И сразу бамп.

Вверх

Поэзия сдохла, пора уже признать это. Писал, в свое время, неплохие танка, да и просто верлибры, но давно уже перестал из за осознания бессмысленности этого. Какой смысл публиковаться, если читает жалкая горстка таких же графоманов, и коментят они же по принципу "кукушка и петух".

>в издаче полтора человека
А значит в /b вообще никого. Тут же дети обсуждают свои проблемки, опомнись на дваче нет идейных

>>130106891
>>130106911
И тем не менее вы откликнулись. Хотя да, прискорбно.

>>130107031
Остается только пилить контент для своего удовольствия, без возможности общаться на эту тему с кем-то.

Ну что же, видимо у б сегодня нет настроения. Тогда пусть тред тонет.

>>130107231
Дядь Витя все правильно сказал.

Татарский пробовал бороться, делая вид, что ничего на самом деле не происходит. Сначала это получалось. Тесно общаясь с другими людьми, которые тоже делали вид, что ничего не происходит, можно было на некоторое время в это поверить. Конец наступил неожиданно.

Однажды во время прогулки Татарский остановился у закрытого на обед обувного магазина. За его витриной оплывала в летнем зное толстая миловидная продавщица, которую Татарский почему-то сразу назвал про себя Манькой, а среди развала разноцветных турецких подделок стояла пара обуви несомненно отечественного производства.

Татарский испытал чувство мгновенного и пронзительного узнавания. Это были остроносые ботинки на высоких каблуках, сделанные из хорошей кожи. Желто-рыжего цвета, простроченные голубой ниткой и украшенные большими золотыми пряжками в виде арф, они не были просто безвкусными или пошлыми. Они явственно воплощали в себе то, что один пьяненький преподаватель советской литературы из Литинститута называл «наш гештальт», и это было так жалко, смешно и трогательно (особенно пряжки-арфы), что у Татарского на глаза навернулись слезы. На ботинках лежал густой слой пыли – они были явно не востребованы эпохой.

Стены молчали. Я молчал. Не стихал только дождь, заливая окошко у потолка. Не стихал уже месяц, а может и пару лет. Дождь был всегда, охранял стены от солнца. Солнцу здесь не место. Однажды он размоет этот мутный кусок стекла, эту вросшую в камень решётку, и я брошусь в его объятия. Скоро.

Я ничего не чувствовал. Время растворилось в пространстве, пространство затерялось во времени, а мысли вросли в безмолвные стены. Чёрные, расплывающиеся стены. Они сделали эту камеру моим космосом. Впитали и расщепили злобу, ужас, деменцию и прочие отходы моего мозга, которыми прежде травился я. Теперь только покой и ожидание. Дрейф сквозь бескрайний, безмолвный космос.

— Тук-тук.

Когда-то из стены стал доноситься голос. Но стены молчали. Всегда. Поэтому я не обращал внимания.

— Ты, я смотрю, веселишься. Понимаю. Сам такой же.

Со временем голос стал громче и приобрёл объём. Я продолжал молча наблюдать.

— Сколько же времени прошло? Эй, тут мимо время не пробегало? Шутка. Ха-ха.

В какой-то момент я испытал неприятное ощущение. Мне показалось, что голос вцепился в меня и отчаянно не хотел отпускать.

— Красивая у тебя туманность. Меняемся на мой квазар? Он, конечно, совсем ещё маленький, но представь, как он расцветёт в будущем! Давай, не будь жадиной.

Я пытался концентрироваться на дроби капель по стеклу, но вскоре и дождь не мог заглушить голос. Мне стало неуютно.

— Величественные, мудрые, прекрасные горы. Мне так их не хватает. Это ты отнял их у меня, слышишь? Ты!

Стены начали давить. Им не нравилось, что я чувствую.

— Ты должен остановить это. Слышишь меня? Я устал смотреть, как взрываются звёзды.

Дождь сердито забарабанил по темечку.

— Они умирают у меня на глазах. Взрываются, сжимаются и умирают. Тихо так, до тошноты тихо.

Холодно.

— Почему они молчат? Им что, не страшно? Разве это правильно — дарить тепло, а потом взрываться в этой мерзкой стерильной тишине?

— Оставь меня в покое.

Голос стих. Но всего на мгновение.

— Но ты ведь тоже умрёшь в тишине? Неужели тебе всё равно?

— Мне всё равно.

— Не верю я тебе.

— Не верь. Мне всё равно.

Голос смолк. Стало теплее.

Немного потрудившись, я сумел вернуть себе прежнее состояние. Теперь стены вновь растворятся, а дождь по-прежнему будет охранять меня от солнца. Ничто не потревожит мою Вселенную.

Однажды на моих глазах умерла звезда. Я шутки ради пытался разглядеть линию горизонта, которой, разумеется, не было, а мимо в это время пролетала она. Мы даже не успели обменяться взглядами. Всё случилось быстро и тихо. Бедняжку разорвало на пылинки, а потом словно кто-то всосал её через соломинку. Мне стало очень грустно. Она часто согревала меня. А теперь её нет.

А может, это меня нет.

Я замер и прислушался. Тишина. Всепоглощающая мёртвая тишина.

Я стал слушать чаще. Затем ещё чаще. Я стал слушать постоянно. И услышал. Что-то, позвякивая, стучит по стеклу. На ощупь я отправился к источнику звука.

Всё громче и громче. В какой-то момент звук приобрёл объём. Я ускорился.

В итоге я набрёл на стену. Она была необъятна и черна настолько, что поглощала весь свет вокруг себя. Однако рядом с ней мне сразу стало тепло. И мне захотелось остаться здесь навсегда.

Однажды я почувствовал пустоту внутри. Стало больно. Но потом я оглянулся и понял, что Вселенная тоже пуста.

В какой-то момент я осознал, что время шло — стена стала теплее.

А затем я увидел тонкий лучик света. Он пронизывал стену изнутри. Я вспомнил ту звезду, что тихо умерла у меня на глазах. Грусть и надежда посетили меня одновременно. И я постучался.

"Тук-тук".

Иногда песню хочется написать, на гитаре лабаю же, прям пиздец как хочется, прям разрывает на части, пытаюсь - не получается. Иногда получалось, но я куда-то тетрадку всрал.