалывалась, Буга гудела, пол вибрировал, кто-то влажно ходил в лесу за окном, порыкивал, шуршал листьями. Лют вдыхал и выдыхал, закрыв глаза.
— Людолов!
Лют дёрнулся, как от пощёчины, мутным невидящим взглядом посмотрел в пустые глазницы ведьмы. Ну что ещё от него надо, он ведь всё уже сделал.
— Не берёт Костяной мясо, злится. Сам мертвечина, а мертвечину не жрёт.
— Так что? — тупо спросил Лют. Он уже отчаялся дождаться не то что утра, хоть какого-то результата.
— Кажись, придётся пса. Жаль, я долго его … Растила. — Буга замолчала и смерила Люта дырявым взглядом. — Найду себе нового. Позлее. А этот скорей дурной.
Люту всё меньше хотелось знать историю пса. Дикий соблазн сбежать вполз в душу.
— Подзови его и заруби. Я тебе сухарь дам вот. Ну ему.
Лют замотал головой. Замычал. Убийство огромного, грязного, но какого-то жалкого пса совсем не казалось похожим на охоту. А при мысли о том, что ему снова предстоит копаться в кишках, его едва не вывернуло ещё раз, хотя он ощущал себя пустым и выжатым.
— Ты сказался помощником, лудина, ты ступай! У тебя ручищи и так в крови!
Отчаяние охватило Люта и сдавило, как беспомощного червя.
А если он откажется помогать ведьме, она будет вправе сделать с ним что угодно, и никакие рога, никакой заговор не спасёт.
— Слушай. Буга. Можно я возьму свой пистолет.
Лют даже не добавил вопросительных интонаций. Не мог.
Линялые брови ведьмы пошли вверх, глазницы округлились, что-то там с влажным коротким шорохом разлиплось. Люта аж передёрнуло.
— Грязная смерть… Ну бери. Свинец?
— Свинец.
— Сойдёт. — Ведьма сунула Люту замусоленный дубовый сухарь.
— Как его зовут? Как подманить-то?
— Барвин. Если он ещё помнит.
Лют не стал переспрашивать, правда ли это, просто вывалился во двор.
Погода стонала, дым всё так же жался к земле, только теперь сквозняками меж кольев забора его растянуло нитями, прядями, словно Зима чесала свой локон о частокол. Редкий снег летал беспорядочно. В щелях забора ветер выл, как безмозглая зверина. А может, и не ветер. Втягивая голову в кожаный ворот куртки, Лют спустился с крыльца и вытянул из поленницы пистолет, снова косясь на луну. Её разгневанное, мутное око мигало в разрывах облаков.
— …Барвин… — позвал Лют дрожащим голосом. — Барвин, Барвин!..
Сухарь крошился, крошки липли к рукам, кололи между пальцами, льняная рубаха под курткой пристала к телу, глотку саднило, воспалённые глаза ворочались со скрипом, а язык распух. Лют начинал терять ощущение себя. Когда-то в отрочестве, лет пятнадцать назад, он переболел лихорадкой, и в самую тяжёлую ночь ему от заката до рассвета казалось, что он должен закрыть дверь в избу, а он никак не мог, то двери не оказывалось, то её кто-то открывал всё время с той стороны, потом он сам стал дверью и до утра промучился, потрясённый невозможностью приложить усилие к самому себе. Утром проснулся мокрый, как мышь, но пошёл на поправку. Глаза его с тех пор поменяли цвет с карего на травянисто-жёлтый, а ощущение невыносимого, ломотного, едва ли не потустороннего бреда он запомнил на всю жизнь.
Вот теперь оно возвращалось.
— Барвин!.. — Горло пересохло, голос сипел. Лют никак не мог сглотнуть, слюна кончилась.
Существо вылезло из дырявой косой хибары, и, виляя опущенным хвостом, поползло к Люту. Лют, повинуясь порыву, присел.
Огромный жуткий пёс подползал всё ближе, едва ли не на брюхе. Лют заметил, что, если смотреть в сторону, то легко принять пса за худого, измождённого мужика: краем глаза движения казались людскими.
Барвин подполз к Люту и положил уроливую, короткомордую голову тому на колени.
Лют посмотрел ему в глаза и не увидел там ничего, кроме загнанной, забитой тоски. Тут он понял, что не так было с псом.
Глаза у него на морде был человеческие.
— Ты же знаешь, что это? — онемелыми губами, невнятно, как в кошмаре, промычал Лют, поднимая пистолет.
Барвин поднял голову и согласно качнул ею.
Лют прижал дуло к виску пса, прикрыл веки, успев, однако, прочесть в зрачках воспалённых глаз облегчение.
И нажал на спуск.
Осечки не было.
Только потом он взял нож. Стараясь просто отключиться от всего. Оно не стоило никаких денег, никакой платы ловчего, но уговор с ведьмой не оставлял ему выбора, да и долг дружбы тоже.
Больше я не буду, думал Лют. Я ничего больше не буду. Я куплю мельницу на берегу озера, на лугу, подальше от леса. Заведу селезней. Просто чтобы глядеть, как они плавают. Встречу девушку. И мне ничего больше не будет нужно. Никогда. Я сломаю пистолет, расплавлю меч, сожгу дорожную одежду и никогда не буду больше ходить в лес. Не буду пытаться никому помочь и никого спасти. И никакого колдовства. Даже гадания на картах. Никогда. Ничего. Только бы выбраться отсюда. Увидеть утро без дыма, без ветвей над головой, без крови на руках.

Лют выскреб ножом нутро и принялся разрубать рёбра.
Он свежевал Барвина, грея руки в крови, и бросал мясо в свою кожаную одёжу — прихватить что-нибудь в доме он забыл, а сил возвращаться не было.
Потом он как-то встал, бросив нож у изрезанного тела, глянул на отражение луны в крови, связал куртку узлом и вернулся в дом.
Молча отдал свёрток старухе, и та занялась им и крюком. Лют стоял столбом, он даже на пол был не в силах сесть. С рук капало.
Наконец что-то произошло, зачавкало за окном. Лют мотнул головой. Может, хоть что-то кончится в этой ночи. Или ему ещё кого-то надо будет убивать?..
Я ещё не дошёл до края, подумал Лют. Много ли осталось?
Верёвка натянулась, поползла, зашуршала по скверно ошкуренной балке. Стало холодно, в окно потянул сквозняк с запахом гнили, горечи, мускуса. На распахнутых стёклах проявились узоры, все как один похожие на закрученные рога. Сжались в испуге свечи, огонь в печи угас, только жар бегал по углям, туманясь белым пеплом.
— Держи огонь! — рявкнула Буга. — Хоть бы одну свечу!
Свечи в ответ начали гаснуть, исходя дымками.
Лют схватил огниво ледяными липкими пальцами, ударил. Раз, другой, третий, четвёртый. Свеча занялась неохотно, задымила, но огонь удержала. Лют поджёг от неё ещё одну, и ещё, первая тем временем погасла.
В окно полетел снег. Донёсся низкий дрожащий рык и шорох шагов. Тяжёлых, широких.
Тело девушки со связанными за спиной руками начало подниматься, петля сжалась вокруг шеи, натянулась уходящая в окно верёвка.
— Теперь, если он её через балку перетянет да в лес унесёт, значит погибла она. А если не осилит, значит, только погибель её на себя заберёт, а тело нам оставит, а тело без гибели живое.
Лют молчал.
Голые ступни оторвались от липкого стола с коротким мерзким звуком. Нагая девушка в петле под потолком выглядела едва ли не жутче всего, что Лют за сегодня видел. Голова её свесилась на бок, язык вывалился из открытого рта, но конец верёвки ещё держался между зубами. Лют увидел, как по языку потёк дым, поднимаясь к потолку. Снег перестал влетать в избу, затхлым дохнуло в спину: течение воздуха поменялось. Свечи мигнули. Облако дыма, колеблемое сквозняком, вытянулось в окно. Лют заметил влажные блики, двинувшиеся в лесной темноте, и поспешно отвёл глаза.
Тут погасли свечи, верёвка оборвалась, девушка упала на стол с глухим шлепком, а из очага выметнуло пламя, осветив всё ярким жёлто-оранжевым светом, и опало. В секунды вспышки Лют заметил в окне силуэт и похолодел до мозга костей. Он всё ж увидел того, кто тянул верёвку.
Воцарилась темнота. Хрупнуло за окном. Ещё. Ближе. Лют лихорадочно чиркнул огнивом.
— Зажги свечу. — Сухо и хрипло сказала Буга, и на последнем слоге голос её едва не взвился. — Свечу!
Что-то задело ставень, звякнуло стёклышко, влажно и медленно шурхнуло по подоконнику.
Искры освещали, казалось, только сами себя. В избе резко похолодало, будто и не было натоплено.
Наконец искра упала на фитиль, и свеча занялась бессильным, прозрачным огоньком.
Буга резко захлопнула ставни и заперла на железный крюк. Запахнула окно грязной шторкой. Узор на окне уже таял, что там за ним — видно не было. И хорошо, подумал Лют.
— Не ест он, — сказала ведьма. — Конину не берёт, да и псину выплюнул. Потянуть потянул, а жрать не стал.
Лют едва ли не отмахнулся. Он зажёг ещё несколько свечей; в печи тем временем оживал притихший было жар, с новой силой потрескивая дровами.
Теперь, при свете, Лют мог рассмотреть девушку.
Та лежала как упала. На спине, с руками за спиной. Но рот её был открыт, и она дышала. Рёбра ходили под грязной кожей.
— Дышит, дышит, хорош пялиться, — сказала Буга, орудуя кочергой в очаге.
Что-то потёрлось о стену дома. Снова звякнуло стекло.
— Зверь не уходит, — сказала Буга. — Плохо. Мясо ему не понравилось. Конь сдохший, а пёс паршивый. Спрашивай да отдадим её ему, провались она пропадом. Диковинно это — Зверя кормить тем, кого вытягивал, ну да и ладно. Пусть отец её с Костяного спрашивает, коли спросить может.
На губах девушки осел пепел, молодое лицо казалось безмятежным, рана возле глаза кровоточила широкой полосой. В густеющей крови плавали блики вновь ожившего пламени.
— А раз мы её на поживу, то глаз я всё ж заберу, — сказала старуха.
— Маэв, — позвал Лют.
Девушка открыла глаза. Ярко-оранжевые.
— Ты — Маэв? — спросил Лют дрогнувшим голосом.
— Где мои щипцы? — невпопад спросила вдруг Буга. — Здесь были щипцы.
— Вот они — ответила вдруг Маэв сипло, садясь одним плавным движением. Руки её оказались развязаны, и с размаху она всадила разогнутые длинные щипцы Буге в глазницы, проткнув мозги. Железо вошло с чавкающим хрустом и глухо ткнулось в кость.
Старая ведьма успела поднять руку, и всё. Маэв оттолкнула её связанными ногами в бедро, и убитая Буга упала, растянувшись в рост. Волосы её угодили в очаг и занялись мгновенно, за ними — засаленная одежда.
Лют рванулся вперёд, но Маэв уже взяла со стола нож, полоснула по верёвке на лодыжках и соскочила на пол.
Лют вытащил пистолет, надеясь, что изуверка не поймёт, что он не заряжен.
— Капсюля нет, — просипела та, нагнув обгорелую голову. Кровь из пореза разлинеила ей щёку и шею, скопилась над ключицей. В тёмно-красном плавали огненные блики.
Лют перехватил пистолет за ствол, Маэв сделала выпад ножом, И Лют отступил к двери.
Что-то тяжело прижалось снаружи к стене, зашуршало. Задрожали от низкого рычания свечи. Комната быстро заполнялась удушливым дымом. Лют сделал ещё шаг назад, парировал рукоятью прыткий удар ножа, выбросил левую руку, метя под дыхало. Маэв махнула лезвием, раскроив запястье. Лют ударился спиной о дверь, и в тот же момент массивное тело долбануло в доски с той стороны. Леденящий рык раздался в двух дюймах за спиной.
Лют на секунду потерялся в дыму и неверном свете, и не успел увидеть кулак Маэв, вынырнувший снизу. Она ударила его как мужчина, костяшками в подбородок, голова стукнулась о доски. Боль обожгла вооруженную руку, пистолет вырвало из пальцев, и его же рукоять опустилась на ключицу, ломая кость. Хрупнуло, Лют закричал и осел, тщетно пытаясь отмахнуться ногами.
Из дыма выплыло искажённое радостным оскалом лицо Маэв. Оранжевые глаза пылали. Лезвие прижалось к шее, выпуская кровь.
— Ты сумасшедшая, — сказал Лют, задыхаясь. — Но скажи мне. Просто скажи, в Мохаер, две девочки с нянькой, это же была ты?
— Ты думаешь я помню? — сипло спросила она, продолжая улыбаться.
Вот так. Лют о таком даже не думал. Он мог предположить, что она будет отпираться или наоборот, рассказывать подробности, насмехаясь, но так…
Лют заплакал.
Она взяла его за подбородок свободной рукой, не отводя ножа от шеи, и ударила затылком о дверь. Раз, другой. Он не смог поднять левую руку, а правая оказалась совсем уж слаба. Безразличным взглядом, каким-то краем разума чувствуя, что угорает в дыму, Лют посмотрел вниз и увидел, что сидит в луже крови. Большой луже. Наверное, нож задел вены.
Дверь отворилась, и Лют, потеряв опору, упал на спину, на крыльцо. Его сволокли по ступеням.
— Ого какой, — донёсся до него заинтересованный возглас Маэв. — Я так понимаю, пока ты не пожрёшь, меня не пропустишь?
Лют лежал на спине, снег падал на лицо, такой приятный, холодный. Наконец-то не пахло дымом, всё утонуло в железном запахе крови и ещё чего-то.
В поле зрения вплыла морда, и Лют поразился, насколько зверь велик. Он занял тело коня целиком, раздул его, шкура лопнула, натянувшись на выросших костях. Голые рёбра покрывала стеклянная розовая слизь, разросшиеся позвонки складывали могучую, перевитую чёрными лентами шею, лошадиная голова расщепилась на тонкие лучины костей, образовав словно венец клыков. Нижняя челюсть разошлась надвое, как жвала. В окровавленных зубах застряла шерсть.
Уродливое тяжёлое копыто наступило Люту на живот, и он закричал, слабо, бессильно.
— Ну ешь, ешь, — сказала Маэв где-то за краем видимого мира. — Потом поедем кататься.

>>133411903
Нормал, а мне, иногда, снятся чумные леса, с гигантскими грибами, дымкой спор, черепа на ссохшихся деревьях. Но не кошмар, что странно, просто уныние и тоску вызывает место, но не страх.

>>133416773
>гигантскими грибами
Ты переиграл в морошинд

>>133418890
Маэв оказалась сильно круче.

>>133419445
Ну тык все равно как то слишком изи Маэв ведьму убила. Думал, что Буга в последний момент оживет и даст просраться изуверке. А люта сделает очередным псом или отпустит, а тот вернувшись, будет травить охуительные байки над деревне. Но похуй.

>>133420796
Бля, он жив?

>>133421453
Да, это он просто прикалолся так.

>>133421453
Ну а хули ты думаешь то? Тот, кто снимал, его вытащил. Это постанова же.

>>133420796
чет шишка на такое дымится

>>133421790
Водяной, ты заебал уже.

>>133420110
Маэв запросто разговаривает с Костяным, которого побаивалась ведьма. Слишком уж имба.
Имхо, с объеденым лицом переборщили.

Всплываем.

>>133411903
Не та, но все равно спасибо. Реквестирую ту, которую ищут до сих пор...

Алсо, выражаю благодарность ОП за этот тред. Давно хотел его в /b/. Надеюсь, взлетит.

>>133411304
Это что, золотой пост?

Бля, болота вызывают у меня страх. Помню, когда был мелким, с дедом ходил за ягодами на болото в деревне. Так вот, дед мне рассказал про "окна". По его словам, это что-то вроде проруби в травяном покрове, который растет на воде и срастается так плотно, что ты идешь по нему, словно по земле. И в некоторых местах этот слой растений и их корней достаточно тонкий для того, чтобы ты под него провалился и утонул. С тех пор, я реально боюсь болот, потому что мне кажется, что земля может оказаться не землей и я упаду в темную воду, где захлебнусь и буду лежать на дне болота еще тысячи лет. Такие дела.

>>133411042 (OP)
Есть давняя идея - взять фонарь, пойти на просеку, собрать грибов, вдолбить, дождаться ночи и уйти в лес в случайном направлении.

>>133427188
Веткой в глаз. Или жопой в муравейник раз.

>>133427355
Была мысль что и фонарь лучше скотчем к голове примотать.

>>133427776
А нормальный фонарик, который на голове можно разместить, вера не позволяет купить?

>>133428596
В болотах же, няш.

>>133429580
Изъята в связи с новыми правилами предотвращения распространения запрещенной информации. Утеряна. Могу предложить кроме вышеупомянутой еще и политизированную (?) версию переработки пасты:
>Почему вы думаете в Рашке все такие несчастные? Я вам скажу почему. На болотах есть громадные древние механизмы их охраняет правительство не знаю для чего правда. Думаю там проводят исследования. Откуда я это знаю. Дело в том что мой дед служил на таком охраняемом объекте. Он рассказывал что эти механизмы высасывают счастье из людей. Пока дед служил там, несколько его товарищей покончили жизнь самоубийсвтом, он тоже был на грани но его успели перевести. Поэтому в Рашке никто и никогда не будет счастлив. Пруфов понятно нет, хотите верьте хотите нет.

>>133429580
И ты это, не уходи, оставайся с нами на кочке в треде.

>>133429705
Странная паста, на самом деле.
Я не могу точно сказать, что я её читал, но в то же время с ней знаком. И не просто где-то услышал, а точно видел, а может даже и читал.

>>133429911
Очень странная. Перетащю-ка сюда один пост из snача:
Алсо, пост одного анона из соседнего треда:
Ребят. Я чокнулся.
Это пасты, 2010-2011 года, про охраняемые военныит ржавые механизмы под болотами России, которые активируются, если их перестанут сдерживать отрицательные эмоции населения страны, ее нет!
Нигде. Архивы все перерыл, по крипитредам с 2009 года прошелся, включая тот самый пресловутый первый из Болототредов 29 апреля 2010 года. Ее будто бы не существует.
Но ладно бы ее я один помнил. Так ведь нихуя! Ее много кто вспоминает, особенно в последнее время, в 2016 году очень много результатов на "ржавые болота механихмы военные" - люди ищут. Я кстати не помнил, чтобы паста была со слов самого рассказчика, который прочитал дневник его охранявшего в секретности этот механизм бати, ныне почившего. Но все остальные детали - сходство один в один! КАК ТАК

P.S.
Есть мнение, что никакой пасты нет, и это просто развод для ньюфагов.

Не стоит вскрывать эту тему...

>>133430268
КУРИЛЬЩИК, ЕТО ТИ?

>>133430368
Да много кто её припоминает, судя по прошлым тредам

>>133430368
Могли и позже всплывать: >>133425762
>Я её точно где-то видел. Ну вот точно-точно.
Искренне надеюсь, что она найдется.
В одном из болототредов анон предлагал выложить пасту, но не просто так, хитрожопый говнюк. Якобы она у него имелась, но все это было без пруфов.

>>133430770
А чуть подробнее можешь вспомнить?

>>133430921
Просто помню одну крипипасту про ложные воспоминания, когда один психиатр рассказывал об этом своему другу, списывая это на ебанутость его клиентов, а потом вскрылось такое воспоминание между ними. И рассказчик предпочел не продолжать эту тему с психиатром. Вроде такая была. Не она случаем?

>>133431078
Очень похоже на неё.
Больше всего, что она и есть. Но ты её только помнишь и на харде её у тебя, конечно же, нет?

>>133431203
Все для тебя, анончик.

Мишка, друг мой, работает психиатром в областной больнице. И, как у любого психиатра, у него есть интересные пациенты и случаи из практики. Их не так много, как кажется, но попадаются прямо персонажи из кунсткамеры. И не все они такие уж и забавные, люди не от хорошей жизни лишаются рассудка, и уж точно не по своей воле. Например, он рассказывал о женщине. Встретишь ее на улице — и не поймешь, что что-то не так. Идет себе с коляской, улыбается. Иногда посюсюкает малыша, покачает его на ручках. А подойдешь ближе — это и не ребенок вовсе, а кукла в тряпье. Тронулась рассудком на почве трагической гибели дочери. После излечения женщина стала несчастнее, и выглядеть хуже, чем до. Вот и думай после этого — что лучше? Жить в иллюзии или в реальности?

В семь вечера, как по расписанию, в мою холостяцкую берлогу завалился Миха, бренча бутылками в пакете. Нехитрый стол для домашних посиделок уже был накрыт. Все как обычно — вобла, бутерброды и пивко.

— Задам тебе вопрос, — задумчиво протянул он. — Ты знаешь о теории «многомировой интерпретации»?

— Многомировой…что? — спросил я.

— Это одна из множества теорий квантовой физики. Она говорит о том, что возможно, существует бесконечное множество миров, похожих на наш. Отличия могут быть как и вовсе незначительными — например, в одном из миров ты поел на ужин сосиски, а в другом рыбу. Так и глобальные настолько, что не только наш мир может быть другой, но и вся галактика или вселенная, — закончил объяснять Мишка.

— Так и знал, что ты свихнешься на своей работе. Не зря есть такой анекдот: «В психбольнице, кто первый надел халат — тот и психиатр».

— Да ну тебя. Пытаешься просветить невежду, а тот еще и психом тебя называет. Как бы то ни было, именно с этого вопроса начал пациент, о котором я хочу тебе рассказать.



— Да, я знаю об этой теории. Но я хотел бы поговорить о том, ради чего, вы собственно, пришли? — спросил я у молодого, прилично одетого парня, пришедшего ко мне на прием.

Бегло пробежался глазами по его медицинской карте: 25 лет, ранее на учете в психдиспансере не стоял. В возрасте 19 лет произошла травматическая ампутация мизинца правой руки на производстве. Дальше шли стандартные ОРВИ и гриппы.

— Понимаете, есть два варианта событий, который со мной происходят. Либо это теория верна, за исключением того, что эти миры на самом деле пересекаются. Либо я сошел с ума и мне нужна ваша помощь, — он говорил спокойно, не проявляя признаков тревоги или страха. Стало понятно, что его поход ко мне был тщательно обдуман.

— Давайте, вы мне расскажете обо всем, что вас тревожит или беспокоит, а я после этого постараюсь подумать как и чем вам помочь, — честно говоря, он был последним пациентом в этот день. Так что я хотел побыстрее закончить и пойти домой.

— Начну с тех моментов, когда это началось, но я еще ничего не замечал или не придавал этому значения.

— Как вам будет удобно. Чем больше я знаю, тем лучше, — моя надежда уйти пораньше мгновенно погасла. Придется выслушать все, такова уж моя работа.



— Это началось три года назад. Однажды я вышел из дома и заметил, что что-то не так. Такое чувство бывает, когда приезжаешь в знакомую квартиру, а там убрались или что-то переставили. Ты даже точно не можешь сказать, что именно изменили, но чувство не пропадает. Когда я начал анализировать тот момент спустя два года, то вспомнил, что во дворе дома всегда рос дуб. Могучий, с толстыми ветками и мощными корнями. Я еще вспомнил, как в детстве собирал желуди под ним. А сейчас там росла лиственница! Такая же большая, и даже внешне похожа, но деревья совершенно разные!

Люди очень боятся менять свой привычный мирок. Им проще поверить в ложь, которая поддерживает его существование, чем в правду, которая его разрушит. Также поступил и я, убедив себя, что никакого дуба и не было, будто там всегда росла лиственница. Вспоминая все моменты потом, я понимаю, каким глупцом был. Постоянно убеждая себя не замечать истины, не веря своим глазам и воспоминаниям, я все ближе подходил к катастрофе.

После этого было еще много таких моментов. Многие были настолько незначительны, что я их и не помню. Расскажу о нескольких запомнившихся. Как-то раз, идя с другом, вспомнил о жвачке «Таркл», которую мы с ним часто покупали за рубль в ларьке. Внутри были еще переводные татуировки. Друг удивился, сказал, что они назывались «Малабар». Причем я был просто уверен, что он надо мной прикалывается. Дома погуглил — и верно, «Малабар»!

Потом был знакомый с рок-концерта, который не узнал меня и все удивлялся, откуда у меня его номер телефона и имя. Такие события с каждым разом происходили все чаще, а изменения все сильнее. Я уже не мог постоянно их оправдывать своей забывчивостью или изменчивой памятью. И все же старался просто не думать об этом. Я берег свой маленький мирок до последнего. Даже когда он весь был в заплатках и трещал по швам.

Последнее событие не было неожиданным, скорее наоборот, вполне предсказуемым, если бы я не был таким упертым ослом. Когда я пришел домой, меня застала непривычная тишина и темнота. Не было ни вечных диалогов героев сериала из телевизора, ни шкворчания или бульканья готовящихся блюд с кухни. Ни, что самое главное, приветствия моей любимой жены, Светы. Если она ушла гулять с подругами, то обязательно бы оставила записку, отправила смс или позвонила. Позвонить ей сразу мне не дало понимание, что дома все не так. Не было стенки, которая ей так понравилась, что я ее сразу купил. Вместо нее стоял мой старый комод. Более того, не было вообще ничего из ее вещей или того, что мы купили вместе. Из шокового состояния меня вывел телефонный звонок:

— Ты куда ушел с работы?! — по голосу я узнал своего начальника с прошлой работы, откуда я ушел пару лет назад и устроился на другую, по рекомендации тестя.

— Я же уже давно уволился, вы о чем? — недоумевал я.

— Ты там головой не ударился? На сегодня прощаю, но следующий такой раз, на самом деле будешь уволен.

Все произошедшее просто не укладывалось в голове. Не помню, сколько прошло времени, прежде чем я успокоился, и моя голова начала снова работать. В первую очередь я позвонил на свою работу, знакомым, друзьям, Свете. На работе обо мне ничего не знали. Друзья и знакомые даже и не знали, что я женился, хотя все они присутствовали на моей свадьбе. А Света…Света меня просто не узнала, или сделала вид, что не знает. Ее понимание того, что я о ней знаю, сильно напугало ее. После этого ее телефонный номер оказался недоступен.

Когда я успокоился, то начал анализировать происходившее со мной ранее. И мне пришли в голову две идеи: либо я сошел с ума, что наиболее вероятно, либо я каким-то образом путешествую между мирами, незаметно переходя из одного в другой. Эти миры мало чем отличаются, просто в одном был дуб, а в другом лиственница, в одном была жвачка «Таркл», а в другом «Малабар». И, наконец, в одном из них я опоздал на автобус, закрывший двери перед моим носом, и познакомился на остановке с прекрасной девушкой Светой. А в другом мире я, наверное, успел на этот треклятый автобус и проводил ее взглядом. Я бы мог снова найти ее, начать встречаться и снова жениться на ней. Но какой в этом смысл, если я сумасшедший или путешественник между мирами?

Продолжение.




Я много слышал печальных историй, видел матерей, убивших своих детей, посчитав их демонами во время обострения и после этого безутешно рыдавших, многое я повидал. Но о таком слышал впервые. На первый взгляд он сам придумал эти «другие» воспоминания, пытаясь сбежать от одинокой действительности. Но многое не сходилось. Предположим, телефоны и имена он узнал каким-то образом, но тогда почему он так много знает о своей «жене», если она с ним не знакома? Мутная история.

Я посоветовал ему побольше пообщаться с друзьями, узнать, не было ли у него травмирующих воспоминаний и откуда он мог узнать столько о Свете. Быть может, он знаком с ее мужем или родственником, узнал все о ней и заставил себя поверить, что она его жена. Я пожал ему руку и попрощался. Больше он на прием не приходил.

Его талон так и висел незакрытым, так что я позвонил, на оставленный им номер телефона. Тот, узнав кто я, и по какому поводу звоню, сильно удивился. Как он начал утверждать, ни к какому психиатру не ходил, ни о какой жене он не знает и посчитал, что его разыгрывают друзья. Но я все-таки уговорил его прийти на прием.

Когда Сидоров пришел и протянул мне руку, я вдруг вспомнил деталь, укрывшуюся тогда от меня. У этого Сидорова не было пальца, как и было написано в его карте. Но в тот, первый прием, увлеченный рассказом пациента, я не придал значения тому, что все его пальцы были целы.



После этого рассказа Мишка замолчал, и мы пили пиво долгое время в тишине. Мы оба думали об одном. Есть ли миры помимо нашего? Если они есть, то какие? Какие решения принимали мы там?

— А помнишь, как я сорвался с ветки и сломал ногу? А ты тащил меня на горбу добрых два километра? Представляешь, мои родители не помнят об этом, — решил сбавить напряжение я. — Может, коллективная амнезия?

— Нет, не было такого, — удивился Мишка.

Мы тревожно посмотрели друг на друга, но ничего не сказали. Никто из нас не захотел разрушать свои мирки.

Блять идите нахуй сраные болотоебы. Почему никто не угарает по степи?

Лол, как любопытно проявились пресловутые три разделительных звездочки, разбросанные по тексту :3

>>133431375
Я и по тому, и по тому угораю, зря ты так.

>>133431680
Рад, что помог тебе, анончик :3

>>133431790
Осталось механизмы найти.
У меня даже картинки в голове какие-то были. Огромные такие шестерни выглядывают из болот, но они почему-то не грязные и мокрые, а наоборот отполированные до блеска. Чому ж я такой впечатлительный?

>>133432131
Хз, у меня похожий образ был в голове при упоминании об этой пасте.

>>133432217
Пойду-ка я шапочку из фольги надену.

>>133431375
Ну доставай свою степь, кочевник. Оценим.

>>133432131
Мне снились такие пару раз. Возможно, под впечатлением от другой пасты про механизмы пасты.

>>133433114
Какой?

>>133431375
Ну ты где, кочевник?

>>133433173
Вот этой >>133411903

Бамп.

Не в тему, но пусть будет.

Дело было в лесистых горах Киргизии. Лагерь альпинисты разбили высоко в горах, в хвойном лесу, близ небольшого горного озера. Озеро сразу показалось им зловещим, уж больно тихо было вокруг него. На ночь, как полагается, разожгли костёр и стали рассказывать всякие страшилки. Около полуночи всем захотелось спать. Компания (их было пятеро) уже собралась идти спать, как вдруг со стороны озера послышался шум: то ли плач, то ли смех. Друзья решили проверить, чтобы спать было спокойнее. Когда они подошли к берегу, то никого там не обнаружили, но увидели кое-что поинтереснее. Над озером стелился необычный для такой погоды туман, в котором "плавали" белые огни. Вообще-то, считается, что блуждающие огни бывают на болотах, тем более зрелище было странным. Огоньки подплыли ближе к берегу, маня к себе. Вся компания стала подходить ближе. Казалось, что они сделали всего пару шагов к берегу, но уже стояли по колено в ледяной воде. Первым опомнился мой друг. Он дернул ближайших к нему товарищей за ноги, и те, плюхнувшись в воду, стали приходить в себя. Тем временем другие двое уже скрылись в тумане. Дно озера резко уходило вниз, и ночью в тумане и в ледяной воде искать их не было смысла. На следующий день трое альпинистов добрались до ближайшего населённого пункта и вызвали спасателей. Но те, "обыскав" всё озеро, ничего не нашли. Вечером этого же дня умерли другие двое, окунувшиеся в туман.

>>133425596
Филярий в средней полосе нет.
На болоте растёт полно вкусных и полезных ягод, грибы бывают. Разумеется, не надо есть вороний глаз или лазить по зарослям болиголова.
Болотную воду можно пить, прокипятив как следует, она зачастую достаточно чистая. А ещё есть фильтры и обеззараживающие таблетки.
В таком тумане часто бывает высокая концентрация фосфина. Он ядовит, но не настолько, чтобы умереть от пары вдохов.

>>133435568
Утонет. Болото же.

Эх, только в Карелию рвануть подумывал, и тут такой тред. Теперь точно поеду.

>>133436039
Пили потом болотный отчет.

Кстати, существуют ли вообще аноны из Суоярви?

>>133435597
И хуй с ним.

У меня, вроде, есть путь к тому тексту о болотах. Где механизмы делают людей несчастными. Но я покажу его, только если вы пообещаете хранить его в тайне.

>>133438462
Извиняй, ошибся. Думал что оригинал текста из "Сказок темного леса", но там только о хранилище хим. отходов в болоте.